Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Неплохой результат, не правда ли, вояка, — пробормотал себе под нос специалист по поставкам оружия, направляясь к метке. Размахнувшись клюшкой, он послал маленький белый мяч прямо по дорожке, отправив его значительно дальше генеральского, да и положив его значительно лучше. — Это стоит четыреста миллионов, понимаешь ты, увешанный медными погремушками ублюдок.

Второе попадание.

* * *

— О чем это вы, объясните, ради Бога? — со смехом спросил сенатор, разговаривая по телефону. — Или мне стоит спросить, что еще затеял Ал Армбрустер? Ему не требуется моя поддержка по новому законопроекту, да он и все равно бы ее не получил. Как был ослом в Сайгоне, так им и остался, но ему обеспечено большинство голосов.

— Мы говорим не о голосах, сенатор. Мы говорим о «Женщине-Змее».

— Единственные змеи, которые мне попадались в Сайгоне, — это такие же подонки, как Алби, которые ползали по всему городу и притворялись, что знают все ответы, хотя на самом деле это было не так... И все же: кто вы такой?

В Вене (Вирджиния) Алекс Конклин положил телефонную трубку.

Третий промах.

* * *

Филип Эткинсон, посол при Сент-Джеймском дворе в Лондоне, поднял телефонную трубку и, подумав, что безымянный абонент под кодом «курьер из округа Колумбия» передаст ему какое-то сверхсекретное сообщение из Госдепартамента, автоматически щелкнул переключателем на редко используемом скремблере. Этот прибор создавал статические помехи на подслушивающих устройствах английской разведки, и Эткинсон уже предвкушал, как вскоре будет улыбаться своим хорошим приятелям в баре «Коннот», когда они спросят его о новостях из Вашингтона, Уж он-то знает, что у одного из них есть «родственнички» в МИ-5...

— Слушаю.

— Господин посол, я полагаю, что наш разговор не могут подслушать, — произнес низкий напряженный голос из Вашингтона.

— Совершенно исключено, если только они не сконструировали «Энигму» нового типа, что вряд ли возможно.

— Хорошо... Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в Сайгон и вспомнили одну операцию, о которой никто не любит говорить...

— Кто вы? — перебил Эткинсон, подаваясь вперед.

— Люди в том подразделении никогда не пользовались своими именами, господин посол. Кроме того, мы ведь не афишировали свою деятельность, верно?

— Черт побери, кто вы такой? Я вас знаю?

— Не пытайся угадать, Фил, хотя я и удивлен, что ты не узнаешь мой голос.

Эткинсон, широко раскрыв глаза, стал оглядывать кабинет, ничего не видя перед собой, только отчаянно стараясь вспомнить, кому принадлежит голос в трубке.

— Это ты, Джек? Поверь: я включил скремблер!

— Тепло, Фил...

— Шестой флот, Джек. Обычная азбука Морзе, только в обратном порядке. И очень крупные дела — очень крупные. Это ты, верно?

— Вполне вероятно, но это не имеет значения. Дело в том, что мы попали в полосу шторма — очень сильного шторма...

— Это — ты?

— Да замолчи ты, лучше послушай. Фрегат этого ублюдка сорвался с якоря и рыщет теперь по морю. Может навредить многим мелким рыбешкам.

— Джек, я всегда ходил по земле, а не по морю. Я тебя не понимаю.

— Тогда в Сайгоне выкинули из дела одного плута. Мне удалось узнать, что по каким-то причинам его держали под прикрытием, но теперь он собрал сайгонскую историю по крупицам. Он раскопал все, Фил. Абсолютно все.

— Боже праведный!

— Он готов запустить двигатель...

— Останови его!

— В этом-то все и дело. Мы не знаем, кто он. Все держится в большом секрете в Лэнгли.

— Боже правый, парень, в твоем положении ты можешь дать им приказ сдать позиции. Скажи им, что это — мертвое досье министерства обороны, которое никогда не было доведено до конца и предназначалось специально для дезинформации! Что все это фальшивка!

— Это может вызвать взрыв...

— А ты Джимми Т. в Брюссель звонил? — прервал его посол. — У него есть кто-то в Лэнгли, в самом высшем эшелоне.

— Сейчас я не хочу больше ничего предпринимать, во всяком случае, пока не закончу выполнять работу связного.

— Как скажешь, Джек. Ты ставишь этот спектакль.

— Смотри, чтобы твои фалы были крепко натянуты. Фил.

— Если ты имеешь в виду, чтобы я держал язык за зубами, можешь не беспокоиться, — сказал Эткинсон, сгибая локоть и напряженно соображая, где в Лондоне можно уничтожить эту безобразную татуировку.

