Воспоминания - Александр Извольский

Теперь, когда восстановлены все обстоятельства, сопутствовавшие заключению договоров в Бьерке, всякий, кто с должным вниманием отнесется к его тексту, не может не понимать, что император Николай II никогда не помышлял заключить союз, враждебный Франции, и, следовательно, не может быть и речи об измене с его стороны. Первая статья договора предусматривает, что "если какое-нибудь европейское государство нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику всеми имеющимися в её распоряжении силами на суше и море". Неопределенность редакции этой статьи, если взять её вне контекста, вероятно, и могла быть истолкована в том смысле, что в случае агрессивности Франции по отношению к Германии Россия должна была бы оказаться на стороне последней, но такое толкование становится абсолютно невозможным, если принять во внимание 4-ю статью того же договора, по которой Россия должна была принять необходимые шаги, чтобы осведомить Францию о содержании договора по возможности скорее и предложить Франции присоединиться к нему в качестве союзника.

Бесполезно указывать на абсурдность приглашения Франции присоединиться к союзу, направленному против неё самой. Очевидно, что договор в Бьерке ни в какой степени не был изменой Франции. Настолько же ясно, что он был направлен против Англии и только против неё. В то время, когда подписывался договор, Англия была наиболее враждебно настроена против России; вооруженный конфликт между этими двумя странами был только что предотвращен благодаря дружественному вмешательству со стороны Франции, но враждебное влияние Англии продолжало чувствоваться повсюду по отношению к России. Не было ли естественным и даже законным со стороны царя заручиться поддержкой против Англии посредством создания "континентальной коалиции"? Но поскольку император Николай может быть совершенно свободен от обвинений в намерении изменить Франции, постольку он был не прав, когда после долгих колебаний он уступил убеждениям германского императора и согласился подписать договор без предварительного осведомления своего союзника. Как только кайзер уехал и царь имел возможность спокойно оценить то, что он сделал, он понял свою ошибку и, когда вернулся в Петербург, был очень обеспокоен и озабочен, как рассказывал мне граф Ламздорф, во время аудиенции, которая была дана министру иностранных дел. Он медлил пятнадцать дней, прежде чем решился заговорить о договоре. Граф Ламздорф был совершенно подавлен, когда узнал об этом, и со всей убедительностью, на которую он только был способен, стремился указать императору всю опасность положения и крайнюю необходимость принять немедленные меры для уничтожения договора. Царь увидел, что он совершил ошибку, и дал графу Ламздорфу carte blanche предпринять необходимые шаги, чтобы локализовать последствия договора, – дело, которое выполнил граф Ламздорф со свойственной ему опытностью и с энергией, заслуживающей величайшей похвалы.

В это время на сцене появляется граф Витте, который только что заключил мирный договор с Японией в Портсмуте.

Граф Ламздорф ввиду политической и личной близости с ним призвал его на помощь, чтобы выпутаться из положения, которое создалось благодаря слабости императора.

По дороге домой из Америки граф Витте остановился в Париже, где его визит совпал с наиболее острой фазой переговоров между Францией и Германией по марокканскому вопросу. Он имел случай видеть французских министров, которые не скрыли от него опасений относительно возможного разрыва отношений с Германией. Зная, что граф Витте был приглашен императором Вильгельмом посетить его во время охотничьей прогулки в Роминтене, французское правительство осведомилось у графа Витте, каким образом возможно было бы устранить затруднения и прийти к соглашению. Граф Витте очень активно пришёл на помощь министрам республики, так как ему было поручено подготовить пути для заключения весьма важного займа, предназначенного для восстановления финансов России после войны, и потому что он знал, что успех этого займа зависит от урегулирования марокканского вопроса. В Роминтене кайзер выказал королевскую предупредительность и внимание по отношению к графу Витте, которого он уже рассматривал как главу русского правительства. Нет никакого сомнения в том, что разговор между этим русским государственным деятелем и германским императором имел благоприятное влияние на ход переговоров, которые велись в это время между французским правительством и германским посланником в Париже. Обсуждался ли тогда договор в Бьерке или сообщил кайзер его содержание? Я склонен думать так, потому что кайзер телеграфировал царю 11 сентября, спрашивая, знает ли граф Витте, о прибытии которого в Роминтен он был извещен, о договоре, и, если нет, может ли он ему сообщить о нем? Император Николай ответил, что только великий князь Николай, военный министр, начальник генерального штаба и граф Ламздорф знают о договоре, но что царь ничего не имеет против осведомления о нём и графа Витте. Однако, судя по тем сведениям, которые сам граф Витте даёт о своём посещении Роминтена и которые были сообщены им д-ру Диллону и опубликованы последним в его книге, кайзер только в общих чертах говорил о своём плане коалиции континентальных держав, указывая, что её целью является поддержание длительного мира в Европе, и уклонился от прямого указания на то, что договор уже подписан им и царём. Граф Витте говорил позже д-ру Диллону, что осторожность кайзера была вызвана, по-видимому, боязнью, что преждевременное обнаружение договора может вызвать затруднения, подобные тем, которые возникли несколькими годами раньше, во время заключения соглашения относительно Киао-Чао и Порт-Артура.

Несмотря на то, что свидетельство д-ра Диллона изобилует ошибками, я считаю его точным в той части, которая касается периода до возвращения графа Витте в Петербург, где он был осведомлен графом Ламздорфом о происшествии в Бьерке.

Действительное положение вещей обязывает меня сказать здесь, что граф Витте, будучи приглашен графом Ламздорфом помочь ему в усилиях по уничтожению несчастного договора, оказал величайшую услугу и проявил недюжинную энергию. Тем более это должно быть отмечено, что граф Витте в течение долгого времени придерживался мысли о заключении союза между Россией, Германией и Францией. Ему казалось, что такого рода союз, не направленный специально против Англии, может быть в конце концов образован без участия в нём этой державы. Он надеялся, что этот союз может быть противопоставлен претензиям Соединенных Штатов Америки во имя осуществления интересов Европы. Д-р Диллон сообщает в своей книге очень любопытный разговор, происходивший по этому поводу между графом Витте и германским императором во время его первого посещения Петербурга после вступления на трон в 1888 году. В этом случае молодой император выразил своё полное согласие с планом Витте вообще, но энергично протестовал против исключения из этой комбинации Англии, указывая, что Америка является таким врагом, против которого вся Европа должна вести беспощадную войну.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});