Палач в нетерпении - Светлана Алешина

Ручки Любы, до этого порхающие, как две бабочки, остановились. Я открыла глаза и к собственному удивлению увидела ее странный, очень недобрый взгляд. Она вдруг сразу перестала быть симпатичной и милой, как по мановению злой волшебной палочки превратившись в ведьму с сузившимися глазами. Потом она взяла себя в руки и улыбнулась — привычной улыбкой, которая раньше так мне нравилась.

— Нет. Я не работаю с Татьяной Дмитриевной.

Из всех слов она выделила «я», делая на нем ударение, как бы подчеркнув все свое негативное отношение к Татьяне.

Не составляло труда догадаться, что отношения между обеими весьма и весьма натянуты.

— Тебе она не нравится? — поинтересовалась я.

— Видите ли, милая девочка, — холодно произнесла Люба, переходя на «вы», — я не склонна обсуждать это с вами, но раз уж вы так интересуетесь — да. Не нравится. И скажу вам даже больше — я ее ненавижу. Но, я надеюсь, это останется между нами. Поскольку Татьяна Дмитриевна у нас достигла своей цели и теперь мы вроде как принадлежим ей, а эта работа мне нравится, я прошу вас не обсуждать ни с кем предмет нашей беседы.

Так, Александра Сергеевна! Становится все интереснее…

— Люба, я не хотела тебя обидеть…

— Да брось, ты меня не обидела, — улыбнулась она. — У меня чисто личное отношение к этой особе, и, кстати, может быть, она и очень хороший человек. Сейчас просто такая жизнь — каждый пробивает себе дорогу и иногда не замечает, как при этом трещат чьи-то косточки!

— Ты хочешь сказать, что Таня кого-то «переехала»? — заинтересовалась я еще больше.

— Не то чтобы переехала, но… Саш, а почему тебя-то это так интересует?

Вопрос был задан «в лоб». Люба смотрела на меня, продолжая при этом укладывать мои волосы, и я решила немного поиграть.

— Предположим, что она мне тоже не очень нравится, — проговорила я. — И Андрей Никитич совершенно зря с ней так носится. Ты слышала про эти письма?

— Конечно, — кивнула Люба. — Кто о них не слышал? Это просто широко развернутая рекламная кампания какая-то…

— Вот и мне так кажется. Бедная Танечка, ах, какая бедная Танечка! А я вот думаю, что она сама себе их пишет…

— Вот тут ты не права, — отрезала Люба. — Письма ей действительно пишут. При всей Таниной хитрости и сноровке на это ей ума бы не хватило. А твой Никитич сам тот еще фрукт. Ну, вот. Ты готова. Можешь собой спокойно полюбоваться.

Она окинула меня оценивающим взглядом.

— Одежда вполне подходит, — решила она. — Только я бы надела желтый свитерок. Этот тебе не очень подходит к глазам. А тот даст необходимый оттенок. У тебя есть?

— Да, конечно. Так мы не договорили…

— У меня нет времени на беседу, Сашенька! — улыбнулась она. — Клиенты ждут. А тебя уже, наверное, Никитич заждался.

Поставив такую резкую точку, она дала мне понять, что распространяться по поводу чужих тайн не намерена.

Я посмотрела в зеркало и застыла.

Со мной совершили чудо!

То есть я осталась почти такой же, как и была, но простенькая коса делала мое лицо более притягивающим и таинственным, как будто я стала ирландской принцессой! Незаметный, почти неуловимый макияж придал моей коже матовый оттенок, и теперь она была какой-то светящейся, ровной и мягкой. А глаза почему-то стали большими и яркими.

— Люба, — восторженно прошептала я. — Ты просто волшебница… Можно, я буду к тебе приходить, когда…

Я прикусила язык вовремя. У меня уже было готово сорваться «когда закончим это дело…».

Она рассмеялась.

— Нет, при чем тут я? Твоя фактура это предполагает. Знаешь, в чем беда хорошеньких девиц?

— В чем?

— В излишней закомплексованности, — сказала она и легонько подтолкнула меня к двери. — Иди… Конечно, приходи, когда захочешь!

— Спасибо, — поблагодарила я и вышла в холл.

Никитич был уже там, разговаривая с каким-то молодым человеком. Заметив меня, он быстро прервал разговор и махнул мне рукой.

— Сашенька, ты похорошела еще больше, — произнес он, подходя ко мне.

Парень подошел с ним и теперь весьма откровенно разглядывал меня, совершенно не скрывая своего интереса.

— Никитич, познакомь с этой лапочкой! — сказал он.

— Илья, — обернулся недовольно Андрей Никитич к нему. — Это моя двоюродная сестренка, и если она и лапочка, то уж не про твою честь!

— Какая жалость, — скорчил рожицу Илья Варлаамов, как я сразу догадалась, это был именно он. — Только встречу женщину своей мечты, как ты ее уже занимаешь. Ты жаден до невозможности, Никитич! Ладно, увидимся вечером.

