Cказ о Василисе - Егор Владимирович Денисов

в дверь.

— Дарьяна, пусти на постой девку, не нашенскую.

Дверцы открыла невысокого роста пышная женщина с накинутым платком поверх сорочки. Она молча смотрела на пришедших.

— Не смотри на меня таким грозным взглядом, я-то знаю, что душа у тебя добрая.

— И умеешь ты слова нужные найти, Буеслав, — отозвалась женщина.

Чертознайка отметила про себя, взор карих глаз, малость выцветших от возраста, был чистым, беззлобным и сосредоточенным. В нём не было никакого отрицательного чувства.

Хозяйка дома обратилась к поздней гостье:

— Ты можешь зайти в дом, — и она отступила, пропуская ту.

Расспрашивать девушку хозяйка дома не стала. Она выделила место на резной лавке у окна. Сходила в сенцы и принесла оттуда тулуп и подала его гостьюшке. Знающая, свернув его, подложила себе под голову. Женщина пошла спать в свой закуток. Знакомства и расспросы остались на следующий день.

Василиса уснула быстро и сколько проспала — неизвестно. А на утро следующего дня, когда ночная тьма сменилась утренней синью, зарево стало заниматься. Все в доме уже проснулись, и взрослые, и ребятишки принялись за свои каждодневные дела.

— Хозяйка, вы простите меня, но мне бы с Людмилой встретиться, — проговорила Василиса.

— Тебе зачем? И с которой? Наша деревенька хоть и небольшая, но двенадцать Людмил наберётся. Тебе какая из них нужна?

— Мне нужна та, что приходится бабушкой тринадцатилетней Благославы.

Хозяйка дома ахнула, а ребятишки, что не убежали на улицу по своим делам, вмиг навострили слух. Дарьяна опомнилась.

— Петр, — обратилась она к старшему сыну, — ты пирожков для себя и младших возьми, и дуйте-ка отседова.

Старший послушался матери и толчками принялся выпроваживать младших, поскольку те не желали уходить. Зачем, когда взрослые явно о чём-то интересном разговаривать будут.

— Брысь! — прикрикнула женщина на ребятню, и те, боясь получить помелом по заднему месту, дунули вон.

Женщина присела на стул.

— Не сможешь ты с ней встретиться. Померла она.

— Расскажите мне, от чего? Болела али что другое заставило женщину раньше времени Кондратью отправиться?

— Не знаешь ты, девочка, что несчастье случилось у неё. Убили Благославушку.

— Кто убил?

И хозяйка дома рассказала всё незнакомой девушке. Свободно, без всяких оглядок. Подчас родные и близкие люди могут творить такое, что нормальному здравому человеку и в голову не придет.

— И что ужасно спрашиваешь их, а они ответ дать не могут. Или он таковой, что в ужас приходишь. И взгляд у них …, — хозяйка дома замолчала и попыталась подобрать нужные слова, но у неё не вышло, поэтому она продолжила: — Наряду с этим они от души улыбаются, — Дарьяну передёрнуло от одних воспоминаний. — Мать её с хахалем так упились, что решили от девчонки избавиться.

И как Бог создаёт таких чудовищ? И пускай мы с давних пор не наивные люди, знающие, что справедливости по-хорошему нет никакой, но всё же хочется верить, что как Бог создал таких монстров, что не побоялись души невинной жизни лишить, так Он с них спросит, до единого поступка.

Нам остаётся верить и надеяться. Иначе зачем тогда всё, что происходит с людьми. Ой, чего-то я изрядно отошла от рассказа, — спохватилась хозяйка дома. — О самой Благославе ничего плохого не скажу. Но тяжёлая ей жизнь досталась. И не было в ней ничего хорошего. Изменений к лучшему не было, всё оставалось прежним. Не повезло девчонке с родительницей. Была она круглой сиротой при матери.

Настоящий отец девочки бросил их, когда той пятнадцать месяцев было. Через некоторое время Крижана стала прикладываться помаленьку к бутылке. Людмила, бабка её, делала всё возможное для девочки, пока в силах была. Мать же, когда трезва была, всё искала своего счастья в мужиках. Так что росла девчонка без материнской любви, наблюдая, как в их доме то появляются, то исчезают разные мужики.

В доме ужас творился. Часто пьющая и неадекватная мать и шумные компании мужиков. Ругань. Да наподдать могли ей для своего личного увеселения. Ела она плохо, потому что в их доме окромя закуски с выпивкой ничего не было. Если вообще ей удавалось поесть. Одежда была старой и поношенной, а новую ей никто не покупал.

Кто-то, может и жалел девочку, но в остальном всё стояло на месте. Ни у кого и мысли не возникало взять бедное дитя к себе. И так у всех своих детей и забот хватает. Да и, может быть, многие женщины боялись, что девочка как-то плохо повлияет на их собственных детей. Так что никто ничем не помог девочке. Ни одна из женщин не проявила к этому дитя материнской ласки. Не знала та, что такое, когда тебя родной или дочкой называют. Бабка, конечно, заботилась о ней, но нежностей не проявляла. Видно, не хотела тем самым ту привязывать. Так что Благославушка не знала, что такое, когда тебя поглаживают по голове.

Благославушке и так доставалось от очередного сожителя матери. Бил он её. Девочка потерпит и к бабке сбежит. Та её накормит, напоит, как может, утешит. Но нужно как-то дальше жить. Бывало, что очередной мужик, али сама Крижана явится и, устроив скандал, поволочёт дочь домой. А что Людмила может супротив двоих алкашей. Только слёзы вытирать, да за девочку молится к Богу. Будь она моложе и здоровее, ещё бы поборолась за внучку, а так уступила место годам. Сделали они её слабой. Трудно ей жилось. Не хотела, чтобы внученька видела её такой. Да и слечь она могла в любую минуту. И пришлось бы девчонке её на себе тащить, а этого Людмила позволить себе не могла.

А вот как вышло: ни внучка, ни бабка, ни прожили до конца свои жизни. Раньше их Кондрат прибрал. Как весть до Людмилы о пропаже внучки дошла, так прижалась к стенке, чтобы не упасть. В памяти всплыли все последние их разговоры. О том, как внученька упрашивала её оставить у себя и ни за что мамке не отдавать. При этих воспоминаниях у неё потекли слезы по щекам. Сердце сильно застучало.

Женщины отвели Людмилу до кровати. Кто-то за своей успокоительной настойкой побежал. Видно же, не в себе баба. Людмила то перед собой смотрела, то начинала говорить, что произошедшее её вина. Напоили её успокоительной настоичкой и уложили спать. Утром следующего дня, после сильного шока и чувства вины отнялись ноги у Людмилы.

— Нельзя так убиваться. Не хорошо это, — проговорила Нюра.

— У меня кроме внученьки никого не было. Значит, мне теперь особо и терять нечего.

— Опомнись, Людмила! — поддержали Нюру и другие бабы. Но она только попросила всех оставить её