Ненужная семья (СИ) - Фомина Татьяна

– Думаю, да.

– До свидания, Лев Алексеевич, – прощаюсь, и Авилов отключается, а я продолжаю стоять, держа телефон возле уха.

«Оплата поступила в полном размере».

Такое бывает?

После всего, что я пережила за эту неделю, мне очень сложно поверить, что Настину операцию не придётся откладывать. Я никогда не верила в чудеса, но что это, если не чудо?

Стою посреди улицы и не могу сдержать эмоции. Радость и неимоверное облегчение заполняют всё внутри. Мне хочется смеяться и плакать одновременно.

– Спасибо! – шепчу, поднимая глаза к небу, чтобы сдержать слёзы, но они сами катятся по моим щекам.

– Мама! – в меня врезается моё маленькое торнадо. Настя обхватывает за ноги, вырывая меня из блаженного оцепенения.

– Яся, что случилось? – следом подбегает испуганная мама.

– А мы тебя в окошко увидели. Ты шла, шла, а потом остановилась. Как заколдованная, – тараторит дочка, подняв своё светлое личико вверх.

Смотрю на своё Солнышко, а в глазах всё расплывается от слёз.

– Тебя заколдовали, да? Мне бабушка сказку читала про принцессу.

– Яся, что случилось? – спрашивает мама. – Тебе не дали кредит?

– Не дали, мам.

– И что теперь? – голос звучит взволнованно. – Может, отложить операцию? Папа машину попробует продать.

– Не нужно ничего продавать, мам.

– А как же… – мама переводит взгляд на Настю, и в её глазах стоит боль.

– Всё хорошо, мам. Операция будет по плану, – обнимаю свою малышку и выдавливаю слабую улыбку. Сил на то, чтобы радоваться, у меня нет.

– А деньги где взять?

– Лев Алексеевич сказал, что им уже поступила вся сумма.

Мама смотрит на меня неверящим взглядом.

– Ты уверена?

– Не знаю, мам. Но Лев Алексеевич сказал, что деньги они получили.

– Откуда?

– Я не знаю, мам. Не смотри на меня так, пожалуйста.

– Яся, ты же не… не продала себя?

– Боже, мама, как тебе в голову такое могло прийти?

– А что мне остаётся ещё думать? – оправдывается.

– Не знаю, мам. Ты сама-то веришь, что кто-то готов заплатить деньги за… сомнительное удовольствие?

– Извращенцев разных хватает, – бурчит мама.

– Нет, мам. Я, правда, не знаю, откуда поступили деньги.

В мамином взгляде неверие, осуждение и миллион вопросов, на которые у меня всё равно нет ответов.

– Может, это всё-таки Олег? – высказывает предположение.

Честно говоря, у меня нет никакой другой мало-мальски правдоподобной версии, кроме того, что Олег одумался и заплатил за операцию дочери, или же Лазаревой сообщили о моём визите. Но в последнее как-то очень слабо верится.

– Мам, я не знаю.

– Может, ты подумаешь и заберёшь заявление о разводе?

– Зачем? – смотрю на мать в полном недоумении.

– Потому что женщине очень трудно одной вырастить ребёнка.

– Не переживай. На своего ребёнка сил у меня хватит. И даже, если это Олег заплатил за операцию, заявление я забирать не буду, – отрезаю. – Это не обсуждается, мам.

– Яся, давай ты немного успокоишься и подождёшь.

– Кого ждать? «Отдохнувшего» мужа? Нет, мам. Я никого ждать не собираюсь. Свой выбор Олег сделал неделю назад.

– Ох, Яся, Яся.

– Мам, мы пойдём. Нам нужно собираться, – пытаюсь избежать назревающей ссоры.

Глава 19

Мои переживания, где найти деньги, капля в море по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Бездействие, когда от тебя уже ничего не зависит, невыносимо.

Пока Настю готовили к операции, я ещё держалась. Но потом… Потом потянулись бесконечные минуты самого долгого в моей жизни ожидания. Мне казалось, что секундная стрелка на висевших на стене больших круглых часах перед каждым делением зависает, словно преодолевает высокий барьер прежде чем сдвинуться с места. И так каждый раз. Одна минута тянется целую вечность, и можно сойти с ума от неизвестности. Я никогда не верила в бога, но сейчас прошу небеса помочь моей дочери.

