Остров безветрия - Валерий Воскобойников

Он самый молодой в команде и сладкоежка, оказывается. Пробрался в кладовую, пользуясь доверчивостью повара, и стянул шоколад. Изабелла распознала и подняла крик. Как она отличает дурные замыслы, известно лишь ей одной. Но в удивительном чутье её я убеждался уже не раз. И ведь она первая не признала того штурмана, которого мне пришлось через неделю ссадить.

Малохаткин плакал и умолял меня не отдавать его на суд команде. Он откуда-то взял, что я обязательно решу его судить. Раскаяние его было так глубоко и искренне, что я строгим голосом объявил, что на первый раз прощаю и никому не скажу.

11 сентября 1912 года.

Удивительно тихая, мягкая погода.

Вдали, прямо по курсу видны облака странной формы. Такая облачность обычно указывает на землю.

Это мираж? Или причудливое строение из тумана?

Попросил каждого, ни с кем не советуясь, записать свои наблюдения.

Похоже, что виденное нами — реальность.

12 сентября 1912 года.

Нас несёт к земле — могу сказать это точно. Саму землю не видно. Вся она, словно шапкой, накрыта густыми тучами. Что это — результат испарения или вулканической деятельности?

25 сентября 1912 года.

Весь день свободные от работ люди наблюдали за землёй. Но земли так и не видели, её скрывают тучи. Дует сильный ветер, но и он не в силах справиться с облачной шапкой.

Лишь однажды на мгновение в тучах появился разрыв, и мы увидели… (боюсь даже писать — настолько это невероятно). Мы увидели скалистый берег, густо поросший зелёной растительностью, и странные постройки из камня и дерева.

Не знаю, что и думать. Быть может, увиденное нами — лишь результат массовой галлюцинации? Весь день команда так пристально вглядывалась в облака, что могло и не такое померещиться. Или это мираж? Или причудливое строение из тумана?

Попросил каждого, ни с кем не советуясь, записать свои наблюдения.

Похоже, что виденное нами — реальность.

26 сентября 1912 года.

Всю ночь не мог заснуть, думал об увиденном.

Трудно предположить в этой зоне полярного бассейна остров с густой зелёной растительностью, не говоря уже о непонятных строениях. До сих пор все острова, которые мы открывали, были унылы и голы. Но наука и не с такими чудесами сталкивалась.

Неизвестная земля притягивает меня к себе с необыкновенной силой.

Назвал её островом Безветрия, хотя вчера как раз ветер и поднялся.

27 сентября 1912 года.

Завтра нас начнёт относить от «Острова Безветрия», а тайна его так и останется нераскрытой.

Не прощу себе, если пройдём мимо, не высадившись на него. Пишу инструкции фельдшеру на случай оставления мною судна.

Завтра утром всё решится. Возможно, возьму двух-трёх добровольцев, и отправимся на санях с лёгкой брезентовой лодкой-каяком к острову. День пути туда, день обратно. Ничего неожиданного, надеюсь, на судне не произойдёт.

Зато, если виденное нами подтвердится, какой будет подарок мировой науке и какая слава науке русской! Это поважнее десяти Беринговых проливов.

28 сентября 1912 года.

Решено. Сейчас ухожу к острову.

Для похода всё подготовил. Старшим на судне оставляю фельдшера. Его помощником — Ивана Пахомова.

Что-то ждёт нас сегодня вечером?

  

Что дальше?

Дневник обрывался, продолжения не было.

В тот вечер, в воскресенье, когда третью тетрадь дочитали до последней строчки, чуть не поссорились. Валя Полякова уверяла, что таких островов не существует — надо смотреть по телевизору передачу «Очевидное — невероятное», и будешь знать точно. Миша Фраерман, загадочно улыбаясь, говорил:

— А вдруг?

Оля кричала:

— Что же это, им всё почудилось, да? Почудилось?

Максим молчал-молчал, а потом произнес:

— Если дневник попал в наш город, значит, должно быть его продолжение: о том, что было с капитаном дальше, после острова.

Миша Фраерман тут же отправился к сундуку и стал его изучать. Но потайных стен и дна не нашёл.

— История загадочная во всех отношениях, — сказал он.

И тут всех сразу сразил Олег Саркисян. Он сказал, что все приключения, описанные в тетрадях, выдуманы. Потому что это никакой не дневник, а роман. И написал его неизвестный автор, подделываясь под знаменитого капитана.

Все с подозрением посмотрели на Максима.

Максим покраснел и продемонстрировал свои каракули.

— Всё равно, это роман. Может, и не сейчас он сочинён, а давно, потому что бумага старая и чернила выцвели, но это роман, — не сдавался Олег.

