Алиса Длинные Ноги - Георгий Эсаул

Принёс очередную десятипудовую бочку фиолетового, перед колдуном стою, качаю остывшей головой, украдкой ворую со стола вареный горох, томлюсь курицей во щах.

Колдун робко на меня смотрит, почувствовал угрозу, но не понимает - шучу ли я, запор ли у меня, и соблазнит ли меня новый поход за фиолетовым крепким - так рабу каменотесу за усердие надсмотрщик дарит тележку с камнями.

"Непонимание стоит между нами, орк, бесчувствие, и оно - не обнаженная танцовщица на столе среди бутылок с фиолетовым крепким!

АХ! Ножку грациозно поднимет, и гусарским шагом - топ-топ - загляденье, розы в душе поднимаются!

Ты бранил меня, укорял, что я с женщинами пирую, а о Правде и Истине не задумывался, пропустил цель своей жизни, а пятна истории замазываю пирами, теряю сознание от алкоголя, ищу себя в нагих красавицах.

Если бы ты родился красавицей деревенской с огненным румянцем на ягодицах, то не хулил бы меня, зеленое полено!

Все беды мои от напольных часов с адской кукушкой, имя ей - Безнравственность!

В молодости я жил по белым законам, Добро людям приносил, не прелюбодействал без нужды - не спускал глаз с красавиц, но и руку на них не поднимал, лишь золотыми яблочками одаривал.

Колдовал, да, колдовал часто, но во имя Добра - крестьянам наколдовывал высокий урожай зерновых, коровам - ошеломительные удои шестипроцентного молока, девушкам - богатых женихов, мужикам - покладистых очаровательных умных жён, похожих на мраморные книги.

Одежды мои в те времена - белые, с золотом, и я - не черноволосый угорь, а беловолосый красавчик с вишневыми наивными детскими губами, в них отражалось Солнце.

В тот злополучный день я наколдовал купцам лёгкую дорогу, высокий барыш, счастье и благоденствие, будто мёдом каждого намазал с шоколадом.

В прекраснейшем настроение бродил по замку - в те времена из белого золота замок - блистал, радовал глаз Зайца Счастья!

Неожиданно - будто на грудь кормилицы - наткнулся на чёрную дверь в стене - родинка на бархатном поле тела Снежной Королевы!

Непорядок, если в золотом замке - чёрное, уродливое, с волосами.

Три часа я с предельным напряжением стоял возле чёрной двери, уговаривал себя не принимать необдуманных решений; не открыл бы дверь - к чему чёрная бородатая дверь, если в замке много других дверей из золота?

Мыши пугались на меня глядя - настолько я изменился возле чёрной двери; догадывался, что не ответ на вопрос - Для чего я живу? - находится за дверью; в то время я стоял одной ногой в разгадке этого вопроса, и жизнь моя подчинилась бы Солнцу, обрела бы смысл, потому что я бы узнал: Кто я и почему пришёл на Землю плодородную?

Не открыл бы, если бы не феи и гномы; феи летали, настырничали, в очи лезли, а гномы кирками меня по пяткам били, ворчали, что я стою на изумрудах, мешаю добыче полезных ископаемых, называли меня собакой на сене, но у меня даже хвоста нет, потому что я не собака и не дракон.

Голова у меня закружилась, сердце омертвело - нечаянно на гнома наступил, раздавил его в лепешку, потерял равновесие, за крылья феи ухватил, оборвал крылья, и фею погубил, не родит она мне сына златоглавого, Кремлевского.

Упал на дверь, она распахнулась объятиями больной куртизанки, с чмоканьем половозрелых губ вобрала меня в себя!

Я ввалился в чулан - освещение естественное, радиоактивное - мошонка отвалится через час, словно спелый грецкий орех.

В кладовой - часы напольные с кукушкой - кукушка - отвратительная в образе лихоимца - прокуковала тринадцать раз - час дня!

Я вздрогнул, схватился за заколдованное сердце - нет во Вселенной загадочнее и страшнее часов с кукушкой; Мировой океан расступился, когда Евсей нёс на плечах напольные часы с кукушкой; гора Коловрат сошла с места своего и пошла навстречу Ахмеду - продавцу часов с кукушкой!

Кожа моя застыла, лицо омертвело, на руках появились зеленые чешуйки порока.

Я надеялся, что часы с кукушкой - проблеск моего воспаленного сознания, плод воображения, результат неумеренных веселий с прыжками через костёр - волосы на лобке подпалишь над костром - весело, в ушах звон погребальный, а на устах горечь поцелуя белогорской дивчины!

Руки мои удлинились - не по моей воле, а по безмолвному приказу часов с кукушкой, лианами достигли часов и завели их на ключик из радиоактивного свинца.

В тот же миг я почувствовал себя нездоровым, гнуснейшие мысли посетили голову, зубы вылезли из тонко очерченного рта; я преобразился без помощи чёрта.

Помню, чёрт заглянул в каморку, увидел меня и часы с кукушкой - обомлел, жеманился, робел, испугался лукавый часов, убежал, хвостом сшибал семисвечники.

