Военная история русской Смуты начала XVII века - Олег Курбатов

Вскоре к занятому полковником Зарайску приблизилась верная царю Василию рязанская рать «всех станов»[67] под началом князя Ивана Андреевича Хованского и Захара Петровича Ляпунова (Прокопий незадолго до этого был ранен); на подмогу к ней подошли отборные ратники из Арзамаса (250 человек). Царские воеводы проявили беспечность в организации сторожевого охранения, и внезапной вылазкой из крепости их армия была разгромлена. Памятником зарайского побоища стал курган, насыпанный по приказу Лисовского над братской могилой рязанских и арзамасских ратников. Впоследствии, вплоть до XIX столетия, сохранялась традиция ежегодного крестного хода из Арзамаса в память о погибших родных и земляках[68], а сама могила была заключена в церковную ограду возведенного здесь храма Благовещения Пресвятой Богородицы.

Таким же решительным натиском Лисовский сломил сопротивление жителей Коломны и взял крепость с большим количеством мощных орудий. Обремененный тяжелым обозом и артиллерией, он двинулся к Москве с юго-востока. Однако на перевозе через Москва-реку царская рать кн. И. С. Куракина нанесла ему поражение, отбив Коломну. Полковнику пришлось вернуться на границу с Полем, после чего прорываться в Тушино, обходя Нижний Новгород, Владимир и Троице-Сергиев монастырь. По пути, на Волге, он присоединил к своим войскам казаков «царевича Ивана-Августа»; впрочем, этот лжецаревич был вскоре казнен как самозванец по указу Лжедмитрия II в Тушинском лагере[69].

4.4. Тушинский лагерь Лжедмитрия II (1608–1610)

1608 г., июнь -1610 г., март — Тушинский лагерь Лжедмитрия II. Осада Москвы

1608 г., сентябрь-октябрь — с подходом войска Я. П. Сапеги легкие отряды «тушинцев» отправляются на северо-восток от столицы, перерезают связь с поволжскими и поморскими городами и овладевают некоторыми из них.

1609 г., 25 июля — 2-я битва на Ходынке.

Ночь на 28 декабря — бегство Лжедмитрия II из Тушина в Калугу; начало развала Тушинского лагеря.

Конец января — начало февраля — бой в Тушине между донскими казаками и поляками; бунт казаков подавлен.

Ночь с 6 на 7 марта — Тушинский лагерь сожжен при приближении отрядов Скопина-Шуйского; одна часть «тушинцев» уходит к Волоку-Ламскому навстречу войскам короля, а другая — в Калугу к Лжедмитрию.

Позиция между реками Сходней и Москвой обеспечивала войскам Тушинского вора (как прозвали Лжедмитрия II) контроль над Тверской и Смоленской дорогами. Со временем знаменитый Тушинский лагерь приобрел довольно солидный вид: «Начали мы рыть землю и устроили себе земляные дома, в земле же вырыли печи (такие жилища были не во всем удобны, ибо в них угорали). Стойла для лошадей сплели из хвороста и покрыли соломой… Имея множество подданных, стали мы строиться основательно, рассчитывая на суровую зиму: в окрестных селениях брали дома и ставили в обозе. Некоторые имели по две-три избы, а прежние, земляные, превратили в погреба. Посреди обоза построили царю с царицей и воеводой достойное жилище, и стал наш обоз походить на застроенный город»[70].

Надежды сторонников «Дмитрия» на легкую победу не оправдались: Шуйский сумел тщательно подготовиться к обороне.

В столице собралось множество ратных людей: почти вся дворянская конница, служилые татары и другие инородцы из Низовой земли, стрельцы и даже поступившие на службу царю Василию станицы «вольных казаков». Вначале разбитые под Волховом принесли известие о том, что войско «у вора» огромное: «Передние полки его уже вели сражение, а хвост был еще у Путивля». Гарнизон, оставленный Дмитрием Шуйским в Волхове, перешел на сторону Лжедмитрия, но, убедившись в малочисленности победителей, покинул его и явился в столице, объявив всем о слабости противника. Ожесточенный бой на реке Ходынке не принес победы ни одной из сторон, и стало ясно, что осада затянется надолго.

