Флот, революция и власть в России: 1917–1921 - Кирилл Назаренко

Процент кадровых офицеров на флоте к ноябрю 1917 г. намного выше, чем в сухопутной армии, где, по некоторым подсчетам, оставалось 4–5 % кадровых офицеров[122]. Вот как об этом пишет Г. К. Граф: «Среда морских офицеров была очень однородной. Большинство из них были кадровые офицеры, вышедшие из Морского корпуса. Вой на не повлияла на такую однородность, так как за все время потерь было очень мало. Таким образом, все главные должности, как например – начальников бригад, дивизий, отрядов, командиров судов, старших офицеров и специалистов, были заняты кадровыми офицерами. Только младший состав на кораблях был частью из мичманов «военного времени», да должности в тылу флота замещались офицерами из запаса, моряками торгового флота и произведенными кондукторами. Таким образом, в общей массе офицерство было монархично и совершенно не сочувствовало перевороту. Только среди офицеров «военного времени», в число которых вошло довольно много студентов, были его сторонники»[123].

Вместе с тем нельзя утверждать, как это делают некоторые современные исследователи, что «во флоте не практиковалось во время войны производство (в офицеры. – К. Н.) из унтер-офицеров и матросов»[124]. Кроме приведенных расчетов, в опровержение такого утверждения можно привести следующий пример. В декабре 1916 г. был произведен в мичманы военного времени и артиллерийский кондуктор А. Б. Елисеев, в будущем советский военачальник, возглавлявший береговую оборону Балтийского и Тихоокеанского флотов в конце 20-х – 30-е годы[125]. Правда, факт производства в мичманы приводится в статье В. И. Калинина и В. М. Лурье лишь со ссылкой на автобиографию А. Б. Елисеева. Учитывая то, что чин мичмана военного времени появился только после Февральской революции, мы предполагаем, что будущий генерал-лейтенант береговой службы был произведен в прапорщики по Адмиралтейству, а уже весной 1917 г. – в мичманы военного времени берегового состава. Для производства сразу в подпоручики ему не хватало образовательного ценза: А. Б. Елисеев закончил городское четырехклассное училище, то есть имел неполное среднее образование. Вместе с тем обратим внимание на то, что А. Б. Елисеев не значится в списках офицеров на октябрь 1917 г.[126]

Факт значительной неоднородности офицерского корпуса старой армии отмечался уже во время Гражданской войны. Так, в своем выступлении на VIII Съезде РКП(б) член Реввоенсовета Республики А. И. Окулов отмечал: «Военные специалисты есть известный слой служивой интеллигенции. Раздел всей судьбы ее – в зависимости от колебаний общего политического положения. Если мы обратимся к старой так называемой офицерской касте старого периода, мы увидим, что эта каста никогда не была единой. Она разделялась на гвардейцев, которые презирали армейцев, на казаков, которые презирали какие-нибудь драгунские части, на самых несчастных армейцев, которые завидовали кавалеристам, и так далее. Словом, тот миф, которым помахивают перед нами, что офицерство от рождения является белогвардейской глыбой, – это миф, который не опирается ни на один серьезный аргумент, не оправдывается нашей собственной практикой»[127].

Морской офицерский корпус сохранил свое кадровое ядро в несравнимо большей степени, чем сухопутный, тогда как армейское кадровое офицерство было в большинстве уничтожено в боях Первой мировой войны[128]. Учитывая происхождение большинства офицеров и их длительную службу монархии, логичным было бы предположить массовый переход морских офицеров на сторону антисоветских формирований. Действительно, если мы обратимся к зарубежным параллелям, например, к истории гражданской войны в Испании, то увидим, что там из 19 адмиралов на стороне Республики остались двое (10 %), из 31 капитана 1 ранга – двое (6 %), из 65 капитанов 2 ранга – семеро (11 %) и из 128 капитанов 3 ранга – тринадцать (10 %). В общей сложности из 243 старших офицеров и адмиралов на стороне законного, но составленного из представителей левых политических сил, правительства оказались всего 24 человека (10 %)[129].

