Черное Солнце - Ребекка Роанхорс

на террассе, прежде чем начнется пост Закрытия. Наранпа заставила их всех поклясться, что никто не обмолвится о том, что произошло на Солнечной Скале, но при этом не сомневалась, что сплетни все-таки расползутся.

Она остановила проходившую мимо прислугу и приказала принести ей в комнату столь любимого крепкого темного чая. Конечно, пока была такая возможность, нужно было еще и перекусить, но у нее не было аппетита.

Когда прислуга ушла, Наранпа поднялась на четвертый этаж в свою комнату. Ей и в голову не пришло приказать, чтобы перед тем, как она войдет, спальню проверили на предмет незваных гостей, и внезапно она поняла, что не хочет заходить внутрь. Здравомыслие, конечно, подсказывало ей, что никто не посмеет нарушить границы небесной башни, а потому она здесь в безопасности.

И все же…

Нет, она не будет трусить! Она распахнула дверь, смело вошла в комнату и чуть не упала в обморок.

Иктан расслабленно, как кошка, сидел на лавке у ее кровати.

– Эффектно! – пробормотал он.

– О Небеса! – Она прижала руку к груди. – Небеса! – повторила она снова. – У меня чуть сердце не разорвалось от страха, Иктан! Не делай так больше!

Он пожал плечами, явно не раскаиваясь.

– Ты молода и вполне здорова. Думаю, твое сердце способно выдержать это.

– Ты не знаешь, на что способно мое сердце, – съязвила она, раздраженная его пренебрежительным отношением. И тут же пожалела об этом.

Иктан заломил бровь:

– Я не это имел в виду, – вздохнул он, – но, увы, это правда.

Еще будучи адептами, они стали любовниками, что было совсем не редкостью среди жрецов, – многие попадали в башню, пребывая в муках полового созревания. Но их роман был романом двух неуклюжих подростков, исследующих тела друг друга и понятия не имеющих, что делать. Когда Иктана возвели в сан жреца Клинков, Наранпа по собственной инициативе оборвала эту связь. Иктан легко воспринял ее отказ, запросто подчинившись ее желаниям, и никогда не показывал, что он чувствовал. И, что удивительно, они остались друзьями. Она испытывала нежность к нему раньше, будет и впредь, но при этом она вполне осознавала, что он всегда будет убийцей с соответствующими эмоциональными склонностями, и это ее беспокоило.

– Расскажи, что ты обнаружил?

Иктан только открыл рот, когда в дверь постучали.

Он соскользнул с лавки, в руке мгновенно, так что даже глазом не уследишь, блеснул нож.

– Нет, подожди! – Она вскинула руку. – Я попросила чаю. Это просто прислуга.

– Разве до этого не прислуга пыталась тебя убить?

Она, расширив глаза, запнулась.

– Но то была не настоящая прислуга, – запротестовала она. Все это время ей казалось, что враг смог проникнуть к ним во время шествия по Одо. Ей и в голову не приходило, что, возможно, убийца все это время скрывался в башне. – Думаешь, он все это время был среди нас?

Снова вежливый стук, и Иктан открыл дверь, плавно спрятав нож в рукаве. В комнату вошла, поставив поднос на стол, уже знакомая Наранпе девушка. Запах яупона[5] поплыл по воздуху.

– Спасибо, Дия, – обронила Наранпа, и та вежливо поклонилась ей перед уходом, не подозревая, что Иктан был готов в любой момент вонзить клинок ей в горло.

Наранпа потерла лоб, чувствуя, сколь тяжел сегодняшний день. Иктан же наполнил чашу чаем и, протянув руку, предложил ей, столь же быстро и плавно, как до этого обнажил нож.

Это было так похоже на него: столь удивительный акт заботы сразу после смертельной опасности, так что она могла только принять это и быть благодарной за его присутствие.

Иктан вернулся на скамью.

– Слуга на скале не был одним из наших, – сообщил он, как будто его никогда и не прерывали. – И он определенно казался Черной Вороной…

– Я слышу в твоем голосе сомнение. – Она отхлебнула чаю. – Кто еще может столь сильно желать смерти Жреца Солнца, кроме Ворон? Может, другие кланы? Или, может, прогрессисты, которые предпочитают ослабленного Жреца Солнца, или традиционалисты, которые считают меня популистским благодетелем, а может, кто-то другой, кого я не принимаю во внимание? Чужой город, раздраженный авторитетом Наблюдателей? Скажи мне, кто мои враги, Иктан, чтобы я, по крайней мере, знала, кто вонзит нож мне в спину. – Она сказала это небрежно, но, когда Наранпа поставила чашку, руки ее дрожали.

– Может, у тебя много врагов, Нара. Может, всего один. Я еще не знаю.

Он был прав. А она забегала вперед.

– Что тебе удалось узнать?

– Хааханы на груди убийцы были свежими. Черные Вороны режут их в подростковом возрасте или чуть позже. Да и режут их повсюду. Руки, спина…

– Я знаю. – Она вспомнила замысловатые узоры, которые видела сегодня на коже Ятлизы. – Они делают это в знак скорби по погибшим в Ночь Ножей, в знак того, что никогда это не забудут. – Это раздражало ее, раздражало Наблюдателей вообще и тцийо в частности, но что они могли с этим поделать? После зверств, что творили жрецы, наименьшее, что они могли теперь делать, это терпеть скорбь Ворон.

– Этому человеку было около двадцати пяти, плюс или минус, а хааханы были вырезаны всего несколько месяцев назад. И он был всего один.

– То есть он – новообращенный в веру Бога-Ворона, пришедший откуда-то еще?

– Возможно.

– Значит, слухи правдивы. Культисты вновь поднимают голову.

Жрецы знали, что в очагах фанатизма продолжает существовать культ древнего бога Черных Ворон, но большинство считало, что культисты ждали возрождения своего бога, и пока это еще не наступило, они скорее раздражали, чем несли какую-то опасность.

Иктан хмыкнул:

– Я следил за культистами. И они лишь встречаются, молятся мертвому богу и иногда подкармливают голодающих сирот. Они не представляют угрозы.

– Ты говоришь это, когда на твоих рукавах все еще кровь убийцы?

Он поднял руку. Манжета красной мантии окрасилась в более темные тона и стала колом. Он пожал плечами, совершенно не впечатлившись увиденным.

– Я все еще думаю, что он может быть послан кем-то, кто хочет убедить нас, что он был из Черных Ворон. Если бы задуманное удалось, шума было бы достаточно для того, чтобы никто не поверил, что культисты невиновны.

Наранпа закрыла глаза. Если Иктан думает, что это может быть уловкой, над этим стоит поразмыслить. Не то что она была наивна… Хотя, возможно, и наивна. В отличие от Иктана, она не была настолько долго во главе ордена, чтобы достичь вершин его цинизма.

– Кьютуэ, конечно, оставил дела в беспорядке, – пробормотала она. Жрец Солнца ослаблен, культисты поднимают голову, ордены спорят меж собой. Но он не мог предвидеть этого.

– Нара…

– Да? – откликнулась она, по-прежнему не открывая глаз и склонив голову на грудь.

– Были и другие. – Это было тихое признание, но и оно вывело ее из равновесия. Широко распахнув глаза, она вскинула голову, а пульс участился так, словно опасность уже поджидала ее в комнате.

– Во всяком случае, еще один. Я позаботился о нем.

– Ты… –