Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что с тобою? — допытывался я.
Она мужественно улыбалась и качала головой:
— Ничего…
Много позже, уже в горах, Елена Ивановна открылась мне и Евгению: в день отъезда госпиталя она разговорилась с одним из раненых. Он сказал: «Доктор, ваша фамилия — Игнатова. А у меня в Крыму был командир, ваш однофамилец — Валентин Игнатов. Как раз меня и ранило осколком той мины, которою убило его…»
У Елены Ивановны хватило мужества и душевных сил всю тяжесть горя взвалить на себя одну. Она боялась, что весть о гибели Валентина помешает нам с Евгением вывести партизанский отряд из города в полном порядке…
* * *…В ночь на восьмое августа, за сутки до нашего выступления, меня вызвал первый секретарь горкома партии товарищ Санин. Это был большой, широкий в кости человек. Спокойствие, которым от него веяло всегда, в эту ночь было особенно осязаемым. Рядом с Саниным стоял невзрачного вида товарищ, не сводивший с меня пристального взгляда.
— Вы разве не знакомы? — удивился Санин и, усмехнувшись с обычным добродушием, сказал шутливо: — Начинайте-ка, товарищи, сразу сговариваться о делах своего партизанского отряда. Один из вас — командир, второй — комиссар. Язык у коммунистов общий и цель одна — победить врага. Думаю, сговоритесь.
Беседнов, — будущий комиссар для конспирации назвался Голубевым, — мне по первому виду понравился. Он оказался коренным кубанцем, был сухопар и, видимо, вынослив, молод — не больше тридцати лет, лицо энергичное и подвижное, упорный и настойчивый взгляд. Было у него и еще одно решающее для политработника качество: он прекрасно знал почти всех партизан нашего отряда, да и они его знали как третьего секретаря Сталинского райкома партии по кадрам. К тому же и сам Беседнов в прежнее время работал на Главмаргарине техником.
Все говорило за него, но… мы с Евгением давно привыкли считать комиссаром отряда Ветлугина. Да и отряд уже с ним сжился, сработался. Наконец, мы прошли крепкую боевую подготовку, которой может и не быть у нашего комиссара…
Догадавшись, должно быть, о моих сомнениях, Беседнов сказал:
— До войны я служил в армии, был комиссаром части. Как командир запаса проходил переподготовку.
Но поговорить нам так и не пришлось: в кабинет Санина вошли товарищи, вызванные на тот же час, что и я. Все они оказались командирами и комиссарами вступающих в ближайшие дни в действие отрядов. Среди них были: Сиделев — командир кировчан, Байдиков — командир Красногвардейского отряда. Командир же Баштовой так и не пришел.
Это было не совещание, не разработка каких-либо планов совместных действий — нет! Секретарь горкома партии созвал нас, чтобы мы в его присутствии сказали друг другу: идем на смертное дело и здесь, перед партией, обещаем не оставлять один другого в беде.
Уже слышались отдаленные звуки канонады, будто за окнами выбивал кто-то большие горкомовские ковры. Санин кивнул, усмехаясь, на окно:
— Торопится! А все равно опоздал: все ценное, все предприятия мы либо вывезли, либо взорвем завтра!
Меня поразило его глубокое спокойствие. Я подумал: вот человек, который ни минуты не сомневается в нашей победе. И, как бы подтверждая мою мысль, Санин обвел нас всех пристальным взглядом:
— На сегодня все, товарищи. Встретимся здесь в следующий раз, поговорим, как будем восстанавливать свой город.
Он обнял каждого из нас, мою руку задержал несколько дольше.
— А тебе особый наказ: береги людей. Если придется кем-нибудь жертвовать, то только тогда, когда эта жертва будет неизбежной. У тебя люди особые — золотой наш фонд…
* * *…Наступил последний день, седьмое августа. В ясном небе сияло солнце, в садике Елены Ивановны пышно цвели цветы. Мне показалось, что я увидел их впервые, раньше не замечал.