Между тем Василию приходилось предпринимать энергичные меры для того, чтобы удержаться у власти. В конце июля 1608 г. он заключил договор с послами Сигизмунда о перемирии на 3 года и 11 месяцев и о том, что в обмен на освобождение Мнишеков и иных поляков, задержанных в России после переворота 1606 г., король отзовет из-под Москвы «тушинских» поляков[71]. Вопреки ожиданиям, это не остановило приток наемников из Речи Посполитой и, кроме того, позволило разыграть спектакль «воссоединения» царя с плененной царицей: Марина Мнишек, перехваченная тушинцами, стала серьезной политической фигурой в лагере самозванца. Правда, по словам Мархоцкого, вначале персоны, знавшие Лжедмитрия I, «увидев нашего, не захотели его признавать, и скрыть это было невозможно»[72]. Но к тому времени не только для поляков и казаков, но для московской знати и ратных людей вопрос о подлинности и легитимности царя отошел на второй план. Они стали больше следить за своей выгодой — Шуйский не вызывал симпатий и потерял власть над многими регионами. Даже в ближайшем Подмосковье образовались волостные центры с вооруженными отрядами казачьего типа, присягнувшие по собственной инициативе на верность «царю Дмитрию». Спровоцировали их появление беспорядочные «сборы кормов» готовящихся к осаде ратных людей царя Василия, которые постоянно перерастали в грабежи дворцовых, патриарших и монастырских крестьян[73]. Их представители неоднократно обращались в Тушино с просьбой оборонить от «московских загонщиков», а летом 1609 г. отряды подмосковных «мужиков» сами стали перехватывать пути снабжения столицы из Коломны (хатунский отряд Салкова) и Владимира (вохонская застава на Клязьме). И в самой Москве в течение долгой осады (21 месяц) положение царя Василия было довольно шатким из-за волнений ратных людей и заговоров знати, и лишь решительная поддержка патриарха Гермогена помогала успокаивать мятежи.

С подходом к Лжедмитрию крупного войска гетмана Яна Петра Сапеги (7 тыс. человек) «воровские» отряды направились во все концы страны, особенно в ее богатые области. Некоторые города сами «целовали крест» Дмитрию, иные же вынужденно подчинялись его военной силе. Части Сапеги заняли Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Вологду, Тотьму, затем Кострому и Галич. Лисовский подчинил междуречье Клязьмы и Волги от Владимира и Суздаля до Балахны и Кинешмы. От царя Василия отложились Псков, часть Новгородской земли, Углич, Кашин, а в Поволжье — «многие понизовые люди, мордва и черемиса».

Вскоре в Тушинском лагере образовались свои органы власти. При самозванце собрался «двор», наиболее заметными фигурами в котором стали князья Д. Т. Трубецкой, Д. М. Черкасский, П. Г. Шаховской, а также М. Г. Салтыков и М. М. Бутурлин. Плененный при взятии Ростова митрополит Филарет (бывший боярин Федор Никитич Романов) стал «нареченным патриархом». В Тушине действовали основные приказы, «царь» щедро раздавал своим сторонникам поместья, отнятые «за измену» у дворян из лагеря Шуйского; в присягнувшие города назначались воеводы. Однако все это, в значительной степени, являлось лишь ширмой для действий реальных хозяев положения — польских и казацких вождей, таких как Заруцкий, Сапега, Ружинский. В центральном лагере диктаторскими полномочиями обладали «децимвиры» — члены комиссии из 10 шляхтичей; на местах при русских воеводах состояли боевые командиры «тушинских» отрядов, которые устанавливали размеры поборов в пользу своих подчиненных, взимали их и подавляли выступления недовольных[74]. Некоторые волости и города отдавались «в кормление» казачьим станицам. Грабежи, зверские насилия, убийства в неслыханных со времен татарских завоеваний масштабах охватили всю Россию, причем, по признанию современников, русские «воры» проявляли порой больше жестокости и «усердия», чем польско-литовские наемники.

Гражданская война запылала по всей стране, принимая разнообразные, порой совершенно причудливые формы: где горожане боролись с «сильными людьми» своего посада, где инородцы осаждали в крепостях царских воевод, где дворянские «города» совершенно искренне сражались друг с другом, каждый за своего царя.

С наступлением осени, после поражения под Рахмановом разъехались из Москвы по домам помещики Замосковных и северо-западных уездов, так что самым надежным оплотом царя Василия оказались его недавние непримиримые противники — рязанские и северские дети боярские, чьи поместья остались в руках повстанцев, а семьи были вывезены в Москву. Многие служилые люди московской рати, спасая своих родных в ближних и дальних поместьях, а то и соблазнившись вольностями и разгульной жизнью лагеря самозванца, стали перебегать к последнему — таких метко окрестили «тушинскими перелетами».

Все происходящее стало восприниматься наиболее образованными и благочестивыми очевидцами как преддверие Конца Света, ведь уж слишком много признаков вызывали прямые ассоциации с библейскими символами и пророчествами: «И разделишася как чернь, так и благородные надвое: брат на Москве с царем Василием в осаде; а другий в Тушине с вором: еще же у многих отец на Москве, а сын в Тушине. И тако схождахуся на битву по вся дни, сын противу отца, и брат противу брата»[75]. Духовные писатели того времени стали уподоблять лжедмитриев и иных лже-царей лже-Христам, так как многие присягнувшие им, искренне или лицемерно, становились страшными гонителями соотечественников, разорителями родных храмов и городов. Несомненно, сильнейший импульс эсхатологическим ожиданиям придало покушение «тушинцев» на величайшую духовную святыню Русской земли — Троице-Сергиев монастырь.