Обратный отсчет - Бейли Саманта

— Ники?

У Николь потемнело в глазах. Это было уже слишком.

— Таблетки, дай мне таблетки, они в шкафчике с лекарствами! — взмолилась она.

Шаги Тессы поглотил ковер на полу, было лишь слышно, как гремят во флаконе таблетки и в стакан льется вода.

— Сколько? — крикнула подруга.

— Две. Скорее. Пожалуйста.

Горло сжалось, она вот-вот начнет задыхаться.

Тесса вернулась, взяла Куинн и протянула Николь стакан и таблетки.

— Спасибо… — прохрипела она.

Малышка задремала на руках у Тессы под мерный ритм ее дыхания.

— Ники, это просто случайность. Вот и все. Понимаю, что это очень тяжело. Но послеродовая депрессия может вызывать такие состояния. Паранойю, страх, панику. Все будет в порядке.

Плечи Николь дрогнули, и она заплакала.

— Не будет, Тесса. Грег пропадает на работе и избегает меня, но я его не виню. Я просто развалина.

Она вытерла футболкой нос и почувствовала неприятный запах своего пота.

— Никогда у нас все не было так плохо. Он смотрит на меня… как на стакан, который вот-вот разобьется. Я не могу рассказать ему о том лете, и, мне кажется, он тоже что-то скрывает от меня.

Тесса, покачав Куинн, поднялась на ноги.

— Грег неожиданно стал отцом. Ему ведь тоже трудно. Не будь к нему строга. Он приспособится. А если нет, то ему придется отвечать передо мной, — пошутила она.

Николь заставила себя улыбнуться. Сколько же силы в этой маленькой молодой женщине!

— Ты ведь никому не выдашь мою тайну? — спросила она, умоляюще глядя на подругу.

Та посмотрела на нее:

— Никогда. Ты не одна, Ник. Я с тобой. Все будет прекрасно, эти тревоги померкнут и потеряют значение.

«Ты не можешь этого знать наверняка, — подумала Николь, — а я не могу рассказать тебе всю правду».

Глава девятая

Морган

Вторник, 8 августа

Николь Мэркем завещала мне опеку над своим ребенком? Телефон падает на пол, я вся холодею, как будто меня окатили ледяной водой. Это же безумие!

Я все еще не проснулась до конца, вдруг это просто сон? Я беру телефон и спрашиваю:

— Это что, такой розыгрыш? Кто вы на самом деле?

— Мисс Кинкейд, как я уже сказал, я адвокат Николь. Понимаю, что вы в шоке, но я не шучу. Можете проверить, я звоню по телефону из своего офиса.

Знает ли он, что я была на платформе? Что я последняя, кто говорил с Николь до того, как она спрыгнула?

— Нет, нет… Это какая-то ошибка.

— Никакой ошибки нет, — кашлянув, продолжает он, — я полагал, что вам известно о ее плане. Когда я видел ее в четверг, она настояла, чтобы я организовал для вас законную опеку над Куинн. Вскоре об этом будет объявлено, но я сообщил вам сейчас, потому что речь идет о физическом и психическом здоровье ребенка. Вы должны подписать и оформить все документы в течение месяца.

Я так сильно сжимаю пальцами телефон, что он трещит.

— Погодите, Николь изменила завещание в четверг?

В четверг я весь день была в «Гавани». И не подозревала, что незнакомка в это самое время вносит мое имя в документы об опеке.

— Мисс Кинкейд, я не понимаю… Вы утверждаете, что ничего не знали об этом?

— Нет, не знала.

Я в таком же замешательстве, как и он, но почему-то вдруг чувствую надежду, такую смешную и странную, что вряд ли стоит обращать на нее внимание. Когда год спустя после смерти Райана я распечатала заявку в агентство по усыновлению, было то же самое, такое же зернышко надежды затеплилось во мне. Я начала заполнять ее, но на пункте о моих рекомендациях дело застопорилось, ведь мне просто не к кому было обратиться. Друзья перестали со мной общаться, поэтому точно не поручились бы за меня. В агентстве, поискав информацию обо мне, вскоре узнали бы о Райане и обо всем, что произошло. Интересовался ли мной адвокат Николь? Похоже, нет.

Я знаю, какой опасной бывает надежда. Куинн Мэркем не принадлежит мне, это абсурд.

