Завтра нас похоронят - Эл Ригби

Кажется, ребята ждали от меня каких-нибудь указаний, а может быть, обнадёживающих слов. Но я не могла дать им ни того, ни другого. И снова все разошлись заниматься своими делами — в воздухе по-прежнему чувствовалось странное напряжение…

Инспектор

[Надзорное управление. 12:59]

Всё, что можно было утаить, он, кажется, утаил. И комиссар, уже выслушав рассказ о криминальных отчётах из архива, приблизился:

— Тебе сильно досталось?

— Нет, ничего серьёзного.

Ланн выдвинул ящик своего стола и достал оттуда пузырёк с йодом:

— Твои руки надо обработать. Давай помогу.

Карл неуверенно приблизился. Ланн, смочив клочок ваты, начал осторожно прижимать его к ссадинам.

— Почему ты не сделал этого сам дома? Тебе же не восемь лет.

— Забыл, не было времени, — отозвался Ларкрайт, глядя на свою руку, которую здорово жгло. — Спасибо.

Забота была непривычной — особенно от Рихарда. Что-то в ней настораживало. Наконец Ланн убрал йод в ящик. Лицо оставалось непроницаемым. Инспектор хотел отойти, но комиссар остановил его:

— Я надеюсь… ты не наделал вчера глупостей и не израсходовал ни одного служебного патрона? Оружие ведь зарегистрировано на тебя, а мы не можем сейчас вступать в открытый конфликт.

— Нет, герр Ланн, — глухо ответил Карл.

— Хорошо… Мне нужно сказать тебе ещё кое-что.

— Говорите.

Он был готов. И всё равно мучительно скривился от боли, когда пальцы сильной руки жестко вцепились в его волосы:

— Ещё раз попытаешься обмануть меня — я убью тебя, — в голосе, звучавшем возле самого уха, слышалась едва сдерживаемая ярость. — Свяжешься с этими отродьями — я убью тебя. И никто тебя не хватится. Ты здесь не существуешь. Понял?

— Понял, — шепнул Карл. Ему стало тяжело дышать, в глазах слегка потемнело. Как и всегда, неожиданная боль в соединении с ещё более неожиданной заботой была намного сильнее просто боли. Но он ответил уже твёрже, собирая всю оставшуюся волю: — Да, герр Ланн.

— Хорошо, — Рихард выпустил его, и инспектор попятился. — Я отвечаю за тебя. Я…

Взгляды снова встретились. Комиссар вдруг осёкся и замолчал, что-то дрогнуло в его лице. Карл хотел сказать что-то, но…

— Теперь вон отсюда.

Выйти Ларкрайт не успел: дверь открылась, и на пороге появилась Мила. В руках она держала трубку радиотелефона, в которой кто-то истошно верещал. Окинув мужчин взглядом, она доложила:

— Одно из… — небольшая пауза, — логов… кажется, там проблемы. Мне только что позвонили.

Первой, о ком подумал инспектор, была малышка Вэрди. Коты могли поймать её по дороге, и это его вина, что он не настоял на своём и не проводил её. Рихард тем временем вернулся к своему столу и начал перебирать какие-то бумаги:

— В таком случае, пошли туда пару свободных ребят. Пусть разберутся.

— Разбираться… — Мила ещё раз поднесла к уху трубку, из которой теперь не доносилось ничего, кроме гудков, — там уже не с чем. Повторяю, звонок сверху. Ехать должны вы. Это дело особой важности.

На лице комиссара Ланна отразилось раздражение, но он справился с собой. Сгрёб в стол бумаги, сунул в карман пачку сигарет, зажигалку и кивнул:

— Как будет угодно их светлостям. Собирайтесь, герр Ларкрайт, мы выезжаем через пятнадцать минут.

Вслед за Милой Карл вышел из кабинета, и тут же на него обрушилась лавина звуков: полицейские галдели, кто-то о чём-то спорил, кто-то говорил по второму телефону. Было накурено. Привычная рабочая атмосфера, ничего необычного… кажется.

Застёгивая мундир до самого горла и поправляя кобуру с оружием, Карл смотрел на серое небо за окном и думал о Вэрди, и от этих мыслей у него начинали дрожать пальцы. Нет. С ней ничего не случилось, это невозможно. Она жива и здорова. Вот только эта формулировка… Разбираться там уже не с чем. Справившись с собой, Карл попытался думать о другом. Главное — крепко стоять на ногах, говорил он себе.

Комиссар

[База Речных. 15:25]

Когда они вышли из машины, ветер уже буквально сшибал с ног. До зимы оставалось не так долго, и сегодняшний день чётко давал это понять.

