Карибский брак - Элис Хоффман

Пристани и окружающие их дома отделяло от остального города огромное пространство разлившейся воды. Мне пришлось найти человека с лодкой и заплатить ему, чтобы он меня перевез. В природе восстановилось спокойствие, небо было цвета индиго, в воде отражались облака. Именно таким, наверное, представлялся рай парижанам.

Последнюю часть пути до дома Адели я брела по колено в воде. Перед крыльцом валялась дохлая морская звезда. Хорошо, что дом был построен на сваях, прочно забитых в расщелины между скалами, иначе его унесло бы на край света.

На крыльцо вышла Адель. Взяв то, что я принесла, она обняла меня и сказала:

– Спасибо большое, но тебе не следовало добираться сюда.

Это действительно было опасно – и не только из-за того, что вода разлилась. На улицах сновали мародеры и стаи голодных бездомных собак. Адель сказала, что Жестина чувствует себя плохо и не встает с постели. Когда во время шторма морская вода стала хлестать в окна, они в страхе взывали к Богу и привязались к чугунной кухонной плите, самой тяжелой вещи в доме. Пол до сих пор был засыпан песком, синяя краска на стенах побелела от соли. Но зато, божилась Адель, через окно прямо на сковородку вплыла большая камбала. Они подумали, что это Бог преподнес им рыбу, чтобы они не умерли от голода. Они были христианками и верили в доброго Бога, который заботится о них.

Я сказала Адели, что решила пойти к ним, невзирая на наводнение, потому что скучала без них и хотела, чтобы они первые узнали мой секрет.

– Это не секрет, Рахиль. Я предсказала тебе будущее еще до твоей свадьбы. Я видела этого мужчину, его детей и всех других детей, которые у вас будут. А теперь скажи мне в ответ о моем будущем. Собирается ли твоя мать снова взять меня в дом?

Очевидно, мама распустила порочащие Адель слухи, и теперь она не могла найти другую работу. Я не стала ей говорить, что у мамы новая кухарка, так как не знала всех обстоятельств, но спросила Адель, что произошло между ней и мадам Помье, и она ответила кратко:

– Мы наговорили друг другу всякого.

– Очень плохого?

– Ну а как ты думаешь? Что хорошего могла сказать мне твоя мамаша? Она не хотела, чтобы мы с Жестиной оставались в доме.

Как раз этим утром мама велела одному из наемных работников выкопать любимый розовый куст Адели, но, к счастью, Энрике успел спасти его и взял к себе.

– Я поговорю с мамой, – пообещала я. – Она возьмет тебя обратно, и все будет по-прежнему.

– Ничто не будет по-прежнему, – возразила Адель. – Разве у тебя по-прежнему? Или у Жестины?

Я прошла в спальню, где лежала в постели Жестина. На ней была белая ночная сорочка без рукавов. Погода была жаркой, но пасмурной, как это бывает после бури, в воздухе витали приливные запахи. Я прилегла рядом с Жестиной, она открыла глаза. Девочками мы все делали вместе, и наша традиция не нарушилась. С ней произошло то же самое, что и со мной. Это было видно по ее сонному взгляду и по тому, как она дышала животом. Я была счастлива. Наши дети станут большими друзьями, как двоюродные братья или сестры. Они, по сути, и были родственниками, только взрослые не хотели этого признать. Именно из-за этого Аарона и отсылали в Париж.

– Надо было нам с тобой убежать, пока была возможность, – сказала Жестина. – Если бы ты не вышла замуж, мы могли бы уехать во Францию и ждать там Аарона, но ты предпочла влюбиться в детей месье Пети. После твоего первого визита в их дом я поняла, что мы никогда отсюда не выберемся.

Ее слова уязвили меня. Я поклялась, что в наших планах ничто не изменится, и скрепила свою клятву кровью, прокусив руку и запачкав простыню. Мы смотрели, как пятно расползается, принимая форму какой-то птицы. Я уверяла ее, что мы поедем во Францию после того, как родятся дети, и неважно, что я замужем. Я прочла недавно книгу по истории Парижа и рассказала Жестине о том, как строились улицы поверх тысячелетних подземных ходов, как в старину укрепляли берега острова Сите, чтобы он не уплыл даже при самом сильном наводнении. Я начала читать ей вслух сказку Перро о красавице, влюбившейся в чудовище, у которого было доброе сердце.

– Бог с ней, с этой историей, – сказала Жестина.

Тогда я взялась за принадлежавшую Эстер Пети старую французскую кулинарную книгу, которую также принесла с собой. Я читала ее так, словно это был сборник захватывающих историй, а рецепт булочек с каштанами выучила наизусть. Правда, мы с Жестиной никогда не пробовали каштанов и даже не видели их.

