Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В самом деле, Андрей Андреевич! — сказал я. — Долго это будет продолжаться? В нашем гараже меня на смех поднимают! А вчера переключили международный матч по футболу из Италии на местную программу, специально, чтобы видеть ее реакцию на мое появление… Я уже два свои телевизора разбил! А куда пропадают ваши секретарши, с которыми мне приходится по ночам работать, а потом отвозить домой после смены?
— Растут ряды нашей оппозиции, — сказал хозяин. — И ты, Брут? Но что я могу поделать, Паша? Мы пригласили специалистов-электронщиков, сексологов, психиатров и даже одного корифея по теории электромагнитных волн. Все разводят руками. «Есть многое на свете, друг Гораций…» только Шекспира мне и цитируют. Уволить ее? Не дают. Для выяснения данного феномена предложили дополнительно пригласить парапсихолога. С другой стороны, я хочу разобраться в этом сам — кто за ней стоит? Сначала я думал ты, Роман Романович, был такой грех, потом решил, что это преданные люди из окружения покойного маршала. Будем решать, Пятя, мало ли мы разрешили с тобой проблем за этим столом. А новых секретарш для тебя найдем! Мне посоветовали металлическую сетку на окна натянуть и отключать телевизор во время работы.
— Или взорвать телебашню! — сказал я.
— Горячий, молодой, красивый… — вздохнул хозяин. — Вот кто идет нам на смену, Рома. Эти тоже пойдут другим путем, дай срок. Хотя если бы ты присутствовал самолично при казни, а не доверился этим невежественным адептам самой правильной теории, иди знай, Рома, куда колесо Истории повернулось… А пока что буксует на месте, аж дым идет. А ты и такие, как ты, мне только мешают.
— По-хорошему просишь? — сощурился Цаплин. — Чтоб в сторонку отошел? И как другие посмеивался да ручки потирал? Мол, говорил я, предупреждал… А в прежние твои времена, Андрейка, ты бы так со мной разговаривал?
— Почему «бы», Рома? — пожал плечами Радимов. — Просто разговаривал. В пыточной. Ты опричником служил у государя, приехал ко мне со своими друзьями, напились, девок моих всю ночь таскали, а мои верные люди поутру вас повязали. Ты вот на дыбе висел, а я с тобой о том же самом разговаривал. Тебе уж пятки прижигали, а ты все на своем стоял. Теперь мне прижигаешь…
— И чем дело кончилось? — спросил гость, чуть побледнев.
— А чем могло кончиться? — удивился Радимов. — По тем невежественным и средневековым временам? Погнали вас по полю к ближнему леску, босых, да по морозцу, а следом гончих пустили, с вечера не кормленных. Ни один до лесу не добежал. Иван Васильевич мне эту историю простил, когда доподлинно обо всем узнал. Уж очень я ему в Ливонии помог, когда лазутчиков Курбского брали…
— И о чем, Андрей, после таких обо мне историй, ты хочешь просить? — поднялся из кресла гость. — Перемирия? Чтоб я в покое тебя оставил?
— Совета хочу и твоей помощи, — спокойно сказал Радимов и снова налил нам и себе. — Написал бы ты в своей газете разоблачительную статью. Опять, мол, Радимов амбиций раздутых ради хочет народ всполошить, как это уже было с Днем Нечаянной радости. Теперь он желает, чтобы все как один поднялись на строительство обводного канала вдоль границы нашего любимого Края.
— Хочешь Реку повернуть? — шепотом спросил Цаплин, перегнувшись к хозяину через стол. — А вот это видел! Да я на самую высокую колокольню залезу и в набат ударю. И тогда убей меня, как Колю Субботина.
— Убью, — кивнул хозяин. — А лучше статью напиши. Злую, такую, знаешь, чтобы каждого проняло. Ты это умеешь, Рома… Что-что, а злости тебе не занимать.
— А тебе зачем? — подозрительно спросил гость. — Ты чего задумал? Сделать из нашего Края трамплин, чтобы тебя на самый верх забросило? Не выйдет!
— Стало быть, отказываешься об этом писать? — еще спокойнее спросил хозяин. — А я бы попросил. Никто лучше тебя, Рома, не популяризирует мои идеи. Ну да что делать. Не на дыбу же тебя вешать, как в былые времена.
— Но это просьба, — взял себя в руки Цаплин и снова сел. — А совет?
— Не объявить ли нам себя республикой, вплоть до отделения? С последующим вступлением в ООН? Я-то поступлю наоборот тому, что посоветуешь. Как поступают наши мыслящие сограждане, читающие твои статьи. Что скажешь?
Цаплин обомлел и будто утратил дар речи. Хозяин мне кивнул, и я подал стакан сельтерской. Но гость снова вскочил, выбив стакан из моих рук.
— Довольно! — крикнул он и рванул, задыхаясь, узел своего галстука, оборвав верхние пуговицы своей несвежей сорочки. — Ты дьявол! В тебе нет ничего человеческого! Ты играешь судьбами!
