Жемчуг проклятых - Маргарет Брентон

Леди Мелфорд поскучнела.

— Не будет никакого «потом». Едва ли мы с тобой еще увидимся.

— Почему же?

Лавиния пожала плечами и направилась к дивану, Агнесс же последовала за ней, словно пришитая к ее платью из лавандового шелка.

Походя она заметила, что диван покоится не на ножках, а на бронзовых сиренах. Отливший их мастер очень внимательно отнесся к анатомическим деталям. Присев, Агнесс прикрыла ту русалку, что поближе, краешком юбки. Столько обнаженной натуры она не видывала за всю свою жизнь! В пансионе девочки даже мылись в сорочках.

— Дело в том, мы с твоим дядей… как бы выразиться… не в ладах, — медленно начала миледи. — Я не хожу в его церковь… в церковь вообще. Но приходской налог плачу исправно, и десятину тоже… платила бы, если бы меня попросили. Что же касается церкви, то даже католичество мне ближе чем это наследие оголтелых пуритан! Не пугайся, Агнесс, — смягчилась Лавиния, когда девушка подскочила на месте. — За такие разговоры на каторгу не сошлют, а писать на эту тему трактат я не собираюсь. Зато я помню, как на медовый месяц барон увез меня в Рим, и я побывала в соборе Святого Петра. Колонны света падали через отверстия в куполе, вокруг них, точно зыбкий плющ, вились струйки ладана — так прекрасно! А потом прогулка по провинции, руины языческих храмов, утопающие в зелени. Я все ждала, что произойдет что-нибудь волшебное.

— Так вы верите в волшебство?

Услышать бы «да», и тогда можно рассказать ей… Хотя бы намекнуть…

— Я? — усмехнулась Лавиния. — Конечно, не верю.

Агнесс умолкла и начала с преувеличенным вниманием любоваться гостиной. Взгляд скользил по обычному маршруту — позолоченная лепнина на потолке, зеркало над камином, безделушки на каминной полке, подпираемой двумя кариатидами без лоскутка одежды…

— Стало быть, едешь к дяде?

— Угу, — призналась совестливая мисс.

— Тогда забудь все то, что я тебе наговорила. У мистера Линдена от этих знаний тебе будет многая скорбь. Но пообещай — если тебе понадобится совет, я буду первой, к кому ты обратишься. Обещаешь?

— Конечно, ле… Лавиния.

И словно в награду за правильный ответ, баронесса протянула ей фероньерку. Опал впитал синеву обоев и казался еще холоднее.

— Возьми на память. Эта безделушка понравилась тебе вчера. Ты на нее во все глаза смотрела.

Агнесс отодвинулась подальше.

— Лучше не надо. Вы и так для меня столько всего сделали! И вообще, может, вам тоже не стоит ее носить? Опалы к слезам.

Усмехнувшись, леди Мелфорд опустила подарок в карман.

— Как тебе угодно, два раза предлагать не стану. Только ты ошибаешься, Агнесс. К слезам — жемчуг.

Глава Вторая

1.

Кучер баронессы привез Агнесс в пасторат. Но остановился, не доезжая до пасторского дома.

— Ежели вы не против, мисс, так я вас тут высажу. Неохота его преподобию на глаза попадаться. Сказать по правде, грызутся они с ее милостью, как кошка с кошкой.

— А не с собакой? — уточнила девушка.

— Э нет, мисс, чего кошке с собакой-то делить? И живут они порознь, и кормятся — собака воробьем подавится, кошка говяжью кость не разгрызет. Иное дело, коли два кота встретятся, да притом оба злые, а по силе равные! Такая баталия начнется, что и волкодав на дерево запрыгнет. Вот так и пастор с ее милостью. Хотя нам-то какое дело до ихних склок? Мы люди маленькие, — кучер широко развел руками, включая в понятие «люди» двух каурых лошадок.

Агнесс не протестовала и сердечно попрощалась с кучером, хотя тот даже не предложил донести ее сундучок. Гостье не терпелось осмотреть пасторат. Кто знает, вдруг она задержится здесь надолго? На месяц, а то и два. Место гувернантки так просто не найдешь — нужно давать объявления в газетах, а после отсеивать нанимателей с двенадцатью детьми и домишком где-нибудь на Оркнейских островах.

По обе стороны гравийной дорожки, бежавшей к крыльцу, стелились лужайки — зеленый рубчатый шелк с пестрой бахромой. Пусть на клумбах росла только наперстянка, зато уж точно всех оттенков, которыми ее наделила природа — и розовая с белыми крапинками, и лиловая, покрытая мягким белым пухом, и такая прозрачно-желтая, что при взгляде на нее на языке проступал вкус меда.

Сорвав белую башенку, густо усеянную цветами, Агнесс подошла к дому, но никак не решалась постучаться. Уж слишком он казался внушительным. Прошлым летом она гостила у Ханны Гудрэм, в чеширском приходе ее отца, и с тех пор пребывала в уверенности, что пасторат выглядит именно так — унылый каменный домик в два этажа, со скрипучими полами и неистребимым запахом плесени. Вдобавок, ей пришлось делить кровать с Ханной и ее трехлетней сестренкой, которая пиналась во сне и сосала волосы Агнесс. Теснота была ужасная.

Так что к холлу, достойному лорда, а никак не сельского пастора, бедняжка была совсем не подготовлена.

Этот дом тоже был двухэтажным, но до чего же высоким! Стены из серого известняка едва виднелись из-за плюща, густого, словно вертикальная клумба. Здание казалось древним, но как-то неравномерно. Центральная часть — самая старинная, зато восточное и западное крыло явно были пристроены в конце прошлого века. И камень посветлее, и оконные рамы очерчены свежей белизной. Под коньком крыши, чуть выше высокого стрельчатого окна, виднелся герб семейства Линденов, а обе стороны окна располагались две арочные двери — дубовые, потемневшие от времени. Они окончательно сбили девушку с толку. В какую стучать? Или попробовать с черного хода? И Агнесс отправилась на задний двор.

Северный фасад не отличался пышностью, да и плющ не вился по стылому камню. Чуть поодаль виднелись хозяйственные строения — сараи, конюшня и еще какой-то домишко с трубой, по-видимому, кухня…

Тут Агнесс юркнула за каменный фонтанчик для птиц. Из конюшни выходили двое. Мальчишка-грум, рыжий и коренастый, вел белоснежную лошадь, предназначенную для джентльмена, который нетерпеливо поигрывал хлыстом. Агнесс сразу же опознала дядюшку. Черный сюртук до колен в сочетании с белым шейным платком выдавали пастора с головой.

Мистер Линден ничуть не напоминал седовласого старца, которой уже прижился в ее воображении.

На отца Ханны, низенького весельчака, загорелого после работ на церковном поле, он тоже не был похож.

До чего же он молод!

Приличия не позволяют таращиться, но Агнесс не могла удержаться.

Изможденный вид отчасти старил пастора, но в его черных волосах не было седины. Это сколько же ему лет? Точно не сорок, тогда начинается старость. Тридцать? Но разве в таком возрасте становятся ректорами? Хотя, если отец подарил ему приход…