Полведра студёной крови - Артем Мичурин

Глава 5

«Пётр-охотник с братьями», счастливо проживающие на своём «видном дворе»… Моя светлая, почти детская фантазия рисовала пасторальные картины с богатыми избами, аппетитно дымящей коптильней, крепкими сибирскими мужиками – косая сажень в плечах, сисястыми бабами в сарафанах и ребятишками, весело носящимися по двору за жирными курами… Обо всём этом любитель солонины из поповых отпрысков забыл упомянуть… Чудно. Должно быть, я всё же хороший человек, раз нарисовал себе такую сахарную поебень, основываясь на крупицах ни о чём не говорящей информации. Как тут ни крути, а тянется, тянется душа к прекрасному, тоскует по вечным ценностям.

– Тш-ш, – шикнул я на не в меру громко заурчавшего перевариваемым бородачом Красавчика. – Поднимешь шухер – придётся убивать… даром.

Помутневшая от времени оптика старого армейского бинокля приблизила отнюдь не лубочные картины быта сибирских охотников. Грязный, обнесённый частоколом посёлок из четырёх изб и шести бараков расположился на высоком берегу Камы с большим причалом и двумя внушительными подъёмными кранами. Внутренний двор, если можно его так назвать, представлял собой унавоженное скотом грязевое болото. В стойлах фыркали тощие лошади. Двое мужиков в засаленных куртках и с двустволками за спиной стягивали с распряжённой телеги босого человека, наполовину скрытого от глаз мешком, в который он был запрятан и обмотан верёвкой. Человека ли?

Я присмотрелся к отчаянно дрыгающимся связанным ногам. Ах ты ж срань! Либо у несчастного адский артрит, либо он мутант. Да и педикюр гражданину не повредил бы. Такими когтями, неосторожно взбрыкнув, можно прохожему кишки выпустить.

– Охотники, значит…

Грязнули тем временем сволокли неведомую зверушку с телеги и потащили к одному из бараков, при ближайшем рассмотрении оказавшемуся двумя рядами клеток под общей крышей.

– Ты бывал в зверинце?

Мой четвероногий компаньон удивлённо приподнял морду и фыркнул.

– Нет? Тогда пойдем, взглянем, пока это сраное шапито не свернулось.

Мы тихонько спустились с холма, но едва приблизились к частоколу, не дойдя метров семидесяти, как загривок Красавчика ощетинился, а верхняя губа поползла вверх.

– Что встал? Брось, ты же один из них.

Не обращая на меня внимания, Красавчик потянул носом и попятился.

Если бы у моего неизученного наукой напарника был хвост, уверен, он оказался бы плотно прижатым к яйцам. А Красавчика мало что могло напугать. Не считая последствий психотропной атаки в Москве да недавнего демарша на плотине, проявлений трусости я за ним не замечал.

В начале зимы, когда зверёныш был габаритами едва ли вполовину от нынешних, мы по колено в снегу пробирались через нижегородские леса. Места это поганые. Ещё во времена беспечного детства мы с пацанами под шмаль и самогон пересказывали, сидя в коллекторе, байки о здешних вепрях, вспарывающих человека снизу доверху одним ударом, и об огромных волколаках, вырезающих за ночь обоз, не выдавая себя даже шорохом. Ходили слухи о тварях и пострашнее. Но о том, что встретилось нам в то морозное декабрьское утро, я ни от кого прежде не слышал. Можно ли не заметить с двадцати метров в зимнем лесу существо раза в полтора крупнее матёрого лося? Оказалось, можно. Думаю, я подошёл бы и ближе, не учуй Красавчик подвоха. Поначалу я решил, что перед нами попросту коряга, припорошенная снегом. Под такими любят устроить берлогу медведи. И то, что Красавчик забеспокоился, меня ничуть не удивило. В подсумке лежало с десяток двенадцатых «магнумов», снаряжённых точёными стальными болванками, а наши запасы провизии приближались к исходу. Я охочусь на двуногую дичь, её выследить и добыть умею, а что до прочей живности… Никогда не питал тяги к убийству тварей божьих. Но уж растормошить заспанного медведя и пустить ему пулю в сердце сможет даже такой профан. А голодный профан – тем более. Я уже схватил подходящий дрын, когда Красавчик встал между мною и «корягой». Лохматый заморыш, чуть побольше средней собаки, прекрасно осознавая в отличие от меня, что перед ним находится, приготовился дать бой. И тут «коряга», видимо, поняв, что сюрприза не выйдет, ожила. Снег посыпался с твари, открывая грубую безволосую шкуру. Четыре длинных узловатых ноги пришли в движение, поднимая и разворачивая кряжистое туловище с низко расположенной, напоминающей огромный лошадиный череп головой. В провалах глазниц блеснуло отразившееся солнце. Чудовище опустило голову к самой земле, выдохнуло облако пара и, оскалив внушающие уважение клыки, попятилось. Похоже, это был его первый вдох-выдох за те несколько минут, что мы находились рядом. Будучи обнаруженным, мимикрирующий засадный хищник предпочёл убраться. Я не стал возражать. Только потрепал Красавчика по загривку, глядя, как жуткое существо, переставляя ноги-коряги, уходит в чащу. Если бы не этот зубастый, подобранный мною в Москве комок шерсти, кто знает, возможно, мои ошмётки, разбросанные по близлежащим кустам, до сих пор служили бы источником пропитания для синиц и ворон, а в обглоданных, обсосанных костях по весне нашли бы кров мелкие лесные твари.

И вот теперь матёрая зверюга, которая, будучи щенком, не позволила мне столь близко приобщиться к природе, даёт задний ход, едва не скуля от страха.

– Да что с тобой?

Ответом мне стал кошмарный, вгоняющий в оцепенение рёв. Он был настолько громким, что казалось, источник его находится не дальше десятка метров, даже при моём слухе. И я знал, что это за источник. Медведь. Но – чёрт меня дери! – какого же размера должен быть зверь, чтобы производить на свет божий такие звуки?!

– Дьявол! Хочу на это посмотреть. Держись за мной, ссыкло.

Я в сопровождении боязливо семенящего позади Красавчика приблизился к частоколу со стороны слепой зоны моего предыдущего наблюдательного пункта и, найдя прореху, прильнул к ней глазом. Но и отсюда главная сцена оказалась невидна. Хотя местная примадонна стала гораздо ближе. Тяжёлая звериная вонь шибала так, что чувствовалась даже не носом, а языком. Красавчик от такой близости совсем приуныл и, уже не смущаясь собственной слабости, трясся всем сжавшимся в комок существом. Казалось, он стал в два раза меньше, открыв в себе доселе неизведанный талант перевоплощения. Ещё немного усилий, и шестидесятикилограммовая тварь вполне сошла бы за напуганного барсука, готового броситься наутёк в любую секунду. Наверняка он так бы и сделал, если б не наша недавняя воспитательная беседа.

Не имея возможности насладиться созерцанием звезды здешних подмостков, я стал слушать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});