Рихард привычно поднял воротник и увидел, что Карл повторяет этот жест. По превратившейся в жидкую грязь земле они направились дальше — вдоль реки, нёсшей свои тёмные воды. База группы крысят, которая во всех уголовных делах фигурировала как «Речная банда», располагалась чуть дальше, вверх по течению, за чахлой еловой рощей — раньше там находился крупный завод по производству игрушек. Добраться туда было практически невозможно, даже на служебном автомобиле Ланна, специально предназначенном для езды по бездорожью. Но зато другая машина, ещё более мощная, кажется, справилась с такой задачей — об этом свидетельствовали глубокие рытвины, оставленные шинами, и смятая, а местами вырванная с корнями трава.

— Коты, — негромко произнёс Карл. — И… думаю, уехали давно. Зачем мы здесь?

— Я думаю, Гертруда просто хочет, чтобы мы увидели это лично, — неопределённо ответил Рихард, чуть ускоряя шаг. — И уверен, на месте уже работают.

Инспектор снова замолчал, опустив голову. Карл почти ничего не говорил всю дорогу и сейчас, казалось, был чём-то сильно обеспокоен: оглядывался, точно ожидая увидеть кого-то, спотыкался на ровном месте. Рихард нахмурился и уже собирался поинтересоваться о причинах такого поведения, но впереди замаячила полуразрушенная ограда завода. Комиссар был прав: их ждали. Несколько с большим трудом заказанных из-за рубежа маневренных автомобилей, принадлежащих Управлению по особо важным делам, выстроились перед воротами. Водитель одной из них курил, привалившись к капоту. Заметив полицейских, он махнул рукой:

— Герр Байерс вас уже ждёт.

Жест был исполнен ленивого превосходства, но Рихарда это не задело: он уже привык, что особо важные всегда ставили себя выше других. Даже мелкие шавки за рулём. Мимолётно кивнув водителю, он прошёл мимо автомобилей к распахнутым воротам. Осторожно переступил через сорванный моток колючей проволоки и огляделся.

База была разгромлена: о том, что здесь кто-то когда-то обитал, напоминали лишь горы относительно свежего мусора — картофельных очистков, пустых бутылок, бумажных пакетов, ярких упаковок от конфет и старых игрушек. Глядя на всё это, можно было подумать, что Речные живут не так уж плохо. Или жили…

Пятна крови на траве бросились комиссару в глаза почти сразу. Их было не так много, но всё же вполне достаточно, чтобы понять: без боя дети сдаваться не собирались. Карл тихо окликнул его и указал на несколько стреляных гильз, потом — на стоявший в дальнем углу запущенного двора бронетранспортёр. Ланн тяжело вдохнул:

— Не помогло…

— Герр Ланн, герр Ларкрайт!

Резкий голос доносился со стороны центрального корпуса — старого кирпичного здания, смотревшего на мир черными провалами выбитых окон. На крыше по-прежнему сидели несколько облупленных фанерных кукол и плюшевых медвежат — когда-то они были чем-то вроде вывески.

Ланн узнал голос. Так же, как и сопровождавшее его птичье чириканье. Он перевёл взгляд с проржавевшей боевой машины на вход в здание — и тут же увидел там высокий худой силуэт.

Сам начальник Управления, Вильгельм Байерс, уже спешил к ним — длинные белые волосы, собранные в хвост, трепал ветер. Ланн усмехнулся: походка у Байерса всегда была странная, шаткая, чем-то похожая на поступь большой цапли. Подойдя, мужчина протянул худую жилистую руку, и комиссар с некоторой неохотой её пожал, вслед за ним это сделал и инспектор Ларкрайт.

— Мои люди уже работают внутри, здесь всё осмотрено, — голос прозвучал хрипловато, и Байерс закашлялся. — Отвратительная погода, Поли совсем замёрз.

Ответом снова стало чириканье, и голова маленького зелёного попугайчика высунулась из нагрудного кармана начальника управления. Глаза-бусинки хитро блеснули.

Комиссар вздохнул: ему трудно было понять некоторые странности Вильгельма Байерса, но так или иначе, странности эти приходилось принимать: полицейским Байерс стал отличным. Рихард хорошо помнил его ещё стажёром. Со временем этот парень сильно изменился. Но всегда маленькая противная птица с механическим крылом сопровождала его. Поли не умел говорить и вообще не отличался особым умом, но Вильгельм регулярно таскал попугая с собой — и когда был лейтенантом, и уже в более высоких званиях, и даже получив покровительство Гертруды Шённ, возглавив Управление. Байерсу было тридцать два года. Пограничный по правительственным меркам возраст. Перед Рождеством ему только-только исполнилось восемнадцать.

— Хорошо, что фрау Шённ позволила вызвать вас, — тем временем заговорил Байерс. — Мне хотелось бы узнать как можно больше о… тех двоих. Их франкенштейн на колёсах побывал тут. И вдвоем они, возможно, ухитрились выкосить всю банду. Мы ничего не знаем о численности «Речных», но не меньше десяти, это точно. Вероятно, использовали какой-то усыпляющий газ, мы ищем его следы.