Модус вивенди (СИ) - Дарья Кузнецова

— Я доложу о вашем поведении…

— Да, это страшное преступление — отрывать тебя от мозгописца и выгонять в парк. Мне, конечно, вынесут выговор с занесением в личное дело, — продолжил издеваться Ветров. — Вот каждый по очереди вынесет, заканчивая Государем Императором. А может даже приговорят к пяти годам расстрела. Ты долго ещё будешь испытывать моё терпение?

Молча сложив энцефалограф в контейнер, я так же молча поднялась с места и размеренным шагом прошла в спальню. Смешно сказать, я даже не сердилась; это был настолько неожиданный поворот событий, что я совершенно растерялась и не представляла, как на него реагировать. Нет, что предпринять-то вопрос не стоял: следовало переодеться и собраться на прогулку. Иных вариантов мне просто не оставили.

Я прекрасно понимала, что бороться бессмысленно. Самая я ничего предпринять не могла, — не стрелять же в него из укрытия из-за такой ерунды, в самом деле! — но и помочь было некому. Кому бы я ни пошла жаловаться, толку бы не было. И Аристов, и Савельев, а вслед за ними — и все прочие, совершенно определённо, встанут на сторону Одержимого. То есть, я не сомневалась, если бы Матвею Сергеевичу хватало сил и наглости, с него бы сталось поступить точно так же, и максимум, что сделает верный друг отца в такой ситуации — ласково пожурит ротмистра за резкость и бестактность. На словах. При молчаливом одобрении.

Самое обидное, я также понимала: по-хорошему, Ветров действительно прав, и то, что он сейчас делает, он делает мне во благо. Свежего воздуха мне, определённо, не хватало, с этим тоже было глупо спорить, да и злоупотреблять работой с энцефалографом не стоило. Но я так привыкла работать на износ, что никак не могла, да и не хотела менять этот график.

Одно было непонятно: зачем это самому Ветрову? Он хамит, язвит, говорит гадости… и вдруг проявляет такую ответственную заботу о моём здоровье. В самом деле посчитал это частью своих обязанностей? Других вариантов я не видела.

Спокойно, без спешки и возни, переменив одежду и собрав волосы, я накинула на плечи шаль и даже приколола аккуратную шляпку — просто потому, что в неё был встроен силовой зонтик. К вечеру похолодало и зарядил дождь, так что погода к прогулкам не располагала.

— Пойдёмте гулять, Ваше Величество, — вежливо обратилась я к Македе, активируя поводок и направляясь к выходу. Собака с готовностью поднялась, оживлённо встряхиваясь и бодро помахивая хвостом, а одновременно с ней почему-то покинул кресло мой гость. — А вы…

— Проконтролирую, — с ухмылкой заявил он, открывая дверь кабинета, и кивнул на дверной проём. — Пошли.

До парка по ярко освещённым улицам мы шли молча. Мелкий частый дождь благодаря работе зонтика окутывал меня искристым коконом, но кожи и одежды не касался. А вот моего спутника непогода совершенно не беспокоила; невозмутимо заложив большие пальцы рук за ремень, он с неприступным видом конвоира шагал рядом. Капли воды стекали по его лицу, но Одержимый даже не морщился.

— Вы не боитесь простудиться? — в конце концов уточнила я.

— Я в отличие от тебя здоровый и закалённый, — насмешливо фыркнул он. — Что, истерики не будет? — язвительно уточнил мужчина, вскинув брови.

— Я считаю неразумным тратить время, силы и нервы на столь бессмысленные действия, — я слегка пожала плечами. — Кроме того, если не считать формы подачи сообщения, вы совершенно правы, мне действительно стоило отправиться на прогулку. Думаю, мне стоит поблагодарить вас за заботу о моём здоровье, хотя я и не понимаю, чем она вызвана.

Вот теперь мне удалось его удивить. Не знаю, чего он ожидал, но явно не признания его правоты и благодарности. Одарив меня странным задумчивым взглядом, мужчина коротко кивнул. Поскольку никаких пояснений не последовало, я решила уточнить прямо:

— А всё-таки, какое вам дело до моего здоровья?

В ответ ротмистр состроил настолько недовольную гримасу, как будто я спросила нечто совершенно неприличное.

— Игорь Владимирович? — настойчиво позвала его я, потому что иного ответа, кроме недовольной физиономии, не получила.

— Побочные эффекты, — поморщившись, всё-таки ответил он, признавая моё право знать. — Чтобы иметь возможность безболезненно таскать тебя по дорогам-между-мирами, я должен на тебя настроиться, чтобы понимать твоё состояние в каждый момент времени и знать, где и в каком качестве ты находишься. И твоё плачевное физическое состояние в этой связи чертовски раздражает.

— Мне кажется, вы недоговариваете, — я покосилась на мужчину озадаченно.

— Всё остальное — не твоё дело, — недовольно огрызнулся он. На этом разговор завершился: настаивать на ответе у меня возможности не было, да и с понятием «государственная тайна» я была знакома. А жалко; похоже именно сейчас мне довелось вплотную приблизиться к едва ли не главной загадке современности — сущности Одержимых.

Сейчас было особенно сложно спрятаться за привычной версией о мутациях и деформации психики. Если быть честной, она всегда выглядела довольно сомнительной и очень многого не объясняла, и вот эта самая «настройка» была как раз из числа необъяснимого.

В итоге за всю прогулку ни я, ни Одержимый не сказали больше ни слова, погружённые в свои мысли. К сожалению, сосредоточиться на работе не получалось: слишком настойчиво мня грызло любопытство, объектом которого был идущий рядом мужчина.

По непонятным причинам Одержимым было сложно обеспечивать нахождение на дороге-между-мирами посторонних людей и объектов; наверное, это как-то было связано с самой природой этих дорог, не принимающих чуждые им существа. От единственного путешествия в сопровождении Одержимого у меня не осталось никаких впечатлений: нас погрузили в некое транспортное средство, похожее на обычный аэролёт без окон, и через несколько часов мы оказались на месте. По всему выходило, в этот раз мне предстояло нечто совершенно иное, для чего Ветрову было необходимо привыкнуть к моему присутствию.

Где-то через час, когда мы уже направлялись в сторону дома, я смогла сформулировать внятную причину необходимости этого «привыкания». Если моё плачевное физическое состояние так сильно раздражало ротмистра, получалось, что он не просто понимает его и наблюдает, а ощущает какой-то частью собственного восприятия. А если принять это допущение за истину и вспомнить, что дорогами-между-мирами Одержимые безболезненно могут ходить только сами (а этот факт был почти аксиомой), лазейка оставалась одна: пассажир в некоторой степени должен был стать частью возницы. Как это было технически возможно и чем грозило, я не представляла, но пример не единожды проходившего через эту процедуру Полонского внушал оптимизм.