Поймать лисицу - Станойка Копривица-Ковачевич

Она проводила Раде до самого дома. Расстались молча — кажется, в этот вечер они поняли друг друга, как никогда раньше.

В комнате было темно. Раде зажег лучину, затопил печь и испек картошку. Мать сидела на том же месте, где он ее оставил.

Когда картошка была готова, Раде позвал:

— Мама, идем ужинать.

Она смотрела перед собой отсутствующим взглядом. Малыш потянул ее за рукав. Раде отдал бы что угодно, лишь бы вывести ее из оцепенения. Лишь бы она стала такой, как прежде. И вообще — чтобы все стало как раньше.

— Поешь, мама, — попросил мальчик, видя, что она его не замечает, и снова дотронулся до ее руки.

— А, это ты, родной, — проговорила мать, приходя в себя.

— Я, мама, — ответил Раде, придвигая к ней картошку.

— Мы, кажется, поменялись местами, — медленно сказала мать, взяла в руки картофелину и принялась ее чистить.

Раде наблюдал за движениями ее рук. Как неживая. Он посмотрел на ее лишенное выражения лицо и содрогнулся. "Она как будто умерла!" — думал он в отчаянии.

— Вкусная картошка? — теребил он мать.

— Да, — ответила она, даже не взглянув на него.

Раде заплакал. Мать жевала картошку, отрешенно глядя в пространство, а он все плакал и плакал, пока не разразился рыданиями.

Словно вдруг очнувшись, мать перестала есть, прислушалась.

— Кто-то плачет? — спросила она, оглядываясь.

Раде и хотел бы остановиться, но не мог. Он вытирал слезы руками, размазывал их по лицу, а они вновь и вновь набегали на глаза.

— Это ты плачешь, Раде? — спросила мать внятно.

Взгляд ее прояснился, она долго смотрела на мальчика. Потом подошла, села рядом и начала вытирать ему слезы.

— Почему плачет мой малыш, мой Раде? — шептала мать, обняв его голову, прижав его к груди и нежно укачивая. — Почему плачет мой сыночек? — ласково повторяла она.

Его словно прорвало. Раде уже не плакал — он рыдал в голос, содрогаясь всем телом. Мальчику хотелось вырваться, убежать, спрятаться, но мать крепко держала его, не отпуская из своих сильных теплых объятий. Тихо покачиваясь, она баюкала Раде, как младенца, и равномерное покачивание постепенно его успокоило. Слезы иссякли, из груди все реже вырывались последние судорожные всхлипы, потом и они прекратились. Раде почувствовал, как исчезает, уходит неведомо куда накопившаяся за многие дни тяжесть.

Окончательно успокоившись, он заснул у матери на коленях.

На мельнице

С мешком за плечами Йоле спускался к мельнице.

Он ходил на мельницу и раньше — до войны с Райко, потом с соседями. Но теперь — впервые — шел один. Все уже запаслись мукой впрок — возили зерно на мельницу на лошадях. У них же лошади не было. Муки в доме не осталось ни горстки. Да и зерна у Йоле в мешке так мало, что и лошадь не нужна. Зерно заработали они с Раде, нанимаясь к односельчанам.

Йоле любил эти места — склоны гор, поросшие редкими деревьями, и реку с впадающими в нее многочисленными ручьями.

У них же наверху в жаркие дни вода совсем пропадала — пересыхали и пруды, и неглубокие колодцы. "Пожалуй, только с колодцем нам и повезло, — подумал Йоле. — У нас всегда есть вода, в любую жару".

Этот колодец вырыл отец — еще до болезни, от которой потом умер. Когда колодец был готов, соседи посмеивались: "На что тебе такой колодище, Милое?" В округе рыли только неглубокие колодцы.

"Ничего-ничего, — отвечал отец добродушно, — пригодится".

"Да к чему такая глубина?"

"А что за колодец меньше десяти метров? — шутил он. — Может, докопаюсь до живой воды…"

Были люди, которые одобряли отца, но большинство считали, что он не в своем уме. "Вот настоящий хозяин — начал с колодца!" — услышал однажды Йоле и сообразил, что намекают на незавидное хозяйство, доставшееся отцу после раздела с братьями. Йоле с удовольствием поколотил бы насмешников, но и ему самому не совсем понятным казалось упорство отца, и однажды, обидевшись на него за что-то, мальчик спросил:

— Ну зачем нам такой колодец?!

Йоле вспоминает, как отец, отложив в сторону лопату, достал кисет и сел рядом.

— Видишь ли, Йоле, — сказал он, делая первую затяжку, — без воды нет и жизни.

— Как это — нет жизни?

