Восьмая горизонталь - Р Подольный

- Здорово!

Авдюшко действительно оказался не графоманом. А если и графоманом, то для его разоблачения требовались более веские научные познания, чем те, которыми я обладал.

Николай Пантелеймонович нахмурился.

- И все-таки вам придется серьезно объяснить, почему вы пришли именно ко мне и именно сегодня. Тот человек, с которым я говорил в редакции, этого, право же, никогда бы не сделал.

- А я и стал за последние дни другим человеком!

- Бывает, однако...

- Ну, да поймите, тогда я не мог влезть в вашу шкуру, а теперь сам попал в положение непризнанного пророка.

- Ага, мое прошлое стало вашим настоящим - прекрасно. Будем надеяться, что мое настоящее - ваше будущее.

- Хотел бы этого - вы мне нравитесь... Поговорим-ка о деле, Николай Пантелеймонович. Как же все-таки с предсказанием открытий?

- Как, как! Сам мучаюсь. Я предсказал пару открытий, но даже говорить о них сейчас не хочу: до того, как их сделают, пройдет лет десять. Вот бы здорово было иметь рядом параллельный мир, в котором время идет впереди нашего, предсказывать - у себя - открытие, а потом бежать в соседнее измерение и смотреть, как и когда это открытие сделано.

- Прекрасная идея! А что вы называете открытием?

- Все-таки силен в вас журналист, мой дорогой. Дефиниции вам требуются, одни дефиниции. Открытие - это когда Рентген обнаруживает икс-лучи, а Менделеев чертит таблицу.

- А когда предсказывают нейтрино?

- Это еще лучше.

- Говоря короче, вы; как мой любимый Ньютон, против гипотез, вас интересует то, что он называл достоверностями или принципами.

- Конечно. Оно вернее. Вы же знаете, в атомной физике сейчас из ста опубликованных гипотез только одна оказывается верной. А ведь чтобы гипотезу опубликовали, надо и найти какие-то факты ей в подтверждение, и отстоять статью от рецензентов и редакторов. А прежде всего, конечно, физик сам должен не успеть разочароваться в своей гипотезе до публикации.

- Значит, одна из ста верна?

- Да!

- Тогда, может быть, лучше не предсказывать открытий? Проще найти, какие из уже предложенных гипотез гомологичны сделанным открытиям, или, иначе говоря, удовлетворяют критериям Авдюшко. Эти гипотезы и верны.

- Благодарю за великолепный термин. Но ведь может оказаться, что ни одна из гипотез не верна, и тогда все равно правильную гипотезу придется сочинять.

- Возможно. Но скорее всего верная гипотеза найдется. Слушайте, вот будет здорово!

- Оно конечно. Особенно если бы у нас под рукой был - для проверки и контроля - тот самый параллельный мир, живущий впереди на пять лет.

Инга Авдюшко все это время молчала. И сейчас она ничего не сказала, только улыбнулась словам мужа.

Меня словно ударила эта прекрасная улыбка. И в то же мгновение я понял.

- Послушайте, Николай Пантелеймонович! Параллельный мир есть. Что вы знаете о кристаллографии?

- Ничего...

- Вот-вот. Надо взять все гипотезы шестьдесят восьмого года, или шестьдесят третьего, или какого захотите. Намеренно не узнавать ничего об открытиях, сделанных позже. И проверить, какие гипотезы удовлетворяют вашим критериям. И уже потом выяснить, какие из них себя оправдали. И если окажется...

Я сказал все, что хотел, и замолчал.

Авдюшко кивнул головой:

- По-моему, это хорошо придумано. Разрешите только спросить: почему именно кристаллография?

- Просто красивые имена первыми приходят в голову.

- Хм. А вы мне нравитесь, мой молодой друг. И я даже готов рассказать вам, за что получил премию. Я сделал в педагогике рисования открытие, гомологичное открытию гамбита в шахматах. Впрочем, об этом - как-нибудь в другой раз.