Закутавшись в одеяло, я спрашиваю:

— Кто отец Куинн?

— Мистер Мэркем некоторое время назад ушел из семьи и, кажется, не хочет — или не может — заботиться о Куинн. Вот почему мисс Мэркем назначила другого опекуна.

— Мистер Лумс, а вы знаете, почему именно меня?

Немного помолчав, он сказал:

— Николь дала мне понять, что вы были близкими подругами и что вы лучше всех справитесь с этой ролью. Вы же дружили, верно?

В каком же отчаянии была эта женщина, если решила доверить дочь незнакомке, а не кому-то, кого хорошо знала? Я не могу понять, где кроется разгадка и что же мне ответить. Адвокату надо сказать правду, ведь на кону жизнь ребенка.

— Нет, мы не дружили. Вообще-то я совсем не знаю ее.

На том конце повисла тишина. Может быть, он бросил трубку?

— Мистер Лумс?

— Я не очень понимаю… Она мне сказала, что вы желали бы получить опеку над ее дочерью, если в том появится нужда. И вот…

— И что? Пожалуйста, мистер Лумс. Я не понимаю, что происходит.

— Мисс Кинкейд, если вы не подруга Николь, то как именно вы с ней связаны?

— Я не знаю, — шепчу я. — До того, как она заговорила со мной на станции «Гранд-Стейт», я ни разу в жизни ее не видела.

Снова долгое молчание.

— Так вы были там, когда… это случилось? Когда она прыгнула?

Мне слышно, как он перебирает бумаги.

— Мисс Кинкейд, я так понимаю, что вы не в курсе и насчет того, что Николь назначила вас душеприказчицей Куинн? Я должен сообщить вам об этом как можно скорее, поскольку у Николь были значительные доли акций в компании «Дыхание». Поэтому ситуация срочная.

— Ну а ее муж?..

— В данный момент мистер Мэркем контролирует акции и дивиденды от имени Куинн, но если он утратит родительские права, а вы сохраните свое опекунство, это также будет вашей ответственностью. Мы говорим о больших деньгах и о судьбе ребенка. Тяжелая ноша для того, кто совсем не знал Николь.

В его голосе появляются обвинительные нотки, как будто все произошедшее — часть моего коварного плана. Глаза застилает пелена, и я тру их, чтобы прийти в себя. У Куинн есть отец, но Николь назначает меня опекуншей? Зачем бы ей давать мне в руки состояние своей дочери? Кто же мистер Мэркем, отец Куинн? Это от него она убегала?

И кое-что еще приходит мне в голову. Как только кто-то узнает, что Николь дала мне право распоряжаться деньгами Куинн, мне наверняка будет угрожать опасность. Внезапно я чувствую себя очень уязвимой и одинокой.

— Кто еще знает о ее завещании? — спрашиваю я, пододвигаясь к спинке кровати. — Есть кто-то из членов семьи, с кем я могла бы поговорить об этом?

Сердце сжимается, как только я вспоминаю тепло крошечного существа, прижавшегося к моей груди.

— А что с Куинн? Она в порядке?

Я знаю, что выгляжу очень непоследовательной, но не могу перестать задавать вопросы, они так и сыплются из меня.

— У Куинн все хорошо. Информации о членах семьи у меня нет, — помолчав, адвокат добавляет: — Слушайте, я не знаю, что происходит, и мне это не нравится, но я должен отправить вам документы на оформление опеки. Продиктуйте ваш электронный адрес.

Мне совершенно наплевать на деньги. Мне важно, что моя репутация будет восстановлена и что маленькая девочка, которую мне доверили, в безопасности.

Не позволяй никому причинить ей вред.

— Куинн сейчас со своим отцом?

— Я не могу вам ответить.

Попробуем другой путь.

— А вы знаете Аманду?

— Кого?

— Нет, нет, неважно. Я хотела бы увидеть завещание.

— Все завещание я вам не могу отправить, но пришлю форму, чтобы подтвердить опекунство.

— Спасибо, — говорю я и диктую свой имейл, после чего он бросает трубку.

Какая-то часть меня хочет проигнорировать все это, зарывшись в одеяло, но я ставлю ноутбук на колени и поднимаю крышку. В моем почтовом ящике новое сообщение с заголовком: «Прошение об опекунстве». Я открываю файл и понимаю, что это происходит на самом деле.