Единица хранения 16

В понедельник Максим повёл Олю в Музей Арктики. Ещё несколько дней назад Оле было бы странно идти вот так с мальчишкой. А сейчас она шла рядом с Максимом и спокойно разговаривала. И никто на них особенно не смотрел.

Максим позвонил у служебного входа.

— Он медленно ходит. Пока подойдёт, пока откроет. Я ему вчера вечером по телефону рассказал. Он говорит, приходите немедленно.

Оля никогда в Музее Арктики не была.

И со служебного входа тоже никуда не входила. Она боялась — вдруг откроет дверь злая тётка, станет кричать и ругаться.

Но Максим стоял на крыльце спокойно. Наконец проскрежетал замок и дверь открылась.

Высокий старик в валенках, в телогрейке весело смотрел на них.

— Понимаю, — сказал он. — Это и есть уважаемая владелица дневника Палтусова. «Я не владелица. Просто тетради у нас в сундуке лежали», — хотела его поправить Оля, но промолчала.

Максим пошёл первым, Оля за ним, а следом, шаркая валенками, двигался старик.

— У меня для вас тоже есть кое-какая находка. Профессор Михаил Иванович подсказал, я порылся и нашёл, — говорил старик.

Они вошли в его небольшую комнату, и Оля тут же увидела на столе свои дневники. Те самые тетради, которые вчера разбирали вместе, из-за которых спорили и которые она сама убирала в сундук.

«Неужели папа сам отнёс их в музей?» подумала Оля.

— Весь день сегодня искал в архивах. С войны лежали, и никто к ним не притрагивался.

— Это… это наши тетради? — испуганно спросил Максим. Он даже посмотрел в лицо старику, чтобы убедиться, не шутит ли тот.

Но Матвей Петрович не расслышал последних слов Максима и продолжал:

— Их, говорят, принёс какой-то военный в самом начале войны. Я в эти дни всех старых сотрудников расспросил. И тех, кто работает, и кто на пенсии. Загадочный случай, еле распутал. Тот военный уходил на фронт и оставил тетради Нине Дмитриевне, работнице музея. Нина Дмитриевна не успела зарегистрировать тетради и тут же уехала рыть укрепления. Там почти всю её группу расстрелял фашистский самолёт. Короче, кто принёс, откуда, что это за тетради, неизвестно. Через неделю фашисты стали приближаться к городу, все сотрудники разошлись, кто на фронт, кто в тыл. Тетради, не читая, убрали в архив, написали на них лишь номер. Видите: «Фонд семьдесят два, опись два, единица хранения шестнадцать».

Матвей Петрович перевернул тетради и показал наклеенный ярлык с номерами.

Теперь и Оля, и Максим поняли, что это другие тетради.

— Так с тех пор их никто и не трогал.

Лишь Михаил Иванович знал, что где-то в архиве Палтусова лежат непонятные записи.

— А сегодня я их нашёл, гляжу — да это же самого капитана Палтусова дневники!

Матвей Петрович открыл тетрадь, и Оля увидела на первой странице, на том же самом месте, что и у них, тем же почерком сделанную знакомую запись:

«Казалось бы, полная победа, а грустно. Десять лет я добивался этого плавания…»

— У нас то же самое! — проговорила Оля и растерянно посмотрела на Максима. — Всё то же самое!

Максим выглядел потерянным, как будто заплакать собрался.

Только теперь Матвей Петрович обратил внимание на их слова.

— Как же это может быть — то же самое? — спросил он недоверчиво.

— Точно такие тетради, — повторила Оля. — Эта тетрадь кончается записью про попугая: «Если бы не она, не знаю, каким было бы настроение в нашей кают-компании. Стоит нам собраться на обед, как она откалывает очередной свой номер. Или объявляет: «Кушать подано, господа», или сзывает: «За стол, ребята, быстро за стол!»

Старик перевернул тетрадь, открыл последнюю страницу. И точно — там была эта самая запись.

— Получается, что дневников — два? — проговорил Максим.

— Сейчас я вам покажу ещё одну интересную деталь, — ответил Матвей Петрович и показал внутреннюю сторону обложки тетради. На ней, в самом низу, мелкими буквами было напечатано: «Государственная фабрика писчебумажных принадлежностей. 1941 год». — Как вам нравится это?

И Максим и Оля молчали.

— Понимаете, что я подумал, когда сделал такое открытие? — Матвей Петрович посмотрел на Олю. — Получается, что капитан Палтусов тихо-мирно вернулся из опасного плавания, незаметно жил в городе. А в сорок первом году купил тетради и написал дневник своего плавания. Даже два дневника, если у вас такой же.