— Вот и напиши обо всем, — кивнул хозяин. — Ты же писал уже? О моем сепаратизме-бонапартизме, например. Что тебе стоит? А для меня это пробный шар. Потому как иначе избавиться от массовой миграции на нашу благодатную, моими скромными стараниями, землю, по-видимому, уже нельзя. Сам ты предложить что-нибудь конструктивное, как всегда, не способен. Что мне остается делать? В том и искусство хорошего начальника, Рома, генерал-губернатора или первого секретаря, что он умеет использовать во благо вверенного ему края самые разные свойства и особенности своих сограждан, даже отрицательные. Для того и придумали в старые времена оппозицию, чтобы сверять выбранный курс по громкости ее лая. Идешь, бывало, по лесу ночью, ищешь верную дорогу, и вдруг — чу! — где-то собаки залаяли. И чем отчетливее лай, тем, стало быть, вернее идешь… Ах, как мне нужна оппозиция, Рома! Чтобы, как Черчилль, утром глаза открыл, а тебе горничная в постель кофе с тостом и утреннюю газету наиболее разнузданной партии. Мечта сегодняшнего государственного деятеля… Ты секи, Рома, что я сказал, записывай. Для завтрашней статьи. Ну, все… Утомили вы меня. Уходите оба. Я должен еще подумать. Что еще предпринять, чтобы не удалось меня свернуть с намеченного курса.
Скрестив руки на груди, он отошел к ночному окну. Мы молча смотрели ему в спину. Постояв, он повернулся. У него был неузнаваемый, странный взгляд.
— Пошли вон. На конюшню. И скажите от моего имени, чтобы вам дали плетей.
11
Я гнал машину в ночь, к дому Цаплина, а он только охал у меня за спиной.
— Паша, голубчик… осторожней, родной! Ты же пьян и зол! Он специально стал приглашать тебя на свои сим-позии, чего не делал раньше! Неужели не видишь, неужели не понимаешь, как большинство наших граждан! Он же хочет, посадив тебя пьяного за руль, убить меня. Но погибнешь и ты! Такой молодой, красивый, жить да жить…
— А ради чего! — крикнул я, стискивая зубы.
— Вот именно, Паша, именно! Мы все живем ради удовлетворения его тщеславия. Это же не человек! Как он всех здесь опутал! Своей ложью и россказнями. И ты ему служишь?
— Конюшня… — сказал я. — Это гараж? Он нас туда посылал?
— Ну да! — воскликнул Цаплин. — Бывший граф, привык образно выражаться, разговаривая с челядью. А ты только сейчас понял?
— Так! — накручивал я себя. — А плети — это монтировки?
И, не дожидаясь ответа, резко повернул в сторону гаража.
— Паша! Родной! — закричал он. — Ради Бога, не делай этого!
Моя машина влетела во двор гаража, едва не столкнувшись с выезжавшей дежурной машиной.
— Оставайся здесь! — приказал я ему. И бросился в свой бокс, оттуда в дежурку, где раздавались голоса.
Мужики резались в очко при свете фар. Подняли на меня глаза.
— Легок на помине! — обрадовались они чему-то. — Твой шеф звонил только что.
— И что он хотел? — спросил я, не отходя далеко от двери.
— Поучить тебя! — сказал незнакомый банкомет, не поднимая глаз. — По-нашему.
— Зачем врать! — сказал Пичугин. — Он велел передать, чтобы ты возвращался.
— И уложил его баиньки! — мяукнул банкомет.
— А вот ему! — ударил я себя по сгибу локтя, от чего рука приняла вертикальное положение.
Мужики заржали, Пичугин поморщился.
— Ну, так кто будет меня учить? — спросил я. — Ты, Пичуга?
— Садись! — кивнул банкомет на освободившееся место. — Играем по четвертаку. А можем — на тебя.
— Пятя, Павел Сергеевич… — засопел над ухом возникший из тьмы Цаплин. — Не заводись! Это нехорошие игры… А ты пьян!
Я отмахнулся локтем, так что он схватился за живот и уполз обратно. Сдали карты. У меня было девятнадцать. У него двадцать.
— А у меня всегда будет больше, — сказал банкомет, вскрывая валет червей. — Видишь?
— Я доиграю! — сказал Пичугин, протягивая руку. — Мне сдай.
— А кто будет платить? — спросил банкомет, расправляя плечи, потом резко выхватил нож. Но я успел ударить ногой в пах и выскочил наружу.
Дома у Цаплина не спали. Встречали отца семейства, будто он вернулся из-за линии фронта.
— Проходи, Паша, проходи… — обернулся ко мне Цаплин, пропуская. — Чайку на дорожку. И поговорить надо. А вы ложитесь. Ничего, Паша хороший человек. Заблудший, как все мы. Но хороший.
- Билет в забвение - Эдвард Марстон - Исторический детектив / Классический детектив / Триллер
- Терапия - Себастьян Фитцек - Триллер
- Я должна кое-что тебе сказать - Кароль Фив - Остросюжетные любовные романы / Триллер
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Топор богомола - Котаро Исака - Детектив / Триллер
- Завещание - Джон Гришем - Триллер
- Метка смерти - Робин Кук - Триллер
- Метка смерти - Робин Кук - Триллер
- Чужая жена - Алексей Шерстобитов - Триллер
- Гибельное влияние - Майк Омер - Детектив / Триллер