В странах Европы в начале ХХ в. существовали различные подходы к комплектованию офицерского корпуса армии и флота. Так, во Франции треть офицерских вакансий была еще в 1818 г. закреплена за офицерами, выслужившимися из сверхсрочнослужащих солдат и окончивших специальные курсы (как тот пехотный капитан, о котором пишет А. А. Игнатьев)[130]. В то же время в России и Германии производство из нижних чинов было в мирное время практически исключено. Для того чтобы еще сильнее ограничить это производство, в русском флоте в 1894 г. была введена категория кондукторов, занимавшая промежуточное положение между офицерами и матросами. Это было предпринято, с одной стороны, чтобы практически полностью исключить производство нижних чинов в офицеры, а с другой – выделить привилегированную группу сверхсрочнослужащих и сделать сверхсрочную службу более привлекательной. В русской сухопутной армии аналогичную роль играли подпрапорщики. В Германии, чтобы любой ценой избежать производства нижних чинов в офицеры, но в то же время заполнить офицерские вакансии в военное время, был введен в 1877 г. особый чин фельдфебель-лейтенанта. Кстати, о силе феодальных традиций в немецкой армии свидетельствует тот факт, что, хотя формальные ограничения для производства в офицеры нехристиан в Пруссии были отменены еще в 1815 г., вплоть до 1914 г. не было ни одного случая производства иудея в строевые офицеры. В 1909 г. «Союз германских евреев был вполне способен назвать (всего лишь! – К. Н.) двадцать шесть случаев, в которых крещеные сыновья еврейских родителей стали офицерами запаса прусской армии»[131]. Это объяснялось большим влиянием общественного мнения офицеров на пополнение их корпорации: в Германии первый офицерский чин присваивался после голосования офицеров полка, в котором служил кандидат в офицеры[132].

Практически во всех европейских странах флотский офицерский корпус был более закрытой корпорацией по сравнению с сухопутным. В тех странах, где для поступления в военно-морские учебные заведения не существовало формальных сословно-профессиональных ограничений, присутствовали ограничения неформальные. Так, в Великобритании взималась высокая плата за обучение в военно-морских училищах, которая делала чин флотского офицера недоступным для выходцев из низов[133].

Неверно представлять себе офицерский корпус русской армии и флота состоящим из одних придворных аристократов, в то же время нельзя и делать далеко идущие выводы о серьезной демократизации русского офицерства на том основании, что процент потомственных дворян в его среде к началу ХХ в. сократился. На наш взгляд, определяющим в складывании мировоззрения кадрового офицера было длительное обучение в военно-учебном заведении, а затем – сравнительно замкнутая жизнь в «полковой семье» или в рамках кают-компании. Происхождение офицера, как правило, не только не имело определяющего значения, но и могло оказать воздействие на его убеждения, обратное тому, которое предполагается, когда речь идет о «выходце из народа». Сам по себе факт приобщения к привилегированной корпорации мог сделать сына крестьянина или рабочего более лояльным членом «офицерской семьи», чем выходца из дворянства, для которого военная служба была естественным.

Благодаря тому, что в свое время были сделаны обстоятельные подсчеты, представляется возможным оценить поведение русских морских офицеров различных категорий в годы Гражданской войны. В РГА ВМФ хранятся справки о численности бывших офицеров разных чинов и корпусов, состоящих на службе в Красном Флоте на 1 января 1918 г.[134] и на март 1921 г.[135] К сожалению, эти справки составлены не по единому формуляру, поэтому возникают некоторые вопросы при интерпретации содержащихся в них сведений. Вместе с тем представляется, что приведенные в справках цифры ни в коем случае не являются вымышленными. Во-первых, указанные справки составлены весьма тщательно, о чем свидетельствует то обстоятельство, что бывшие офицеры в них разбиты на группы в соответствии с их чинами и специальностями. Во-вторых, как будет показано ниже, советское руководство весьма внимательно относилось к использованию и учету бывших офицеров, а принадлежность к офицерскому корпусу в целом и к одной из его категорий в частности выступала критерием профессиональной пригодности специалиста. Справка за 1 января 1918 г. позволяет оценить максимальное число офицеров русского флота с некоторыми уточнениями относительно окончивших военно-морские учебные заведения в 1918 году.

Численность офицеров флота, оказавшихся на стороне белых, можно оценить благодаря двум изданиям, в которых собраны многочисленные сведения о судьбе офицеров-эмигрантов. Это изданный под редакцией В. В. Лобыцына «Мартиролог русской военно-морской эмиграции»[136] и составленный С. В. Волковым «опыт мартиролога» «Офицеры флота и морского ведомства»[137] (далее – «Опыт…»).