Замок преобразился - почернел, будто от горя; но я знаю - адский замок, поэтому - угольно-ископаемый, динозавр моему замку покровитель!

С тех пор нечестность, криводушие, скрытность овладели мной - так насильник купец овладевает горгульей; мечта узнать цель жизни - затерлась, отдалилась, улетела на комете Галлея.

Я творю зло, без башмаков танцую на оргиях, заставляю орка таскать фиолетовое крепкое на радость водяным - пустое всё, не приближает мою мечту, и не знаю мечту, но чувствую сердцем, чёрным сердцем вурдалака, - колдун постучал баклажаном в грудь, искал сердце, - что отдаляюсь от Правды и мечты - так раненый гусь отстаёт от стаи".

Замолчал, закручинился, присел в чёрный трон, голову на грудь свесил, словно гроздь черного винограда.

Я подошёл, и с размаха, с удали молодецкой тяжеленую бочку с фиолетовым крепким на голову своего поработителя опустил, даже запел в ликовании, удивлялся - почему я раньше не задумал убить колдуна, а работал, словно у меня в ягодицах сто лошадей.

Колдун в агонии вскинул разбитую голову, погрозил мне крючковатым пальцем-спицей, прохрипел с надрывами сельского старосты:

"Аллегория!" - и помер бедолага, бесконечность наложницей легла между нами.

Он в аду, а я - в Раю!

За службу я взял золото из казны злодея, и подыскивал себе волшебный атрибут; замок после смерти колдуна затрещал, рушился надеждами горбатой девушки на свадьбу!

Я ухватил со стола крендель, скушал с непередаваемым прискорбием рокового воина; ничего не успел волшебного прихватить, выбежал из замка, будто мне черти пятки лижут.

Кручинился, с грустью неподкупного рыцаря брёл полями и лесами, через месяц вышел к городу - Светлоярску!

Встал перед стражниками у ворот, руку в карман опустил, отыскиваю мелкую монету - плату за вход в город, а рука-шалунья мошонку чешет, к монетам не тянется, безобразница.

Стража на меня странно взирала - оборванные поэты в форме стражников, худые, с выпирающими животами афроэльфийских беженцев.

Я по привычке ожидал, что изобьют меня, осмеют, палками в шею прогонят, побранят, что зеленый пытаюсь влиться в коллектив живых мертвецов, химер, драконов, ведьм.

Но обратное - Солнце вздрогнуло на небесах - стражники побежали ко мне, ластились, улыбались, на ходу одежды скидывали скоморошьи, запыхались, но нахлынули рекой, целовали меня жарко везде, трогали, умоляли взять их в жены.

За стражниками - с городских стен - девушки и знатные дамы посыпались цветами разнокожими; старики и старухи за ними - все моей любви желали, называли красавчиком, половозрелым отроком во Вселенной!

Я мучился угрызениями совести - не за того меня приняли, - но ласки принимал с почтительностью, вспоминал побои, даже расплакался над дородной купчихой с грудями чердаками.

Она - голодная не по годам - ласкала меня, шептала иссохшими тревожными губами продавщицы жареного мяса:

"Люби меня, зеленый орк!

Если не ты, то кто же сохранит природу, наставит моему мужу рога оленьи?

Дикобраза не полюблю, а ты - Солнце в моей пещере страха!"

Очередь ко мне выстроилась, настолько я люб и мил для всех; преобразился, засиял - не пойму отчего, но догадывался, тайна сокрыта во дворце колдуна.

Позже - когда с гадалкой разговаривал в постели за чашкой фиолетового крепкого - прорицательница открыла мне тайну, себя прежде открыла, а тайну чуть позже, зацелованная тайна, хрустящая: я крендель волшебный в логове колдуна скушал, а в кренделе том - сила приворотная, дам к себе тянет сила, показывает мужчину состоявшимся рыцарем в драконьей шкуре.

Колдун крендель себе приготовил, чтобы перед танцовщицами блистать, чтобы они любили его искренне, с пылом новобрачных наложниц во время судебного процесса над могильными зомби.

Не успел колдун, я его разочаровал в жизни, не скушал крендель, а я скушал, и теперь я - подарок мужчинам и женщинам, старикам и казнокрадам гномам! - зеленый великан скинул маленькие штанишки (В Нижних Мирах танцовщицы щеголяют в подобных по пляжам, продают жареных драконов; штанишки простолюдина позабавили графиню Алису Антоновну!), стоял треногой. - Осчастливлю тебя, длинноногая фея, придам уксусу твоей жизни аромат фиалки!

- Исчадие ада с ворованными словами!

Будь проклята скамейка, на которой ты сидел в корчме! - Наставница фон Карла замахнулась на зеленого монстра чёрным зонтиком (откуда он появился в руке фон Карлы, с Неба упал на парашюте обреченности?) с затейливой серебряной рукояткой с фигуркой чахоточного бородатого старика. - Нет в тебе секрета - крендель скушал волшебный и кичишься своей доступностью - пёс смердящий!