Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Публикация А. А. Зимина, где привлечены уже 14 списков, сделана по принципам, до того используемым при издании литературных произведений – издание редакции памятника, где к основному, научно избранному тексту, подводятся варианты и разночтения по всем остальным спискам. Для издания делопроизводственных памятников, часто имевших длительное время существования, как, например, разрядные и родословные книги, такой принцип открывает новые возможности их использования, поскольку сразу вскрывает пропуски, разночтения, другие неисправности текста.
Прекрасное знание русских средневековых источников, приобретенное еще в начале творческого пути в науке (подпись Зимина на листе использования рукописи практически есть почти на всех делах XV–XVI вв. из центральных архивов Москвы и С.-Петербурга), а также блестящие полемические способности, которыми несомненно обладал А. А. Зимин, способствовали тому, что он откликался на большинство публикаций русских источников.
В 50-е гг. XX в. он опубликовал два развернутых источниковедческих исследования, связанных с выходом новых публикаций средне вековых грамот[195]. Формально статьи Зимина – рецензии на вышедшие книги. Фактически это хронологическо-генеалогические исследования, посвященные датировке опубликованных грамот.
Хотя автор отмечает, что «задачей работы является хронологическое обследование» грамот[196], поскольку «вопросы хронологического анализа сохранившейся документации приобретают особое значение, ибо от их правильного решения зависит определение времени того или иного события»[197], круг вопросов, решаемых в этих статьях, гораздо шире. Анализируя акт за актом, помещенные в публикациях, автор практически воссоздает время их создания, полемизируя с историками, по крупицам собирая мельчайшие сведения об упоминаемых событиях, продуманно доказывая свою аргументацию. Собственно здесь видно взаимодействие источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин (хронологии, генеалогии и др.), целью которого бы-ло установить время создания отдельных актов и значение отдельных исторических событий, вызывавших создание документов.
Вообще рецензии А. А. Зимина часто перерастали в самостоятельное исследование. В сравнительно небольшой рецензии на книгу Р. П. Дмитриевой «Сказание о князьях владимирских» он предложил иную, чем в рецензируемой работе, схему взаимодействия рассматриваемых источников, а также привел шифр рукописи XVI в. из этого же круга произведений; этот список существенно меняет схему, предложенную Дмитриевой[198]. Выводы А. А. Зимина об истории создания «Сказания о князьях владимирских» практически сразу поддержали Л. В. Черепнин и Я. С. Лурье.
В 50-е гг. XX в. научные интересы А. А. Зимина изменяются. В это время он занимается передачей документов С. Б. Веселовского а Архив Академии наук. Богатство генеалогических материалов, справочная литература о составе дьяческого аппарата, истории различных семей, возможно, дали импульс для новых разработок. Статья А. А. Зимина о составе Боярской думы как бы указывает на развилку в исследовательской работе. С одной стороны, она, как и более ранние работы, посвящена анализу так называемого Шереметевского списка Боярской думы, которым не всегда критически пользовались исследователи, с другой – это законченное историко-генеалогическое исследование о семьях, чьи представители входили в состав Думы[199]. И в дальнейшем генеалогия прочно входит в круг интересов Зимина вплоть до последней монографии о составе правящего класса России, вышедшей посмертно[200]. Кроме того, к генеалогическим исследованиям привлекались и его ученики.
А. А. Зимин как никто другой знал состав архивных фондов, содержащих средневековые документы. Из этого родилась своеобразная работа «Государственный архив России в XVI в.»[201]. Намек на подобное исследование был еще в кандидатской диссертации А. А. Зимина, где он дал обзор архива Иосифо-Волоколамского монастыря[202]. В исследовании государственного архива России автор обратился к Описи царского архива XVI в. и проанализировал ее текст, сопоставив с сохранившимися архивными делами XVI в. По комментариям к Описи можно определить, что из упомянутых в ней материалов сохранилось до наших дней, какие документы известны лишь по публикациям XVIII–XIX вв. Из этого исследования мы можем определить состав и объем государственных документов XVI в., входивших в царский архив, сопоставить их с материалами других современных архивных собраний, выявить «иерархию» государственных и личных документов, материалов государственных учреждений разного уровня, понять, какой по объему состав источников сохранился до наших дней.
