Координата Z - Захар Прилепин

вас, товарищи.

– Сложная картина, товарищ Сталин.

– Говорите, не стесняйтесь. Мне докладывали, что список книжных продаж возглавляют первая книга романа Алексея Толстого «Пётр Первый», четвёртая книга романа «Тихий Дон» Шолохова, «Повесть о настоящем человеке» молодого писателя Полевого… Это верная информация? Или есть изменения?

– Да, товарищ Сталин. В числе лидеров рынка – повесть про пионеров-педерастов.

– Интересная информация, минуточку, я запишу. «В числе лидирующих…» Так. А кто лидер рынка?

– Стивен Кинг, товарищ Сталин.

– Это который приветствовал наш польский поход?

– Нет, это который активно болеет на весь мир за поляков, Петлюру, Бандеру и США. И заканчивает каждое выступление словами «Слава Украине!».

– Что ж, пусть будут разные писатели в продаже. Он же мастер. Пастернак сказал, что Кинг – мастер. Но что у нас с продажами книг наших военкоров, наших поэтов, что на передовой и в тылу творят победу? Они есть хотя бы в первой сотне продаж?

– Нет, товарищ Сталин.

– Почему?

– Строго говоря, их вообще нет в продаже. Пока они не представлены в книжных сетях.

– Хорошо, товарищи, идите. Вас проводят. Вернее, встретят… Да, за Достоевского спасибо. Впрочем, не вам. Вы тут ни при чём.

…Тем временем российские книгоиздатели горевали: если Кинг уйдёт с рынка – люди, потерявшие возможность его читать, не встанут в очередь за книгами ватников и милитаристов!

В этом утверждении имелась своя формальная логика, которая выставляла Россию деспотией, лишающей своих читателей выбора. Но здесь, однако, не наблюдалось общей картины, которую стоило б лёгкими мазками дорисовать.

Был такой писатель – Максим Горький. В начала XX века его популярность казалась беспрецедентной. Он был одним из самых популярных писателей в мире. В пятёрку точно входил. Более того, он был самым популярным драматургом в мире, обгоняя по количеству постановок Ибсена и Чехова, и лишь Шекспир мог соперничать с Горьким. Собрания сочинений Горького – дорогие многотомники! – выходили на всех основных языках мира. Он был натуральной мировой суперзвездой.

Но потом Горький вернулся в СССР, поддержал политику Сталина, и в течение последующего полувека по его репутации нанесли невероятной силы удары. Имя Горького приобрело почти неприличное звучание. Ни один западный интеллектуал не рисковал сказать вслух о том, что ценит Горького. Его книги не стали менее гениальны, но его самого – отменили.

Оглушительной мировой популярностью обладала в тридцатые годы прошлого века вообще советская литература как таковая.

Роман Николая Островского «Как закалялась сталь» был переведён к 1938 году на 78 языков, а тиражи на всех континентах со временем пошли на миллионы.

Шолохов был звездой уровня Хемингуэя и Ремарка: «Тихий Дон» перевели к 1938 году на 55 языков, а «Поднятую целину» – на 53.

На 43 языка были переведены повести «Тимур и его команда» Гайдара и «Белеет парус одинокий» Катаева – ими зачитывались дети всего мира наряду с книгами Киплинга и Марка Твена.

После войны безо всякого преувеличения мировым бестселлером стала «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого, военная проза Константина Симонова, а чуть позже – Юрия Бондарева и Юлиана Семёнова.

В какой-то момент определённым силам стало понятно, что советская литература слишком востребована. И её, невзирая на законы рынка и очевидный читательский запрос, начали гласно и негласно отменять. Неспешно, тихо, но очень уверенно.

И в течение не слишком долгого периода времени – отменили.

Никто, знаете, не волновался там, что «наши читатели не будут вместо Горького, Шолохова и Полевого читать Флеминга». Нет новых переизданий советских авторов – нет проблем.

Эдуард Лимонов к 1991 году был среднеуспешный европейский писатель, переведённый на два десятка языков и премированный их институциями. Только во Франции к тому моменту вышло 22 его книги. Но он вернулся в Россию и выступил против демократических реформ, а потом поехал на югославскую войну поддержать сербов. Его сфотографировали с пулемётом (за которым в тот момент, признаться, он просто красовался) – и отменили на мировом книжном рынке в считаные недели. С тех пор его там не переводили, не распространяли и не рецензировали два десятилетия подряд. И никто во всей Европе не тосковал на тему: «Чего теперь читателям Лимонова – Кинга читать?» Убрали – и всё.

Когда я в 2005 году приехал во Францию и спросил о Лимонове, мне тихо ответили: «У нас не принято об этом человеке говорить вслух». «А книги его – они есть хотя бы в букинистических?» – спросил я. «Книг его нет нигде», – сказали мне.

И реально их не было нигде.

На Западе давно научились регулировать свой рынок по своему усмотрению.

Мои книги были переведены на 25 языков, в том числе на украинский – и в 2014 году я был самым продаваемым зарубежным писателем на Украине.

Потом меня отменили, и я их понимаю. Я их тоже хочу отменить.

Но отменили не только там, но вообще на всех континентах. Теперь мои книги есть только на Кубе и в Китае. Мои бывшие агенты даже не шлют мне приветов: я заразен для них.

И едва ли есть хоть одна газета в Европе, которая напишет: «Знаете, это нехорошо. Чего ж нам теперь, Бегбедера читать вместо Прилепина?».

У них давно всё это – норма. И лишь у нас воздевают руки и говорят: «Лукьяненко не заменит Кинга…».

Но Кинг – не Горький и не Шолохов. Не та трагедия, чтоб возрыдать.

Но наши либералы, конечно, всё равно будут печалиться и заламывать руки: ах, у нас снова железный занавес.

На фоне западных циников и манипуляторов мы такие смешные.

Такие смешные, что даже не смешно.

Лютый погиб

Актёр Артур Смольянинов, он же – боец Лютый из кинофильма о войне в Афганистане «9-я рота», едва началась большая украинская война, произнёс весьма показательный монолог.

– Покажите мне документы, – твёрдо сказал актёр Смольянинов.

За все эти восемь лет ни одного, сказал, документа ему так и не показали – о страданиях Донбасса, о неонацистских батальонах, о преследовании русскоязычных.

Услышав это, я развёл руками. Ну, разве что на донецкое и луганское кладбища стоило бы свозить этого стареющего паренька, но туда он не поедет.

– Если украинец говорит по-русски, как вы отличите его от русского человека? – спросил Смольянинов. Намекая на то, что война бессмысленна, так как идёт – между своими.

И здесь мне пришлось взять на себя эту печальную обязанность: ответить ему.

Ему – и всем, кто думает подобным образом.

Верно, Артур, ответил я, украинца никак нельзя отличить от русского. Правда, к нашему сожалению, среднестатистический украинец последнее время так не думает, и