Лев Алексеевич выходит сам, сообщает, что всё прошло хорошо, и Настя большая молодец. Объясняет мне некоторые моменты, но всё, что я хочу – это увидеть дочь.

Мне позволяют зайти к дочке в палату интенсивной реанимации и терапии. Моя девочка лежит на огромной высокой кровати и кажется такой маленькой. Её глаза закрыты. Она спит, ещё не отойдя после наркоза. Изо рта тянется дыхательная трубка. К Насте вообще подключено очень много трубок, катетеров и электродов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Дыхательную трубку мы уберём через два часа, – произносит Авилов, замечая мой взгляд.

– А с ней она сможет говорить?

– Не волнуйтесь. Медсестра обязательно поймёт, что потребуется вашей дочери.

– Как долго Настя здесь пробудет?

– Один-два дня. Завтра она уже сможет садиться. Как только Настю переведут в обычную палату, вы сможете находиться рядом с ней. Сейчас вам лучше пойти домой и отдохнуть. Идёмте, я вас провожу. К сожалению, правилами запрещено здесь находиться посторонним. – Авилов жестом просит меня покинуть палату.

Я бросаю ещё один взгляд на дочь уже через стеклянные перегородки, но уйти из больницы у меня не хватает сил.

Я бесцельно сижу в фойе, где и находит меня Майка. Подруга забирает меня к себе, потому что дома я точно сойду с ума от беспокойства.

– На, держи. – Майя протягивает мне чайную чашку с какой-то мутной жидкостью.

– Что это?

– Ты не спрашивай, а пей.

– Май, я не хочу.

Я действительно ничего не хочу. Ни есть, ни пить, ни спать. Всё, что я хочу, это обнять свою дочь.

– Это я уже сто раз слышала за сегодня, – констатирует Майя. – Тем более я не спрашиваю, что ты там хочешь. Пей.

Подношу чашку к носу. Не самый приятный запах.

– Так. Нечего мне тут нюхать. Зажала нос и выпила. – В ком-то явно пропадают командирские качества.

– Май… – жалобно смотрю на подругу, но это её не трогает.

– Я уже тридцать лет как Майя. Терпеть не могу своё имя.

– Тридцать один, – поправляю. – И имя очень красивое.

– Ты ещё секунды посчитай, умная ты наша, – ворчит на меня Майка. – Я тебе в комнате постелила, или ты здесь будешь спать?

– Мне и здесь хорошо. Я не буду спать.

– Ага-ага. Не будет она, – хмыкает скептически. – Так, подушка у тебя есть, – суетится подруга. – Сейчас принесу одеяло.

– Не надо. Мне пледа хватит. И твоего медведя.

Обнимаю вместо Насти Майкиного плюшевого полутораметрового медведя.

– А ну да. Макс клёвый, – усмехается Майя.

Макс – это она про медведя.

– Теперь я понимаю, почему Настя его так любит, – утыкаю нос в Макса и всхлипываю, вспомнив про дочь. Как она там?

– Эй, ты чего? – Майка садится рядом и обнимает меня за плечи. – Ясь, ведь всё хорошо. Уже всё позади! Пару дней наша Настёнка выдержит. Главное, чтобы врачи её выдержали, – подшучивает беззлобно. – Ты, кстати, не узнавала, откуда деньги?

– Нет, Май. Не до них мне было. Хотела позвонить Олегу, но не стала.

– И правильно сделала, что не стала. У него тоже телефон есть, если что. Если, конечно, его мамзель и телефон не утопила, – хрюкает Майка. – Кстати, что-то «видеорепортажа» с острова я сегодня не видела.

– Май, оно тебе надо? – качаю головой, наблюдая, как подруга листает новости.

– Конечно, надо! Мне бы только твоего благоверного в кадре поймать.

– Зачем?

– Так. – Майя беспечно пожимает плечами. – Для истории. Чтобы в нос ему сунуть, когда он оправдываться будет.

– Не будет он оправдываться. Он даже не позвонил, чтобы узнать, как всё прошло, – произношу холодным тоном.

– Некогда ему. Ныряет он. Кольцо ищет, которое его лахудра утопила. А то на новое-то денег нет. Как бедненькая Аделина без кольца будет? Не представляю, – зло язвит Майка. – Это же как голой ходить.

Ни Олег, ни свекровь не позвонили, чтобы узнать, как прошла Настина операция. Однако на следующий день мне позвонил Пётр Николаевич, отец Олега, и для него оказалось большой новостью, что мы с Настей остались одни.