Домой я заскочил на минуту — проверить еще раз, не оставлены ли какие-нибудь бумажки, заметки, что-либо, что могло бы навести врага на след наших партизан и вызвать тяжелые последствия для их семей, остававшихся в Краснодаре. Елена Ивановна перед своим отъездом вымыла полы, поставила, как всегда, свежие цветы на стол. Я понял, зачем все это было сделано: чтобы мы с Геней унесли в памяти наш дом, нашу мирную жизнь уютной и благоустроенной, какой она была всегда. Только со стен были сняты фотографии сыновей…
Геня и Елена Ивановна (разумеется, Дакс с ними) уехали уже несколько дней назад. Не без труда нам с Евгением удалось раздобыть в горвоенкомате в собственность отряда машину, да комбинат выделил для перевозки наших грузов шесть парных подвод, еще пять достали мы всякими правдами и неправдами. Тол, гранаты, боеприпасы, постели, медикаменты, зимняя одежда и многое другое, что не было уложено в наши базы-тайники, теперь уже находилось в станице Крепостной. Там Мусьяченко, сопровождавший в первый рейс Геню, занял под наши запасы школу.
Еще раз я оглядел свой дом. В столовой на скатерти лежала мертвая пчела — она затаилась где-то, когда Елена Ивановна наглухо запирала окна. Я переменил воду в вазе с цветами, смахнул со стола пчелу и, уже не оглядываясь, вышел из дому.
В штабе противовоздушной обороны среди нашего комсостава шел спор: каждый хотел остаться на комбинате до прихода врага, чтобы взорвать отдельные узлы агрегатов Главмаргарина и электростанцию. Спорили долго.
Наконец порешили, что ведущие инженеры комбината останутся на нем до последней минуты, понятно — и Евгений. Мы же с Мусьяченко выведем отряд несколькими часами раньше.
В это время по главной аллее комбината подошла горкомовская машина. Из нее чуть ли не на ходу выскочил Попов. Он приехал лично проверить, все ли подготовлено к взрывам. Евгений заверил его, что все предусмотрено, и прибавил:
— Да и мы сами будем здесь все до одного.
— Как?.. — спросил Марк Апкарович, всем телом подаваясь ко мне. — Вы, Петр Карпович, в случае провала товарищей на комбинате останетесь единственным командиром в отряде? Поздравляю вас, друзья. От здравомыслия, как от излишнего груза, вы уже избавились.
Он сам выделил команду подрывников, в нее, помнится, входили: Сафронов, Слащев, Литвинов, Ельников, Веребей и Бибиков. Руководил же подрывниками Ветлугин.
Подготовлены были к взрыву и в моем институте изрядные запасы тола. Евгений и Геня, приехавшие на своей машине в очередной рейс, кинулись в институт спасать этот тол. Я звонил своим заместителям по телефону, хотел просить их помочь моим сыновьям, но телефон уже бездействовал. Позже мне стало известно, что ребята мои спасли тол, буквально рискуя жизнью.
Я же в это время снова бегал по городу и снова «снаряжал» своих партизан. На этот раз речь шла о подрывниках. Мы все обсудили с Ветлугиным. Возможно, что ему с товарищами, после того как они выведут из строя агрегаты заводов Главмаргарина, придется пробиваться к нам через Кубань вплавь: мы были предупреждены, что наши саперы взорвут мост, как только подойдут к нему гитлеровцы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Опыт теории партизанского действия. Записки партизана [litres] - Денис Васильевич Давыдов - Биографии и Мемуары / Военное
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Наброски для повести - Джером Джером - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары
- О других и о себе - Борис Слуцкий - Биографии и Мемуары
- Скандинавия глазами разведчика. Путешествие длиною в тридцать лет - Борис Григорьев - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Навстречу мечте - Евгения Владимировна Суворова - Биографии и Мемуары / Прочие приключения / Путешествия и география