В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - Свен Андерс Хедин

Обыкновенно хищники отбивают от стада одного или нескольких этих быстроногих животных, которые затем и загоняются расставленными по пути волками-загонщиками или в какой-нибудь тупик в ущелье, или на круто обрывающуюся скалу, где преследователи и окружают их, не умея карабкаться на высокие уступы, волки терпеливо ждут, пока тонкие ноги архара онемеют от усталости и бедняга скатится прямо в когти голодных хищников.

По словам киргизов, встреча с парой волков представляет для одинокого путника серьезную опасность. В подтверждение своих слов киргизы рассказывали мне много ужасных историй о волках. Так, несколько лет тому назад волки напали на перевале Талдык на одного киргиза, и через несколько дней нашли от последнего только один череп да кости. В другой раз один киргиз погиб во время бурана на перевале Кызыл-арт; через несколько дней труп его нашли в снегу, но лошадь его оказалась целиком съеденной волками. Один из моих проводников-киргизов и один джигит были прошлой зимой окружены двенадцатью волками; по счастью, люди были хорошо вооружены и застрелили двух волков, которые тотчас же и были пожраны своими товарищами; после того последние обратились в бегство.

В Бор-добе мы оставались день, и я произвел различные наблюдения. Между прочим, сделан был разрез снежного покрова, толщина которого равнялась здесь 91 сантиметру, и оказалось, что он состоял из шести различных слоев. Самый нижний был грязен, плотен и тверд почти как лед; самый верхний был чист и рыхл. Можно считать, что эти различные слои соответствуют различным периодам выпадения снега. Нижние слои сдавлены тяжестью верхних, и видно, что зимой снег доходит тут до двух метров глубины.

Утром 9 марта все мои киргизы пали на колена в снег, вознося Аллаху мольбы о счастливом перевале через опасный Кызыл-арт, где часто разражаются внезапные гибельные бураны. Я ждал тяжелого перехода, но оказалось, что Кызыл-арт далеко не представлял таких трудностей, как Тенгис-бай; да и надо прибавить, что с погодой нам посчастливилось на редкость. Уже около Бор-доба подымаешься на такую высоту, что подъем на самый перевал, находящийся на самом гребне Заалайского хребта, не кажется особенно крутым. Ручеек, который весной и летом струится вниз с перевала, замерз теперь до самого дна, и в прозрачном чистом льду его ясно отражалось голубое небо. Горы состояли по большей части из кирпично- и кроваво-красного песчаника, бурого или светло-зеленого и серого сланца, а дно долины все было усеяно щебнем и гальками — продуктами процесса выветривания.

Выше подъем на перевал становился понемногу круче и снег глубже. Но мы счастливо достигли гребня (4271 метр), где дул ледяной, северный ветер, пронизывавший нас до костей сквозь тулупы и валенки. На самом перевале возвышается курган — могила святого Кызыл-арта, представляющий кучу камней, украшенную «тугами», т.е. шестами, на которых навешаны разные тряпки, лохмотья и рога антилоп — дары благочестивых киргизов. Около кургана киргизы мои опять упали на колени и возблагодарили Аллаха за благополучный перевал.

Они сообщили мне, что Кызыл-арт был «аулие», т. е. святой, который во времена пророка направился из долины Алая на юг, чтобы распространять истинную веру, и во время своего странствования открыл перевал, носящий теперь его имя и служащий, как говорят, и местом его погребения. Другие киргизы давали более правдоподобное объяснение, что курган только сложен в честь святого, а не представляет его могилы. Кроме того, киргизы верят, что не открой святой муж перевала Кызыл-арта, и до сих пор нельзя было бы проникнуть в Памир. Предание говорит еще, что шесть братьев Кызыл-арта были также святыми и назывались Муз-арт, Кок-арт, Хатын-арт, Калын-арт, Гез-арт и Аг-арт. Все эти имена и приурочены к другим перевалам, ведущим в Памир. «Арт» — одно из многих существующих в киргизском языке слов, обозначающих «проход».

10 марта мы целый день ехали на юго-восток; сначала пересекли открытую корытообразную долину, окруженную низкими, одетыми снегом гребнями гор; на самом же дне долины снег лежал редкими жиденькими клоками. Прямо перед нами вырисовывалась обособленная гористая область; направо долина расширялась и граничила с низкими округленными холмами. Налево выступал к юго-западу низкий горный отрог, примыкавший к обособленной гористой области.

Местность по тому направлению, по которому мы шли, все повышалась, и после четырехчасовой ходьбы мы достигли небольшого перевала Уч-булака, с вершины которого открылась на юго-востоке чудесная панорама. На перевале снег доходил до четырех дюймов глубины и был покрыт настом — твердой и сухой корой, жесткой, как пергамент, и такой крепкой, что она зачастую сдерживала лошадей. Мы как будто шли по туго натянутой барабанной коже.

В 6 часов солнце село. Тени от гор на западе так быстро набежали на равнину, что взор еле мог уследить за ними. На востоке тени более медленно сползали по скатам гор; скоро лишь высочайшие пирамидальные вершины их остались еще освещенными солнцем. Через четверть часа вся местность была окутана сумерками. Горы на востоке вырисовывались на фоне темного неба голубовато-белыми холодными призраками, тогда как западные темнели черными силуэтами на блещущем яркими лазурными и пурпурными тонами горизонте.

С маленьким, хорошо подобранным караваном, состоящим из двух сартов-джигитов, двух закаленных киргизов, пяти верховых и двух вьючных лошадей, выступил я 11 марта на юго-запад по льду Кара-куля. Мы взяли с собой продовольствия и топлива на два дня, небольшую островерхую киргизскую палатку, кирки, топоры, заступы и бечевку с лотом. Остальные люди и лошади должны были отправиться к следующей стоянке, неподалеку от юго-восточного берега Кара-куля, и там ждать нас.

Рехим-бай и Ислам-бай измеряют глубину в проруби на льду озера Кара-куль 

По острову, где не было ни дорог, ни тропинок и где, по словам моих киргизов, до сих пор не бывало ноги человеческой, мы ехали с час, пока нашли удобное место для стоянки. Здесь разбили небольшую войлочную палатку; перед входом развели костер и, поужинав, провели среди Каракуля на высоте почти 4000 метров над уровнем моря холодную (— 29°) и дождливую ночь.

Окоченелые, промокшие и вялые выступили мы на другой день ранним утром и направились прямо к западу от острова. Пройдя 41/2 версты, начали делать измерения в западном бассейне озера. Внутреннее напряжение в массе льда, обусловленное одинаковым давлением со всех сторон, без сомнения, до некоторой степени нарушилось нашей ездой по льду, вызывавшей усиленное давление сверху, и нас все время преследовали самые странные звуки. То слышались басовые тоны органа, то как будто под нами перекатывали большие барабаны и били в них, то слышался стук захлопываемой двери кареты, то как будто швыряли в озеро большой камень. Визжащие и скрипящие звуки сменяли один другой; иногда слышались даже словно мощные взрывы подводных мин.