В вирджинской Вене, по ту сторону Атлантического океана, Алекс Конклин повесил трубку и откинулся на спинку кресла, чувствуя, как в душе поднимается страх. Он подчинялся интуиции, как делал на протяжении более двадцати лет оперативной работы; косвенные намеки, витающие в воздухе, подтверждали его предположения и даже выводы. Это была шахматная блицпартия, в которой необходимы мгновенная реакция и изобретательность, а Конклин был профессионалом, иногда даже слишком. Есть такие вещи, которые не следует ворошить, пусть они, как не обнаруженные вовремя раковые заболевания, исчезнут в истории. То, что он обнаружил сегодня, как раз подпадало под эту категорию.

Третье, четвертое и пятое попадания.

* * *

Филип Эткинсон, посол в Великобритании. Джеймс Тигартен, верховный главнокомандующий войск НАТО в Европе. Джонатан («Джек») Бартон, в прошлом адмирал Шестого флота, в настоящее время председатель Объединенного комитета начальников штабов.

«Женщина-Змея». «Медуза». За этими словами тянулась целая сеть.

Глава 5

Словно бы ничего не изменилось за это время, подумал Джейсон Борн, чувствуя, что его второе "я", называвшееся Дэвидом Уэббом, постепенно исчезает. Такси привезло его в когда-то фешенебельный, но теперь заброшенный квартал в северо-восточной части Вашингтона, и так же, как пять лет назад, водитель наотрез отказался его ждать. Борн прошел по дорожке из каменных плит, между которыми пробивалась трава, к старому дому, отмечая про себя, как и в первый раз, что дом слишком старый, слишком ветхий и его давно пора капитально отремонтировать. Он нажал на кнопку звонка, подумав внезапно: а жив ли Кактус? Все о'кей: тощий старый негр с приветливой улыбкой и ласковым взглядом появился в дверном проеме совершенно так же, как и пять лет назад, щурясь из-под зеленого козырька. Даже слова, которыми приветствовал его Кактус, были незначительной вариацией тех, которыми он воспользовался пять лет назад.

— У тебя есть колпаки на колесах, Джейсон?

— Ни машины, ни такси нет — водитель отказался оставаться здесь. — Должно быть, всему виной грязные слухи, которые распускает фашистская пресса. Что касается меня, так я держу гаубицы у окон просто потому, что хочу заставить этих болванов соседей поверить в мои дружественные намерения. Давай, заходи. Я часто о тебе думал. Почему не звонил старику?

— Твой номер не зарегистрирован ни в одном справочнике, Кактус.

— Должно быть, по недосмотру. — Борн прошел в прихожую, пока старик закрывал дверь. — У тебя появилась седина, братец Кролик, — прибавил Кактус, изучая своего друга. — А в остальном ты не сильно изменился. Так, может, морщина-другая... десятая, но это только подчеркивает твою мужественность.

— Я успел также обзавестись женой и двумя детьми, братец Лис. Мальчиком и девочкой.

— Об этом я знаю: Мо Панов держит меня в курсе, хотя и не может сказать мне, где искать тебя... Правда, мне это и ни к чему, Джейсон. Борн медленно покачал головой.

— Я к тому же забываю кучу вещей, Кактус. Прости меня. Я забыл, что вы с Мо — друзья.

— Эх, этот добрый доктор звонит мне по крайней мере раз в месяц и говорит: «Кактус, негодяй ты этакий, надевай свой костюм от Пьера Кардена, ботинки от Гуччи и давай пообедаем». Я ему отвечаю: «Откуда старому ниггеру взять такие шмотки?» А он — мне: «Да у тебя небось супермаркет где-нибудь в самом дорогом районе города»... Конечно, это преувеличение, но, слава Богу, у меня действительно есть кое-что из недвижимости в спокойном белом районе, да ведь я туда и близко не могу подойти.

Пока оба смеялись, Джейсон внимательно всматривался в темное лицо и добрые глаза Кактуса.

— Я припомнил сейчас вот еще что: тринадцать лет назад в том госпитале в Вирджинии... ты ведь навещал меня. Кроме Мари и всяких правительственных ублюдков, ты был единственным.

— Панов понял, в чем дело, братец Кролик. Когда я работал на тебя в Европе, я сказал Моррису, что невозможно изучать лицо человека в лупу и не узнать кое-что об этом лице и о его хозяине. Я хотел поговорить с тобой о том, что нельзя было разглядеть в лупу, и Моррис решил, что в этом есть резон... Ну а теперь, когда час исповеди закончился, я должен сказать, что действительно рад тебя видеть, Джейсон, но, если начистоту, не так уж счастлив; ты понимаешь, что я имею в виду?

— Мне нужна твоя помощь, Кактус.

— В этом-то и состоит суть моего несчастья. Тебе и так пришлось достаточно хлебнуть, и ты не пришел бы сюда, если бы не рвался к добавке, а по моему опыту, который подкрепляется к тому же и моим пристальным изучением твоего лица, это едва ли пойдет тебе на пользу.