Дьявол носит «Прада» - Вайсбергер Лорен

— С ума сойти, правда? Миранда самая популярная женщина в мире, — выдохнула Эмили из самой глубины души. Она схватила листочки и уставилась на них с таким выражением лица, которое лучше всего описать как «сладострастное». — Ты видела когда-нибудь такие восхитительные вещи? Может, самое приятное в нашей работе — это открывать все ее подарки.

Я смутилась. Мы открываем ее подарки? Почему же она сама это не делает? Я спросила об этом у Эмили.

— Да ты что, рехнулась? Девяносто процентов всего этого Миранде не понравится. Некоторые подарки просто оскорбительны, я их даже показывать не буду. Вот, например, — сказала она, выхватывая маленькую коробочку. Это был радиотелефон фирмы «Бэнг энд Олуфсен» — серебристый, гладкий, обтекаемой формы, с диапазоном уверенного приема до двух тысяч миль. Всего несколько недель назад я была в универмаге, видела, как Алекс пускает слюни, любуясь на их стереосистему, и знаю, что такой телефончик стоит по крайней мере пятьсот долларов и имеет все навороты, какие только может пожелать небедный покупатель. — Мобильник. Представляешь, у кого-то хватило наглости послать Миранде мобильник. — Она перебросила его мне. — Возьми, если хочешь, я даже не буду ей это показывать. Она выйдет из себя, если узнает, что ей прислали что-то электронное.

Она произнесла слово «электронное» так, как будто оно означало то же, что «заразное».

Я спрятала добычу под стол и постаралась не улыбаться. Вот здорово! Это было именно то, чего так недоставало в моей новой квартирке (у меня в комнате был спаренный телефон), — и вот я получаю пятисотдолларовую вещицу, при этом совершенно бесплатно.

— Ну вот, — продолжала Эмили, вновь усаживаясь на пол в позе лотоса, — давай-ка упакуем эти бутылки вина, а потом можешь открыть подарки, которые пришли сегодня. Они вон там, — указала она на разноцветную гору коробок, сумок и корзинок за ее столом.

— А это то, что мы посылаем от имени Миранды, да? — спросила я, начиная заворачивать одну из коробок в плотную белую бумагу.

— Ну да. Каждый год, как обычно. Высшая каста у нас получает «Дом Периньон» — сюда входят руководители «Элиас» и видные дизайнеры, которые являются личными друзьями. Еще ее юрист и бухгалтер. Середнячкам мы посылаем «Вдову Клико», этих большинство: учителя девочек, стилисты, парикмахеры, Юрий и прочие. Для всякой мелкоты есть кьянти «Руффино». Это в основном те, кто присылает формальные подарки, только чтобы отделаться. Кьянти отправляется ветеринару, приходящим няням, которые замещают Кару, служащим магазинов, куда Миранда частенько заходит, и людям, которые ухаживают за ее летним домом в Коннектикуте. В общем, я заказала этого добра на двадцать пять тысяч долларов, «Шерри-Леман» заказ выполнил, и теперь у нас, как обычно, уйдет не меньше недели на то, чтобы все упаковать. Ничего, «Элиас» все оплатит.

— Наверное, было бы вдвое дороже, если бы упаковкой занимался «Шерри-Леман», да? — поинтересовалась я, все еще переваривая сведения о подарочной иерархии.

— Да ты что? — фыркнула она. — Уж можешь мне поверить, здесь не привыкли мелочиться. Просто Миранде не нравится их оберточная бумага. В прошлом году я пробовала давать им нашу белую, но у них все равно не получаются такие хорошенькие свертки.

В ее голосе прозвучала гордость.

За этим занятием мы просидели до шести часов, и Эмили неустанно просвещала меня относительно всего происходящего в этом странном и увлекательном мире, а я, по мере своих сил, старалась следить за ходом ее рассуждений. В тот момент, когда она расписывала, какой именно кофе любит Миранда (латте с двумя кусочками нерафинированного сахара), в дверях появилась запыхавшаяся блондиночка, державшая в руках плетеную корзину размером с детскую коляску. Внутрь она не входила, словно бы опасаясь, что, стоит ей сделать шаг, как мягкое серое ковровое покрытие превратится под ее ногами в зыбучий песок.

— Привет, Эм. Вот… юбки принесла. Извини, что так долго, — в такое время, между Днем благодарения и Рождеством, никого не найдешь. Думаю, тут ей кое-что должно понравиться, — кивнула она на свою корзину, полную сложенных юбок.