Вечером я сообщила мужу, что у нас будет ребенок, и он страшно обрадовался и стал благодарить Бога. Я же молилась о том, чтобы в нашей гавани всегда были корабли, которые могли бы увезти нас во Францию. Я приготовила булочки по рецепту первой мадам Пети, хотя у меня не было ни каштанов, ни миндального теста. Вместо этого я использовала патоку и папайю, и хотя это не соответствовало рецепту, результат оказался превосходным – пирог получился очень вкусный.

На следующей неделе мама готовила Аарону гардероб к отъезду. Дело было хлопотное, так что я взялась помогать ей, но настояла на том, чтобы в этом участвовала также Адель.

– Отец знает, что ты прогнала ее? – спросила я.

– Должен знать. Он же видит, что ее нет.

– Но ты сказала ему, что она ушла по собственному желанию.

– Не вмешивайся в эти дела, – оборвала она меня.

– Я скажу ему правду. Он терпеть не может лжи.

Момент был напряженный.

– Ты полагаешь, что пользуешься особым расположением Мозеса Помье, – бросила мать.

– Да, пользуюсь, – ответила я. – А ты?

– Я возьму обратно Адель, но не Жестину, – сказала мама. – По крайней мере, пока Аарон здесь.

Я поняла, что она знает об их отношениях.

Адель пришла на следующий день. Держалась она более замкнуто, чем обычно, но спустя некоторое время они с матерью разговаривали, будто ничего не случилось. Если бы.

На следующий вечер, готовясь к отъезду, кузен копался в одном из чемоданов, которые он собирался взять с собой, и нашел под отглаженным костюмом сверток с лавандой. Он вытащил его и озадаченно спросил меня, что это такое.

Я пожала плечами, хотя прекрасно знала, что это значит.

– Благодаря лаванде белье остается свежим даже после долгого путешествия.

Он отбросил лаванду, сказав, что ему хочется чихать из-за ее запаха. Я была уверена, что он не знает, зачем ее положили. Адель говорила, что лаванда заставляет мужчину быть верным женщине, которая его любит. Когда она после отъезда Аарона нашла сверток на комоде, то покачала головой:

– Не хочу больше видеть этого молодчика.

– Но он, возможно, вернется.

– Даже если вернется.

Я пошла на пристань вместе с родителями провожать Аарона. Никогда прежде не видела, чтобы мама так плакала. Когда кузен подошел ко мне попрощаться, я обняла его и прошептала:

– У нее ребенок от тебя.

Он не выразил удивления и лишь трижды поцеловал меня согласно обычаю. Я поняла, что он знает об этом, но у него не хватает пороха изменить свою жизнь и начать заново. Я пожалела, что мы не в сказке и я не могу чудесным образом поменяться местами с Аароном и уехать вместо него. Я ничего не взяла бы с собой, кроме карты Парижа и теплого черного пальто. Может быть, на берегу моей новой родины меня встретит Кот в сапогах, который поможет мне найти сокровище. Закрыв глаза, я пожелала оказаться на борту судна, когда открою их, а Аарон пусть поселится в доме на сваях, и мы оба будем на своем месте.

Но когда я открыла глаза, он был уже на судне, а я осталась.

В эту ночь я спала хуже обычного. Окна спальни я оставила открытыми, и Исаак дрожал во сне. В это время года днем свирепствовала жара, а ночи были сырыми и прохладными. Я видела сон, снившийся мне еще тогда, когда я была девочкой, и я знала, что если усну сразу, то сон вернется. В Париже меня ждал мужчина, который был готов выслушать мои истории о женщине-черепахе, о птице, облетевшей полсвета в поисках любви, и о людях, прибывших с яркой стороны Луны и оказавшихся здесь в плену вроде меня. Это было, конечно, нечестно по отношению к мужу и детям, но я ничего не могла поделать, я мечтала о другой жизни.

В этом доме стены не красили в синий цвет, отпугивающий духов. Поэтому иногда я не могла уснуть: видела первую мадам Пети в стоявшем в углу кресле, в которое я никогда не садилась. Розалия сказала, что это было ее любимое кресло и она перед смертью часто сидела в нем, укачивая Ханну. Она приехала из Парижа и так и не привыкла к жаре. Она лишь ненадолго выбиралась на воздух в своих плотных цветастых платьях из шелка и парчи, которые привезла из Франции. Розалия сказала, что она пряталась от солнца, так как кожа у нее была очень чувствительная, быстро обгорала и шелушилась; она плакала, когда ее кусали комары. Она боялась ослов и попугаев и редко выходила за ворота своих владений. Тем не менее у нее хватило силы духа бороться со смертью до тех пор, пока ее новорожденной дочери не присвоили имя. Она любила мужа. А теперь рядом с ним была я. Каждый вечер, ложась спать, я давала обещание заботиться о ее детях как о своих. Я объясняла ей, что не влюблена в ее мужа, хотя предана ему всей душой, и что он по-прежнему принадлежит ей. Я не признаю любовь, поэтому она может не бояться, что я займу ее место.