Роль, заметная на экране - Серафима Полоцкая

— Вот это другое дело! — воскликнул Евгений Данилович.

Я и сама понимала, что дело получилось другое, и даже не посмотрела в сторону полукруга зрителей.

Мы перешли к репетиции под музыку. Потом нас загримировали.

К этому времени на площадке тоже всё приготовили, и мы с Анвером заняли свои места.

Оказалось, что с каждой командой Евгения Даниловича мои руки и ноги цепенеют все больше и больше. Когда раздалось короткое «Мотор!», я почувствовала себя человеком из дерева, полностью лишенным суставов и связок.

— И-и, раз!..

Все же я заставила себя подняться с коврика, а дальше уж ничего не соображала. Я не услышала даже команды «Стоп!».

— Хорошо, Рая, — сказала Анна Николаевна. — Немного жестковато. Давай мягче.

Евгений Данилович, взяв меня за руку, повел обратно к шалашу.

— И совсем ничего страшного, правда? — спросил он.

— Все-е-таки! — протянула я, усаживаясь на своем коврике.

— Жалко, что вы не видели, какая милая пара пастух со свой невестой, — улыбнулся он. — Хорошо, что вы не обиделись на Анвера. Он хоть и старший, а нуждается в вашей помощи. Он, знаете, всегда горячится, а сейчас сумел открыть в себе мягкость…

Евгений Данилович стал рассказывать, что и пастух, так же как невеста, не знал силы своей души, пока не пережил испытаний.

Слушая, я даже не заметила и того, сколько готовились к съемке следующего дубля. Мне показалось, что мы повторили почти сразу.

Потом расправляли смятую траву рядом с шалашом, потом неудачно прыгнул Анвер, потом неудачно прыгнула я, затем вдруг у дяди Степы отказал лихтваген, и он, обливаясь потом, прибежал просить двадцать минут на починку. Затем, кажется, опять не хватило пленки.

Я то сидела в тени под деревом, то делала свои несколько движений на площадке перед шалашом и подносила Анверу пиалу. Счет времени совсем не укладывался в голове даже и после того, как Евгений Данилович сказал:

— Спасибо, товарищи! Съемка окончена.

Присев на пенек у шалаша, я не могла опомниться.

— Устала? — спросил Анвер, стаскивая рубаху прямо передо мной. — Я упарился. Еще хорошо, что на колени не пришлось становиться с верхней поддержки.

— Да, — сказала я, вздохнув. — Если бы не Хабир, ты бы меня до сих пор головой вниз швырял.

Он кивнул и пошел к автобусу, а я спохватилась. Оказалось, что я невольно похвалила Хабира, который не вызывал никаких симпатий ни у меня, ни у Анны Николаевны.

— Рая, да чего же ты тут сидишь? — воскликнула Мая-администратор удивленно. — Поехали, поехали. Дома уже переоденешься и разгримируешься.

Я опять превратилась в деревянного человека, на этот раз от усталости, и еле влезла в автобус.

Альфия спала на руках у матери. Я с радостью подумала о койке боцмана и села рядом с некрасивой Венерой.

— Не хотела уходить, пока вы не окончите, — сказала она, указывая взглядом на дочку. — Очень за вас волновалась.

— И когда я кумган вытащила? — не удержалась я.

Венера смутилась.

— Она-то маленькая, ей смеяться простительно было. А нас извините… Я вас даже не успела поблагодарить за внимание к Альфиюшке… Она рассказывала…

— Ну, что вы…

— Так вот у нас нескладно получилось, что девочку приходится на работу таскать… — Губы у Венеры побледнели и задрожали.

— Альфия послушная девочка, — поспешила я переменить разговор. — А наверное, это очень смешно получилось с кумганом.

— Ой, ужасно смешно! — улыбнулась она.

И мы засмеялись вместе.

Анна Николаевна оказалась права. Я отправила телеграмму бабушке, что первая съемка прошла благополучно. Послала телеграмму и своей учительнице. Она-то предупреждала меня, что за стенами школы надо приучаться к другим условиям работы, быть более решительной. Я была счастлива сообщить, что преодолела свою робость и неуверенность. Ну, а для своей Коняши я записала все в тетрадку.

В каюте боцмана свет в этот вечер потух очень рано. Не знаю, спал ли когда-нибудь боцман на этой койке так спокойно, как я.

* * *

Следующая съемка у шалаша не состоялась. Из Уфы почему-то не прилетел нужный актер. Назначили подготовку эпизода из битвы между народом и воинами Черного бая.