— А вот как, — продолжал отец, глядя куда-то вдаль. — Я убедился в этом, когда служил в армии. — Он замолчал, наблюдая за тающей струйкой табачного дыма. — Вот, к примеру, человек хочет построить дом. Что для этого надо? Известь и песок. А что надо, чтобы сделать штукатурку? Вода! Придут мастера, что они попросят? Опять-таки воду! Или, скажем, так: построит человек дом, купит скотину — что нужно скотине? Корм и вода. Понимаешь, всегда вода! Или вот: человек хочет посадить огород — не такой, как у нас, а настоящий, чтобы разные овощи росли. Что нужно овощам? Снова вода! Вот и выходит, нет жизни без воды. Понимаешь? Вода нужна и человеку, и скотине, и огороду. Всем! Запомни это.

— Ладно, — сказал Йоле.

Он улыбнулся при этом воспоминании. И еще он вспомнил, с каким увлечением отец рассказывал о том, как с помощью воды люди превращают пустыню в цветущий край. Об этом он тоже услышал в армии.

— Что такое пустыня, папа? — спросил он.

— А это, сынок, такое место, где ничего не растет. Один песок вокруг, — ответил отец.

— А что под песком?

— Тоже песок, — ответил отец и взялся за лопату.

— И что, ничего нет — ни деревьев, ни травы, совсем ничего?

— Ничего.

— А люди?

— Люди есть. Они живут по краям пустыни, а если надо ее переехать, седлают особых таких лошадей — у них на спине горб.

— Лошади с горбом на спине? — спросил Йоле изумленно.

— Дай-ка мне вон тот гвоздь… Обо всем этом узнаешь в школе. — Отец явно давал понять, что разговор о пустыне и лошадях с горбом окончен. — Я вижу, ты будешь хорошо учиться, быстро все схватываешь. — И он любовно потрепал сына по кудрявой голове.

Йоле хотел бы услышать еще что-нибудь об удивительных лошадях и пустынях, но отец не стал больше рассказывать. Наверное, и сам знал не больше, потому и напомнил мальчику о школе, где его научат всему чему надо, если будет прилежно учиться. "Вот вырастешь, выучишься на анжинера — обо всем этом, да и о другом тоже, будешь знать лучше всех", — как правило, завершал он свои наставления.

Йоле припоминает, что еще до завершения колодца отец стал жаловаться на боли в животе. Однажды ночью ему вдруг стало так плохо, что его отвезли в больницу. Там он и умер.

Вот все, что помнит мальчик об отце. И если б не колодец, которым пользуется теперь вся деревня, можно было бы подумать, что и сам отец, и его рассказы приснились Йоле когда-то давным-давно. Однако всегда при виде воды он вспоминает отца и его слова: "Без воды нет жизни".

Задумавшись, Йоле сидел на берегу реки, слушая журчание воды и рисуя в своем воображении пустыни, лошадей с горбом, буйные зеленые сады, и в ушах его звучал голос отца: "Видишь, сынок, без воды нет жизни".

— Действительно нет! — сказал Йоле вслух.

Он разулся, снял рубашку и вошел в реку. От ледяной воды сводило ноги, но это ему даже нравилось, и он долго плескался.

— Да, без тебя нет жизни, — с удовольствием сказал Йоле, выходя наконец на берег.

Настроение было превосходное. Мальчик закинул мешок за спину и пошел дальше.

У первой мельницы собралась в очереди толпа народу. Две неразгруженные телеги, много лошадей с поклажей. Здесь пришлось бы просидеть дня два, смекнул Йоле. Перескочив через отводной канал, он направился к мельнице Наила. Оглушительный грохот воды перекрывал все остальные звуки. "Вот это сила!" — подумал мальчик восхищенно. По обе стороны запруды возвышались голые отвесные скалы, и только на вершинах их виднелись невысокие деревья. Листья уже начинали желтеть, и деревья переливались разноцветными красками. Одно было светло-желтое, другое — потемнее, третье — совсем бурое, а кизил сверкал прямо-таки алым сиянием.

Подходя к мельнице, Йоле повстречал высокого усатого человека, ведущего под уздцы лошадь. "Господи, что там творится! — сказал он. — Пустой номер, сынок, надо идти ниже по реке — здесь не пробьешься".

И правда, все подходы к мельнице были запружены лошадьми, телегами, людьми. Йоле остановился в растерянности.

— Пошли к Симе, — предложил усатый. — Далековато, конечно, зато там наверняка не такая давка.

Йоле ничего не оставалось, кроме как согласиться, и дальше пошли вместе.

— Ты чей? — дружелюбно спросил усач, когда они немного удалились от мельницы.

Йоле ответил.

— А, значит, Радойкин. — Остановив лошадь, тот внимательно оглядел мальчика. — Дай-ка сюда, — спохватился он и взял у Йоле мешок.

— Да он не тяжелый…

— Понятное дело, — засмеялся незнакомец. — Однако чем дальше — тем будет тяжелее.

Некоторое время шли молча.

— А знаешь, — сказал усатый, с симпатией глядя на мальчика, — мы ведь были знакомы с твоим отцом. Хороший был человек. Жаль, рано умер. — Он снял шапку и отер пот со лба. — Вместе за девушками ухаживали, вместе пошли в армию. Меня взяли в кавалерию, его — в артиллерию. Он служил где-то в Сербии.