Дневник Дельфины - Одетт Жуайе

Месье Барлоф… Я не могла поверить. Но мама заулыбалась еще больше, и в ее улыбке я прочитала прощение. Но она сказала мне с упреком:

— Мне-то ведь, мне-то ты можешь поверить!

Господи! Я ожила! Кошмар рассеялся! Черная река, берег, ночь — на все это я смотрела теперь совершенно другими глазами… Ко мне возвращались счастье и надежда…

Мама взяла меня за руку. Шофер грузовика глядел на нас во все глаза. Какой он милый, этот шофер! Он крикнул:

— А теперь, дамы и господа, в машину! Конечная остановка — Гранд-Опера!

Фредерик помог нам с мамой забраться на сиденье. Большой грузовик отчалил, и в таком вот экипаже я вернулась в Оперу.

Мама, конечно же, не соврала мне. Я снова заняла свое место. Это настоящий роман! Я запомню это на всю жизнь. Дама из полиции — просто чудо, и даже Дюдю, в конце концов, захотел помогать ей в расследовании. И они нашли виновную —более виновную, чем мы, потому что мы-то всего лишь хотели поиграть на крыше.

Оказалось, что нас там заперла… Жюли! Да-да, Жюли! Она призналась сама, когда инспекторша расставила ей ловушку. А исчезнувший ключ Жюли просто-напросто спрятала в моих вещах! Тайна открылась, когда Вера стала перекладывать мои вещи к себе в шкафчик, как мы договорились с Марселиной: ключ упал. Бац! — и Мерседес увидела его. Она тут же позвала даму из полиции. А та, кажется, положила ключ обратно в мои вещи, а вещи — ко мне в шкафчик, попросив Веру и Мерседес хранить молчание.

На следующий день во время урока танца дама из полиции и Дюдю сняли отпечатки пальцев у всех учениц, как у гангстеров. Тогда, понимая всю серьезность дела, девочки стали признаваться, одна за другой. Все-таки они хорошие подруги… Но в чем никто не хотел признаваться — это в том, что запер дверь, чтобы нас наказали: Бернадетту и меня. Они плакали и говорили, что это уже не игрушки. Ну, и во время репетиции Жюли нашла возможность пробраться в гримерку, когда там никого не должно было быть. История с отпечатками пальцев напугала ее. Но она не знала, что за ней все время следят, как за настоящим преступником: Дюмонтье — на сцене, инспекторша — за кулисами, Мерседес — в гримерке. И инспекторша угадала: Жюли решила забрать ключ!

Она поднялась в гримерку, стала рыться в моих вещах, и тут — это для нее было ужасно! — Мерседес включила полный свет. Так Жюли попала в ловушку.

— Ты знаешь, что теперь тебе надо сделать, — сказала ей Мерседес.

Жюли пыталась сопротивляться, но Мерседес была строга:

— Иди. Иди и признайся!

Ну, Жюли и вышла из гримерки. На ней был мой костюм Галатеи, она спустилась на сцену. Кажется, она плакала. Вот когда наступил ее черед! Репетицию остановили, месье Барлоф и мадемуазель Лоренц подошли к ней, а она стояла неподвижно перед инспекторшей с обвинявшим ее ключом в руке.

Все, все осуждали ее! Представляете, в каком она была состоянии! Я думаю, после подобной истории ей придется уйти из школы. Но, в общем-то, мне ее жалко: она ведь очень хорошо танцует. Из нее могла бы выйти настоящая звезда. Но вот ведь как: балерина не имеет права делать неверные шаги ни на сцене, ни в жизни. Я кое-что поняла и никогда этого не забуду. Скажу только, что я предпочитаю оставаться на своем месте, чем быть на месте Жюли.

Никогда не думала, что мой первый самый счастливый день одновременно станет и самым несчастливым!

Но, в конце концов, все для меня уладилось, хотя, я повторяю, мне жалко Жюли. Я обещала вести себя хорошо и буду вести себя хорошо, буду примерной, как какая-нибудь девочка из книжки. У меня теперь снова есть моя роль и месье Барлоф. И гораздо лучше быть Галатеей, чем Жанной д'Арк!

Глава VII

«КАК ЖИВАЯ», или ТРИУМФ ГАЛАТЕИ

Мы работали над созданием балета. И это воспоминание так прекрасно, что не хочется и думать о чем-то другом.

