Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним словом, я "заткнулся". И разозлился. Почему за все про все в этой малопонятной истории должен отвечать именно я? Тем более, что здесь находится мой большой начальник — председатель Литфонда. И те самые "помощники" из КГБ, которых более всего должно касаться происходящее. Если уж им очень все не нравится — пусть действуют по своим инструкциям, проявляют положенную по штату сноровку и личное мужество.
Я бросил все и убрался восвояси.
Нехорошо поступил? А кто говорит, что хорошо? Всю ночь не спал, глотал таблетки. Утром пришел в Литфонд. С председателем встреча вышла, суше не придумаешь… Но дело есть дело. И он его доводил до конца.
— Списал, что на лентах? Где бумажка — дай.
Я вытащил скомканный листок. Он положил его на стол, расправил и, вчитываясь, вдруг улыбнулся…
Я осмелел и рискнул оправдаться:
— Мне сказал парень, который выступал, черный такой татарин: "Зарежу, как свинью". Кто этот бандит? Он мог зарезать, что ему…
— Сын Якира… Так что у нас с Никитой Сергеевичем Хрущевым несколько разные воспоминания о молодом Петре Якире. Никита Сергеевич так, приблизительно, рассказывал:
— Я выступал в Сочи. Ко мне пробился очаровательный кудрявый мальчик и спросил: "Что же вы сделали с моим отцом?". Что я мог ему ответить?
Насколько мне известно, плачевно закончился тогда митинг для буйного сына "врага народа" — его посадили…
Нет, не уверен, что "благодарные народы" до конца выполнили свое обещание усопшему А. Е. Костерину, идейному вдохновителю так называемой "группы справедливости", чья судьба — образец излома. Ведь он был когда-то главным редактором "Правды"… С золотой капсулой прах его остался незнаком…
Но дело не в этом, нам, людям, вообще свойственно обещать больше, чем можем выполнить.
Мне лично, много и разного узнавшему с той поры, те "криминальные" спецпохороны в глухую зимнюю ночь, то удивительное единство отверженных и униженных властями дали много для того, чтобы, несмотря ни на что, уважать и ценить человеческое противостояние казенной фальши. Люди, не утратившие сострадания друг к другу, веры в свою идею — многого стоят. Пока человек способен бороться — для него еще ничего не потеряно. В сущности, те похороны, "организованные" властителями, вся та сцена под звездными небесами, темный гроб с утлым телом семидесятипятилетнего еретика, незадолго до того исключенного из Союза писателей и из партии, — Шекспир и не менее того… И убого, и величественно, и нелепо, и торжественно… Можно ли забыть? Нет, никогда.
“ЛИШНИЕ“ ЛЮДИ
Каждый человек рождается для счастья… Во всяком случае, думаю, нет таких, кто решил непременно страдать, маяться, быть оскорбленным и униженным. Человеку, если он психически здоров, свойственно самоутверждаться. И хочется, очень хочется радостей…
Конечно, не исключаю, что среди великого множества народа встретится и сознательный страстотерпец, который во имя высокой идеи претерпевает и муки, и страдания, и злые наветы, и насмешки…
А поэт? Разве он не рассчитывал на признание, когда писал свои стихи? Искал нужную рифму? Радовался, если вдруг откуда-то являлась замечательно точная строка? Поэт, творец, может быть одержим особой верой в свое предназначение и в конечное счастье!
В представлении тех, кого много раз мы небрежно именуем обывателями, поэт — это нечто… И его жена — тоже нечто… Нечто возвышенное, почти недосягаемое и потому, что тут замешаны некие загадочные существа — музы, и потому, что образ жизни поэта, по их мнению, совершенно особенный… Ну да, это знает любой — подчас поэты выпивают, даже пьют… Зато в остальное время, в отличие от прочих смертных, они одержимы божественным вдохновением, их пылкие души терзают могучие страсти, их мозг кипит в огне каких-то сверхозарений… И какое же счастье, выходит, быть женой поэта!
Но жизнь-то куда сложнее и суровее… И для поэтов исключений не делает. Известно, какую яркую, но многотрудную судьбу выбрал себе Александр Блок, гениальный поэт, провидец… Какую неподъемную ношу кинула судьба на плечи Осипа Мандельштама…
А кому-то все равно их доля, несмотря ни на что, кажется сладкой, потому что их "преследовала" слава… Слава "преследовала" и большого поэта Анну Ахматову, да только "в довесок" к славе ей пришлось пережить гибель от пуль ГПУ мужа, поэта Николая Гумилева… Впридачу к славе она должна была стоять у железных тюремных амбразур и пытаться передать хоть что-то арестованному сыну… Прикиньте на себя ее горе, попробуйте, как пишут, "нести его достойно".
А она — несла его именно так. Она любила, любила и продолжала любить, и писала в тридцать восьмом:
Годовщину последнюю празднуй — Ты пойми, что сегодня точь-в-точь Нашей первой зимы — той, алмазной — Повторяется снежная ночь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И трепещет, как дивная птица, Голос твой у меня над плечом. И внезапным согретый лучом Снежный прах так тепло серебрится.Ее любимый сын между двумя отсидками в ГУЛАГе воевал. А она, мать, писала тогда же, в сорок втором:
Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова, — И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем Навеки!Но то — таланты! Избранные! Коим мы низко кланяемся за способность вбирать в свои
- Собрание сочинений. Том 1 - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Реабилитирован в 2000 (Из следственного дела Варлама Шаламова) - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Обращение к потомкам - Любовь Фёдоровна Ларкина - Периодические издания / Русская классическая проза
- Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс - Историческая проза / Русская классическая проза
- Там, где трава зеленее - Анастасия Олеговна Спивак - Русская классическая проза
- Фридрих Наумович Горенштейн - Борис Хазанов - Русская классическая проза
- Артист лопаты - Варлам Шаламов - Русская классическая проза
- Прозрение Аполлона - Владимир Кораблинов - Русская классическая проза
- История одного города. Господа Головлевы. Сказки - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Товарищи - Максим Горький - Русская классическая проза