Эмили, все так же сидя на полу, посмотрела на нее с плохо скрываемым презрением.

— Положи на мой стол. Я отошлю назад все, что не подойдет. Наверняка большую часть, если их подбирала ты. — Последние слова она произнесла очень тихо, только для меня.

Блондиночка выглядела смущенной. Не бог весть что, но вполне миленькая. И с чего это Эмили так ее ненавидит? Я сегодня целый день моталась по городу, выслушивала ее поучения, пыталась запомнить сотни лиц и имен — так что тут я даже спрашивать не стала.

Эмили поднялась и, подбоченясь, заглянула в корзину. С пола мне было видно, что там лежало около двух дюжин юбок — разных цветов, из разных тканей и разной длины. Неужели она даже не намекнула, что именно хочет? Не сказала, для чего это ей нужно — для делового обеда, теннисного корта, а может, для того, чтобы на пляже надевать поверх купальника? Что подойдет лучше: шифон или хлопок? И откуда это можем знать мы?

Казалось, что сейчас я получу ответ. Эмили поднесла корзину к дверям кабинета Миранды и осторожно, с почтением поставила ее на ковер недалеко от меня. Сев на пол, она начала вынимать из нее юбки — одну за другой — и раскладывать их вокруг нас. Вот изумительной ажурной вязки полотнище радикального цвета фуксии — от Селин; жемчужно-серая юбка с запахом — от Кельвина Кляйна; черная замша, расшитая по низу черным же бисером, — от самого мистера де ла Ренты. Там были красные юбки, юбки цвета небеленого полотна и сиреневые, юбки из кашемира, юбки с кружевами. Длина нескольких была как раз такой, чтобы элегантно покачивать ими у самых лодыжек; другие были такие короткие, что напоминали колпачки от зубной пасты. Я взяла одну, длиной до середины икры, красавицу из коричневого шелка, приложила ее к талии — но ее ширины хватало только на одну мою ногу. Еще одна юбка опустилась на пол облаком тюля и шифона — казалось, она была сшита для светского раута на свежем воздухе где-нибудь в Чарлстоне. Потом показалась линялая джинса с огромным коричневым кожаным ремнем, потом нечто серебристое — полупрозрачный чехол и прозрачная, в морщинках, легкая верхняя юбка. Что же это такое?

— Похоже, юбки — это пунктик Миранды, а? — сказала я, чтобы хоть что-то сказать.

— Вообще-то нет. У нее есть некоторая страсть к шарфам. — Эмили избегала смотреть мне в глаза, как человек, признающийся, что подцепил лишай. — Это одна из ее причуд, о которых тебе следует знать.

— Да ну? — произнесла я, стараясь, чтобы в моем голосе звучало удивление, но не озабоченность. Страсть к шарфам? Я любила одежду, сумки, туфли — как любая другая девушка, — но не могла бы назвать это страстью. И что-то в голосе Эмили подсказывало мне: тут все не так просто.

— Да, ей, конечно, может в том или ином случае потребоваться юбка, но по-настоящему она любит шарфы. Знаешь, это что-то вроде фирменного знака. — Она посмотрела на меня. По моему лицу было видно, что я не понимаю, к чему она клонит. — Ты ведь помнишь ее на собеседовании?

— Ну конечно, — быстро соврала я, чувствуя, что не стоит говорить этой девушке, что я и имя-то Миранды не могла запомнить, не то что ее одежду. — Но я не уверена, что помню шарф.

— Она всегда, всегда, всегда носит белый шарф от «Гермес». Чаще всего на шее, но иногда повязывает им волосы, а случается, использует вместо ремня. Это ее фирменный знак, фишка. Все знают, что Миранда Пристли носит белые шарфы от «Гермес», и не важно почему. Разве не здорово?

В этот самый момент я заметила, что сквозь шлевки джинсов Эмили пропущен желто-зеленый шарф, он едва выглядывал из-под ее белой маечки.

— Она любит иногда задать задачку, как сейчас, например. А эти идиоты из отдела моды никогда ничего путного достать не могут. Ты только посмотри, некоторые просто ужасны. — Она подняла потрясающе красивую струящуюся юбку, чуть более нарядную, чем все остальные, благодаря золотистому мерцанию на желто-коричневом насыщенном фоне.