Евгений Данилович уже не сердился на Анну Николаевну, увидел, что я понятлива и справилась с маленьким кусочком своей роли, отрепетировав перед самой съемкой. Он объяснил мне задачу следующего эпизода и отошел, чтобы обсудить с художниками, почему не хватает бревен и гвоздей. Потом он перешел на другой конец площадки, где с выкриками прыгали Хабир и Анвер. Около меня главного режиссера заменил Вадим, и я не отказала себе в удовольствии расспрашивать его о предстоящей завтра съемке.

Он подробно объяснил мне то, что я уже слышала от Евгения Даниловича, а его слегка запухшие ласковые глаза смотрели с откровенным восхищением.

Анна Николаевна смеялась:

— Боже мой, сколько психологии для того, чтобы пробежать два с половиной шага.

«Половину шага» она прибавляла всегда, когда считала работу ничтожной.

Впрочем, она была права. Я должна была служить только живым фоном для действий пастуха. В сценарии об этом эпизоде написано ровно две строчки:

«Пастух швыряет противника в реку и отскакивает. По инерции нападающие поражают друг друга, а пастух сбрасывает горбуна».

Когда на следующее утро Иван Дмитриевич привез в «козлике» меня, буфетчицу и шесть ящиков с лимонадом к месту съемки, там, казалось, уже все было готово.

Несколько наших «черных рыболовов» превратились наконец в «черных воинов» Черного бая. Они бегали по крутому берегу реки и с заметным удовольствием вертели в руках мечи, замахивались и с воплями кидались друг на друга. Их черно-красная бархатная одежда, как разгорающиеся угли, вспыхивала яркими красками то на фоне голубого неба, то среди зелени.

Конечно, все осветители тоже схватились за оружие и наскакивали на кого придется. Такого лязга железа и диких воплей река в этих местах, наверное, не слышала со времен сражения Салавата Юлаева и Пугачева.

Один Анвер, не обращая внимания на окружающих, что-то вымерял шагами у самого края берега, обрывом спускающегося к реке. Он озабоченно поглядывал на воду, плескавшуюся метрах в четырех ниже его ног, а ветер раздувал клочья его разорванной рубахи. Потом, приложив ладони ко рту, он крикнул, обращаясь к реке:

— Я готов!

Проследив за его взглядом, я увидела, что Анна Николаевна, операторы, режиссер и большинство киногруппы расположилось на плоту, неподвижно укрепленном метрах в двадцати от берега. Там, в тесноте, были особенно заметны всегдашние хлопоты у киноаппарата.

Когда я подошла к обрыву, от плота отделилась лодка, и я увидела, что Вадим торопливо гребет к берегу. Отойдя в сторонку, я немного пригладила распущенные по плечам приплетенные косы и подоткнула повыше юбку со специально разорванным краем, который мешал мне двигаться. Я стояла у дерева, подмытого весенним половодьем и повисшего над рекой почти вниз кроной. Нельзя было не поражаться силе его корней, которые, упрямо вцепившись в берег и переплетаясь с корнями других деревьев, сохранили жизнь упавшего гиганта.

Вадим словно вырос передо мной из этих корней.

— Доброе утро. Я жду вас давно…

Улыбаясь, он в упор глядел на меня о чем-то спрашивающими глазами.

— Да вот, пока грим, пока лимонад… — Я угадала, что говорю совсем не о том, чего он ждет здесь, вдали от всех, и, смутившись, совсем уже некстати заметила: — Как тут пахнет землей, около корней…

Из-за кроны дерева, снизу, показался Хабир, и тут только я увидела, что рядом, в глине крутого откоса, вырублены ступени от самой воды. Хабир, кивнув мне, сказал:

— Да, дерево как по заказу съемочной группы!

Он выбрался на травянистый берег и на ходу сказал еще что-то, но усилившийся лязг оружия заглушил его слова.

Вадим спрыгнул на толстую ветку дерева, которая оказалась теперь ниже корней, и протянул мне руки.

— Давайте сюда… Это ваше место.

Я старалась прыгнуть как можно грациознее, но, задев рваной юбкой за корень, свалилась на Вадима как мешок. Он рассмеялся:

— Ого! А я думал, что вы состоите из воздуха…

— Это не считая костей, мышц и крепких сухожилий! У балерин внешность обманчивая!.. — крикнул сверху Хабир и спросил: — Будем начинать? А?

Если бы мне было не восемнадцать, а лет восемь, я обязательно схватила бы комок глины и запустила в эту насмешливую физиономию.

— Да, да, — нахмурившись, бросил ему Вадим и улыбнулся мне, будто извиняясь. — Раечка, еще на ветку ниже.

Теперь я порхнула птицей и сама протянула руки Вадиму.

— Прыгайте!

Он повис на руках и, опустившись рядом, схватил мою руку.

— Осторожнее, там нет дна…

Мы оба помолчали, глядя сквозь зеленую листву на отливающую металлом воду.