Постоянная работа с канцелярскими делами XVI в. создала у А. А. Зимина представление о функционировании документов XVI в. К сожалению, это представление известно лишь из личных бесед. Когда я мучительно искала критерий для определения редакций родословных книг, которые, как и Тысячная книга, лишены связного текста и состоят из росписей различных семей, Зимин рассказал мне, как он себе представляет жизнь документов в канцелярии:
– Вот представьте, составлена официальная родословная книга. С нее делается несколько копий: кому-то нужно для работы в приказе, кто-то просто хочет ее иметь. А затем эти копии живут своей жизнью: в приказ принесли для записи новые поколения к имеющейся росписи, вписали новые назначения в Думу и т. д. Кто-то из владельцев записал в официальный текст росписи родственных семей, сделал пометки о службе, родстве через брак. Какой-то из первоначальных списков обветшал, его скопировали. Часть приписок, сделанных на полях, попала в тексте не на свое место. И мы в основном получаем эти копии с копий, сделанные в разное время.
Все это действительно позволяет видеть в древних рукописях не застывшие тексты, пылившиеся в сундуках, а продукт деятельности приказного аппарата. Кстати, гораздо позднее, работая с подлинными делами Палаты родословных дел XVII в., я увидела правоту учителя: и на оборотах росписей писали новые тексты и использовали их для черновиков, выписывали на свободные места сведения других документов для проверки, редактировали решения о записи в родословную книгу – все было.
Для А. А. Зимина всегда за текстом источника стоял средневековый автор с его мировоззрением, интересами, уровнем эмоций. Часто он полушутя сравнивал работу источниковеда с дедуктивным методом сыщика.
Сегодня магазины заполнены отечественными и переведенными детективами, а лет 40–50 назад были известны лишь повести Конан Дойла, начали издавать Г. Честертона и переводить А. Кристи. Выход каждого нового детектива приводил к его детальному разбору. А. А. Зимин тут же указывал на ошибки автора, неточности, сопоставляя дедуктивный метод с приемами источниковедения. У Честертона ему больше, чем популярное и цитируемое сейчас положение о том, что прятать секрет надо среди множества подобных («Где умный человек прячет лист? В лесу»), нравилось другое. Большинство слов имеет различные смысловые оттенки, каждый из говорящих воспринимает «свой» оттенок, и интерпретация одного и того же текста разными людьми может привести к разным выводам. У Честертона это чуть не привело к гибели героя.
А. А. Зимин увлеченно цитировал Э. По, который доказывал, что история – это очень точная наука. В то время любили говорить, что хороший шахматист, обладающий логическим мышлением, – хороший историк. А. А. Зимин, открывая Э. По, считал, что хороший шахматист всего лишь должен обладать хорошей памятью, ведь все фигуры на доске ходят строго по правилам. А вот игра в шашки требует иных способностей, воображения, тех качеств, которые необходимы историку.
В 50-е гг. XX в. возникла дискуссия о том, нужен ли источниковедческий анализ для документов новейшего времени. Кощунством считали источниковедческий анализ работ В. И. Ленина; очень неодобрительно относились к такому курсу, который нам читала в Историко-архивном институте С. И. Якубовская, хотя лекции скорее были посвящены лишь одному аспекту источниковедения – редакционной работе автора над текстом.
Время показывает, что источниковедение – это мастерская профессионального историка, отсутствие такой работы может привести к казусам и неадекватным выводам. Так, выдвинутый тезис о том, что Петр I «собственным именем начал возводить придворных в княжеское достоинство, ввел графский и баронский титулы»[203], явно нуждается в уточнении. Пожалование княжеских, графских и других титулов всегда подтверждалось соответствующими документами: в России это были дворянские дипломы. Источниковедческий анализ этих документов провел О. И. Хоруженко; в составленном автором перечне дипломов XVIII в. ко времени Петра I относится 18 (Екатерина I выдала их 40 за три года правления): одним из первых является «Жалованная грамота» от 1 июня 1707 г., выданная А. Д. Меншикову. С ней современный автор связывает пожалование А. Д. Меншикову княжеского титула. Однако такое пожалование было прерогативой императора, а Петр I в 1707 г. был царем. Кроме того, грамота Петра, как видно из текста, выдана князю Римской империи А. Д. Меншикову на титул светлейшего князя Ижорского[204], т. е. изначально титул князя был пожалован императором Священной империи, а царь Петр дал под этот титул земли, чего император не мог сделать.
- Источниковедение - Коллектив авторов - История
- Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский - История
- Священные животные и мифические существа. Мифы, притчи, легенды, геральдика - Людмила Михайловна Мартьянова - История / Мифы. Легенды. Эпос / Энциклопедии
- Великие князья Великого Княжества Литовского - Витовт Чаропко - История
- Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна - История
- История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий - История
- Империя – I - Анатолий Фоменко - История
- История народа Рос. От ариев до варягов - Юрий Акашев - История
- Ледовое побоище 1242 г. - Ю. К. Бегунов - История
- Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров - История / О войне