У меня был знакомый кристаллограф. Юным кандидатом он написал между делом несколько популярных статей, редактировал их я, и хотя с тех пор он успел сделать несколько открытий, создать по меньшей мере две новые теории и стать членом-корреспондентом Академии наук, но изредка продолжал появляться в редакции.

- Мне нужна, - сказал я, - подборка гипотез, судьба которых к концу 1968 года была еще неясной. Требуются все гипотезы - от общих, затрагивающих основные проблемы, и до мелких, по самым частным вопросам. Кстати, сколько гипотез так наберется? Сотни две?

- Ну, Рюрик, ты стал оптимистом или пессимистом. Гипотез всех видов тысячи. И ты уж прости меня, но у меня для того, чтобы сделать эту подборку, сейчас нет времени. Попросить кого-нибудь из моих ассистентов? Но у них ведь тоже плоховато со временем. Плановые темы... А дело ты задумал трудоемкое... И вообще раньше за тобой не водилось - заставлять других работать вместо себя.

- Видишь ли, Гена, я не должен ничего знать о судьбе этих гипотез после 1968 года. Я и этот-то год взял в качестве пограничного потому, что как раз с 1969 года ничего по кристаллографии не читал - так уж получилось, Гена, прости меня. И опять же вы сами знаете, где что искать. Мне ведь не нужны выписанные формулировки - только ссылки на страницы книг и журналов, где напечатано изложение гипотез.

- Это уже легче. Если я засажу всю свою кафедру за библиографию, сам потрачу несколько часов... В общем, это можно сделать. Но чего ради? Будь добр объяснить.

И я рассказываю ему о критериях Авдюшко. То есть сообщаю не сами критерии, конечно, а лишь тот факт, что они существуют.

Геннадий щурится, поглаживает себя левой рукой по виску, пересеченному оглоблей очков, думает несколько минут, предостерегающе вскинув правую руку, чтобы я не мешал.

- Значит, если у твоего Авдюшко все верно, то едва выдвинешь гипотезу, тут же можно проверить, правильна ли она (я киваю). И если неправильна, то иногда ее можно будет изменить, подогнать под ответ, соотнести с критериями (я снова киваю). Ни-че-го. Мо-ло-дец. Ради этого помогу. Пожертвую рабочим днем своим и всех своих. Окупится.

Все гипотезы, которые отвечали в 1968 году критериям Авдюшко, в 1973 году превратились в достоверности, теории или остались гипотезами. Ни одна не пошла в мусорную корзину науки, где лежат теплород и эфир, чертежи вечного двигателя и аппарата, испускающего лучи смерти. Мой Геннадий вцепился в Авдюшко как клещ. Теперь они вместе просматривали гипотезы 1973 года, решая, которые из них должны быть верны.

А меня судьба этого чужого ребенка интересовала мало. В конце концов, с открытием Авдюшко возились сейчас "родители", я же сыграл всего лишь роль свата: свел жениха и невесту. Что же дальше? Подошел я ближе к золоту Ньютона или занимаюсь бегом на месте?

А Авдюшко, наверное, все-таки гений. Он говорит, что его настоящее это мое будущее. Ерунда, его настоящее - это моя мечта.

Но помочь мне даже он не смог.

- ...Видите ли, дорогой друг, я просто не знаю, гомологом какого известного открытия может быть это неизвестное. Слишком уж мало нам о нем известно. Единственное, что я могу рискнуть предсказать... единственное, что мне говорит интуиция... Скорее всего возможно, а вернее, может быть, что к этому открытию можно подойти с помощью электричества. Ньютон разложил призмой свет, а свет и электричество в каком-то смысле гомологи... Хотя получить нейтроны при разложении электричества, конечно, невозможно... И все-таки, все-таки, дорогой друг, скажите вашим физикам пусть они подумают над электричеством.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});