И он галантно склонился к моей руке, незаметно подмигнув мне с заговорщицким видом.

Глава 6 Вечеринка у Никитича

— Грязнер похож на мою соседку тетю Иру, Варлаамов бонвиван и сердцеед, а у имиджмейкера почему-то негативное отношение к Танечке…

Все это я выпалила на пороге, появляясь перед немного ошеломленным Ларчиком.

— Еще раз медленнее и понятнее, — попросил он, созерцая меня с неослабевающим интересом. — И начни с того, как это тебе удалось так похорошеть…

— Спасибо за комплимент, хотя он и был лишним, — я уселась в кресло и закурила. — Так вот, повторяю медленно. Мои наблюдения показали, что Грязнер, которого зовут на самом деле Виталиком, личность весьма отвратительная и скользкая, явный гей, но таких сейчас пруд пруди, их даже по телевизору показывают. Причем вовсе не в качестве дурного примера, заметь… В общем, Виталик «Грязнер» типичный представитель «непрошеных плодов свободы». Никитича и Таню он, мягко говоря, недолюбливает. Дальше у нас следует Люба.

— Люба — это кто?

— Люба — это имиджмейкер.

— Та, которая привела тебя в божеский вид?

— Сейчас я обижусь, — пообещала я. — А в каком виде я раньше была? В сатанинском, что ли?

— Не обижайся, я пошутил.

— Шутить надо остроумно, а не гадко, — заметила я. — Но уж ладно. Сегодня я удивительно добра, поэтому я тебя прощу. Так вот, Люба Таню очень не любит, но обсуждать это не пожелала. Она мне показалась симпатичной, поэтому я не думаю, что это она писала письма.

— Можешь не думать, — разрешил добрый Ларчик. — Но мы все-таки попробуем понять, что ей сделала Таня. Кто у нас был третий встречный?

— Варлаамов, — вздохнула я. — С ним я рассчитываю пообщаться вечером.

— Тоже неприятная личность?

— Наоборот, — улыбнулась я. — Он самый очаровательный юноша, встреченный мной сегодня!

Ларчик помолчал, обиженно насупившись, а потом пробурчал:

— Ну ладно, я… Но за что ты так обидела ни в чем не повинного Пенса?

— А вот Пенса я еще сегодня не видела, — мило улыбнулась я, наслаждаясь его выражением лица. — Поэтому Варлаамов проходит пока вне конкурса!

С этими словами я подошла к зеркалу и окинула себя удовлетворенным взглядом.

— Ты сегодня хороша, детка, — прошептала я и показала отражению язык.

* * *

К шести мы были уже готовы. Даже Пенс переоделся: на нем был вполне приличный свитер, и он даже раздобыл где-то пиджак, который сидел на его плечах, изображая из себя смокинг.

При виде меня он застыл, смотря на меня таким растерянным взглядом, что мне стало понятно — еще мгновение, и окончательно напуганный моей величественной красотой Пенс убежит.

— Сашка? — пробормотал он. — Какая же ты сегодня хорошенькая!

— И ты туда же, — вздохнула я. — А обычно страшнее меня и не найти, что ли?

— Нет, что ты, — испугался мой несчастный приятель. — Ты всегда хорошенькая. Но сегодня ты необыкновенная…

— Ладно, надоело мне терпеть ваше врожденное хамство, — сказала я. — Наверное, у меня такая планида печальная — находиться пожизненно в обществе двух совершенно невоспитанных мужчин. Нормальный джентльмен сказал бы: «Вы всегда хороши, а сегодня вы прекрасны», — или вообще сделал бы вид, что мое естественное очарование не может украсить старание визажиста. А вы…

Не слушая их жалких оправданий, я вышла на улицу, где нас уже поджидала «девятка», принадлежащая лариковскому другу.

* * *

Тихо шурша гравием, наша «девятка» остановилась возле довольно нескромного особнячка, сработанного в стиле «маленький английский замок».

— Надо же, — заметила я. — Никогда не думала, что в нашей Поляновке когда-нибудь расселится весь тарасовский бомонд!

Я вылезла из машины, с наслаждением вдыхая запах леса, который находился поблизости.

— Когда я стану знаменитой и богатой, построю себе что-нибудь этакое, и непременно в Поляновке!

Мои планы почему-то Пенса рассмешили, а Ларчик просто возмущенно уставился на меня.

— Саша! Ты о работе думаешь или о своем светлом будущем? — воскликнул он.

— Обо всем, Андрей Петрович, — вздохнула я. — Думать о работе без будущего слишком невыносимо.

С этими словами я двинулась в сторону решетчатых ворот, около которых сразу же заметила парочку. Женщина, в ужасной яркой бандане, курила, прислонясь к решетке. Рядом с ней стоял какой-то лысенький мужичонка, подобострастно взирающий на нее снизу вверх.