В один чудесный вечер огромный красный занавес Гранд-Опера поднялся, открывая сцену для премьеры балета «Как живая». Как я волновалась, Боже, как я волновалась, но, кажется, месье Барлоф и мадемуазель Лоренц волновались не меньше меня. Нужно было поступить, как они: преодолеть страх, выпрямить ноги, ставшие ватными, успокоить дыхание и биение сердца. Я должна быть достойна Мастера, который выбрал меня. И когда я вышла на сцену, я почувствовала, что я уже больше не я, я превратилась в Галатею, волшебную куклу. Месье Барлоф, исполнявший роль ее создателя, руководил каждым моим шагом, а мне оставалось только слушаться, правильно делать все, чему он меня научил.

Счастье жить на сцене неописуемо! Ты преображаешься, испытываешь восторг, воспринимаешь крики «браво!» как всеобщее одобрение, как поток дружелюбия, идущий из зала. Как все это прекрасно! Мне аплодировали. Кажется, это был триумф. Обо мне написали в газетах. Но это все не так уж важно. Главное: я хорошо танцевала! И сам месье Барлоф вывел меня на поклоны, как выводят звезд! И кланяясь, я думала о маме, которая сидела в этом огромном зале, — как она, должно быть, счастлива, как гордится мной…

А когда я пришла в гримерку, то увидала на своем столике маленький букетик маргариток и большой конверт. Все мои подружки окружили меня и поздравляли, каждая по-своему. А к букетику была прикреплена визитная карточка Ивана Барлофа, а в конверте я нашла совершенно необыкновенный подарок: рукопись либретто «Как живая», тот сценарий, который потом стал основой хореографии балета. Месье Барлоф подарил его мне и, заканчивая этот дневник, я хочу переписать его здесь, потому что эта история кажется мне красивой, как песня или поэма, и потому еще, что за каждой строкой я вижу сцены и па из нашего балета.

КАК ЖИВАЯ…

В большой коробке лежала кукла… Не просто кукла —настоящий шедевр своего создателя…

Он был Мастером игрушек, конечно, он делал игрушки и продавал их в магазин. Он и эту большую куклу — Галатею, куклу ростом с настоящую девочку, тоже решил продать и принес коробку в магазин.

И вот Галатея выходит из своей коробки. Она открывает глаза, она закрывает глаза, она зевает, очень вежливо прикрывая ладошкой рот…

Сколько таких кукол видела владелица магазина игрушек!

Кукла, которая умеет ходить? Ну и что?

Кукла, которая открывает и закрывает глаза? Это так привычно!

Кукла, которая, зевая, очень вежливо прикрывает ладошкой рот? Мило, но что тут такого уж новенького?

А вы видели кукол, которые умеют играть в «классы» не хуже настоящих девочек?

Что вы говорите? Играет в «классики»? Никогда не видела! Браво! Я покупаю эту куклу.

И Мастер ушел из магазина с полными карманами и пустотой в душе. Он был чем-то недоволен, он был какой-то невеселый…

А поставленная в магазине на почетное место Галатея плакала: она оплакивала потерю своего создателя и своей свободы…

Но Мастер был добрый человек, и потом — очень ведь трудно взять да и расстаться со своим шедевром…

Нет, это невозможно!

Он забрал обратно свою куклу и спрятал ее в заповедном саду.

В саду, предназначенном только для тех, кто умеет любить, кто умеет мечтать, кто умеет играть.

На рассвете появился сторож, у него было важное дело: привязать солнце к небу — совсем не легкое дело, совсем не простое, а когда с ним было покончено, сторож открыл ворота.

— Что за чудо! — закричала Галатея. —Сколько девочек, таких, как я, и все играют в «классы»!

А Человек еще спал…

Нет ничего забавного в человеке, который спит, и она забыла о нем.

Она забыла о нем, потому что увидела воздушный змей! Огромный воздушный змей, которым управлял толстый мальчишка. Воздушный змей летел… И Галатея поднялась в воздух вместе с ним, Галатея полетела, а сторож ужасно разозлился.

Он разозлился потому, что дети не имеют права летать.

Он засвистел в свисток, он собрал вокруг себя всех прохожих, и полицейских, и пожарников…

А Галатея гуляла по воздуху, как другие гуляют по траве, и посмеивалась над теми, кто остался на земле.

Она не вернется, пока сердце не позовет ее…

Но сердце позвало ее!

Сердце сказало ей: «Спускайся!»

Сердце сказало ей: «Иди к своему создателю!»

И Мастер подхватил ее, он развязал веревки, в которых она запуталась, а сторож смотрел и смотрел в небо…

А Мастер убежал вместе со своим творением, со своим богатством — куклой, на вид такой обыкновенной — просто, как живая девочка…

Примечания

Батри (фр .) — прыжковые движения с ударами одной ноги о другую в воздухе.

Гранд-Опера — государственный оперный театр в Париже, имеющий официальное название — Национальная академия музыки и танца. Крупнейший центр музыкально-театральной жизни Франции.