Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока - Инна Свеченовская

Об этом напишет лирические стихи и Саша Блок. А много лет спустя признается: «Мои лирические стихи… начиная с 1897 года можно рассматривать как дневник». И дальше он будет писать, стараясь запечатлеть свою любовь к этой строгой, суровой девушке. «Помню ночные возвращения из Боблова шагом, осыпанные светлячками кусты, темень неприглядную и суровость ко мне Любовь Дмитриевны».

А потом лето кончилось. Она доучивалась в гимназии, он ходил в университет. Виделись мало, он был – весь порыв и ожидание, она – холодна и недоверчива. Лето 1899-го прошло спокойно: на столетие со дня рождения Пушкина играли сцены из «Бориса Годунова» и «Каменного гостя». Блок снова томился и выжидал, Люба казалась безразличной. На следующее лето к спектаклям Блок охладел, а вернувшись в Петербург, перестал бывать у Менделеевых. Неизвестно, как бы сложились дальше эти странные, нервозные и недосказанные отношения, если бы не его величество всемогущий Случай.

На Пасху 1901 года Сашура получил в подарок от матери книгу стихов Владимира Соловьева… и погиб. Почему погиб? И чем же мог настолько покорить его Соловьев, чтобы изменить свою жизнь? Для того чтобы это понять, нужно окунуться в атмосферу той России, в которой жил Блок. А точнее в модные течения, царящие в литературе. Обратимся к воспоминаниям Нины Берберовой. Она пишет: «К 1890 году, в эпоху, которую обычно именуют „эпохой политической реакции“, в русской литературе возобладала примитивная „гражданственность“. Она шла вразрез с великой русской поэтической традицией – традицией Пушкина, Лермонтова, Тютчева. Некрасов повел русскую поэзию по тупиковому пути: политическая тематика, бунт против режима, любовь к униженным… От писателя требовали, чтобы он служил общественным интересам. От поэта ожидали сострадания к „страдающим братьям“ или борьбы за лучшее будущее. К месту и не к месту вспоминали слова Некрасова:

Поэтом можешь ты не быть,Но гражданином быть обязан.

Те же, кто не желали быть прежде всего „гражданами“ и хотели оставаться поэтами, искали прибежища в философии…»

Среди поэтов-философов особенно выделялся Владимир Соловьев. Его считают одним из первых «чистых символистов». В основном он писал о том, что земная жизнь – всего лишь искаженное подобие мира «высшей» реальности. И пробудить человечество к истинной жизни может только Вечная Женственность, она же Мировая Душа. Впечатлительный, тонко чувствующий Блок сразу поддался этому учению. И к 1898 году Блока целиком и полностью захватила идея: Вечная Женственность стремится воплотиться в его поэзии не как объект зарождающейся любви, а как смысл и цель мироздания. И благодаря поэзии Владимира Соловьева, перегруженной идеями апокалипсиса, насквозь пронизанной духом Фауста Гёте, для Блока все то, что почти на уровне подсознания зрело в душе, вдруг обрело форму. И потом он сам об этом напишет: «Семейные традиции и моя замкнутая жизнь способствовали тому, что ни строки так называемой новой поэзии я не знал до первых курсов университета. Здесь, в связи с острыми мистическими и романтическими переживаниями, всем существом моим овладела поэзия Вл. Соловьева. До сих пор мистика, которой был насыщен воздух последних лет старого и первых лет нового века, была мне непонятна; меня тревожили знаки, которые я видел в природе, но все это я считал субъективным и бережно оберегал от всех». Поэтому Блок без долгих размышлений и определил суровую Любу в носительницы той самой Вечной Женственности и заодно – в Прекрасные Дамы.

О своих чувствах Саша не рассказывает никому, кроме матери. Александра Андреевна поддерживает сына.

Он по-прежнему поглощен своим увлечением театром и старается не пропускать ни одного стоящего спектакля. И о чудо!.. На премьере встречает ее! Прекрасную Даму! Давали короля Лира. Люба сидела полностью растворившись в действии пьесы. Тем более что Лира играл сам Салиньи. Блок подошел к ней. Люба подняла на него глаза и удивилась, как же он изменился. И как же стал хорош! Они заговорили о чем-то совсем незначащем. Блок больше молчал. Теперь он стал совсем немногословен. И все же поразил Любу своей начитанностью. Из театра вышли вместе. Падал снег и кружил точно рой веселых белых мух. Саша прочел ей стихи. Но Люба их не совсем поняла. «Нет, все-таки очень странный юноша, этот Саша Блок» – подумала про себя Прекрасная Дама, даже не догадываясь, что ее уже возвели на пьедестал. А Блок шел рядом и смотрел на красивое, суровое лицо девушки. Мимо пробежал мальчишка – разносчик газет и закричал: «Самоубийство студента! На первой полосе!»

«Да, – подумал Блок, – если она не ответит мне взаимностью, останется только застрелиться». А еще… Он подумал, что роман с Ксенией чересчур затянулся и пора с этим что-то решать. Но решать не хотелось. Хотелось, чтобы оно все как-то само собой закончилось, без бурных объяснений, мелодрам и прочей ерунды. От одной мысли, что предстоит разговор с Ксенией, ему становилось совсем грустно и даже тошно. А Люба все шла и шла впереди него, не зная о том, что его тревожит.

В этом же году Блок пишет изумительные стихи о Прекрасной Даме, и созданное им за последующие три года останется в русской литературе непревзойденным образцом чистоты, возвышенности и очарования. Но об этом он еще и сам не знает. Зато знает точно, что сделает утром следующего дня…

С утра он пойдет в оружейную лавку и купит себе револьвер, спрячет его в нагрудный карман и будет искать встречи с Любовью Дмитриевной. Если же она откажет ему во взаимности, то решительно и непременно застрелится. Однако к вечеру он уже был в том особом состоянии, когда его воображению являлась Она. И ему дано только смотреть на нее и благословлять. Вот так, кружа зимним вечером на Васильевском, он снова встретил Любовь Дмитриевну. Она шла на курсы. Блок пошел за ней, не спуская глаз, но все же не решаясь подойти к Прекрасной Даме. На следующий день все повторилось. И вскоре это переросло в своеобразный ритуал. Хождение около островов и в поле за Старой деревней, у устья реки. Солнце опускалось в воду, небо становилось красным, стояли короткие светлые ночи, одно время года сменялось другим, а Блок все кружил и кружил по вечернему городу, молчаливый паж Прекрасной Дамы, пытаясь прочесть знаки земли и неба. «В том же мае я впервые попробовал внутреннюю броню – ограждать себя от Ее суровости…»

Для Блока 1902 год был очень сложным. Кажется, именно тогда он стал программировать себя на гибель. Тем более что милый, славный Кока уже показал ему путь… Но что же произошло в этом году?

Один за другим, с разрывом в три месяца, покинули этот мир дед и бабушка Блока. И сам он оказался в двух шагах от гибели. На смерть деда, буквально на следующий день, он написал стихи, которые так и называются: «На смерть деда» – и которые начинаются словами: «Мы вместе ждали смерти или сна». Дождались и опять-таки не опечалились, а отпраздновали. Старец «с веселыми глазами… смеялся нам», и «было сладко» в отлетающей душе «увидать веселье». Отпраздновали, отпраздновали, чего уж там! Даже это слово – праздновать – пробралось в последнюю строку. А следующее стихотворение, написанное через два дня, начинается бодрым призывом: «Не бойся умереть в пути».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});