Южная звезда - Жюль Верн

Я подал на разбойника жалобу… Он только посмеялся! Я пригрозил ему судом… Так он даже подбил меня на это!

Спустя три дня загадка получила объяснение. Грунтовое вздутие, принадлежавшее мне, оказалось алмазным месторождением. Джон Уоткинс, удостоверившись в этом, за одну ночь перенес границу моего загона; затем он помчался в Кимберли — официально зарегистрировать рудник на собственное имя.

— Я подал в суд… Дай вам Бог, месье Мэрэ, никогда не узнать, чего стоит суд в английской стране… Одного за другим я потерял всех своих быков, потом лошадей и овец!… Пришлось продать все, вплоть до обстановки и скотины, чтобы насытить человекоподобных кровопийц, прозывающихся судьями, адвокатами, шерифами и судебными исполнителями!… Короче, после года мер и контрмер, ожиданий, беспрестанно рушившихся надежд, постоянных тревог и возмущений вопрос о собственности был окончательно решен, без права на обжалование или кассацию… Я не только проиграл процесс, но еще и разорился! Судебный приговор с соблюдением всех формальностей объявлял мои претензии недостаточно обоснованными и указывал, что суд лишен возможности четко установить взаимные права сторон, но что на будущее важно назначить меж их владениями неизменную границу. Соответственно, по двадцать пятому градусу долготы к востоку от гринвичского меридиана устанавливалась линия, которая отныне должна была разделять два владения. Местность к западу от этого меридиана предназначалась в собственность Джону Уоткинсу, а земли к востоку от него отводились Якобусу Вандергаарту.

Это необычное решение было принято судьями, по-видимому, на том основании, что двадцать пятый меридиан на картах округа действительно проходил по территории, занятой моим краалем. Но месторождение — увы! — находилось западнее. И потому отошло Джону Уоткинсу! Однако, словно для того, чтобы тот несправедливый приговор навсегда остался в памяти людей, за рудником само собой закрепилось имя прежнего владельца этой земли — Вандергаарт-Копье!

Так как же, месье Мэрэ, неужели у меня нет никаких прав считать англичан мошенниками? — задал вопрос старый бур, заканчивая свою историю.

Глава VI

ЛАГЕРНЫЕ НРАВЫ

Тема подобных бесед с мастером Вандергаартом, как легко понять, не содержала для молодого инженера ничего приятного. Едва ли ему могли прийтись по вкусу не слишком лестные суждения о человеке, которого он по-прежнему считал своим будущим тестем. Поэтому Сиприен скоро уговорил себя не относиться к мнению бура насчет дела о руднике Копье серьезно. Как-то раз он обмолвился об этой истории при Джоне Уоткинсе, тот вначале лишь расхохотался в ответ, а потом, качая головой, постучал себя указательным пальцем по лбу, давая понять, что с рассудком у старого Вандергаарта дела обстояли все хуже и хуже!

Действительно, разве так уж невероятно, что открытие алмазного рудника больно задело старика, и он, без достаточных оснований, вбил себе в голову, что это его собственность? Ведь, в конце концов, судьи признали Якобуса Вандергаарта абсолютно неправым, и казалось весьма маловероятным, чтоб они пренебрегли обоснованной жалобой. Вот как рассуждал молодой инженер, чтобы оправдать себя в собственных глазах, ибо и после услышанного от старого бура он продолжал сохранять добрые отношения с Джоном Уоткинсом.

Другим соседом по лагерю, к которому Сиприен тоже любил при случае заглянуть, был фермер по имени Матис Преториус, которого хорошо знали все рудокопы Грикваленда. В его доме жизнь буров представала во всей ее оригинальности.

Хотя Матису Преториусу едва исполнилось сорок лет, он, прежде чем осесть в здешних местах, тоже долгое время блуждал по обширному бассейну реки Оранжевой. Но, в отличие от старого Якобуса Вандергаарта, кочевая жизнь не иссушила и не обозлила его. Скорее, настолько ошеломила, что он невероятно растолстел и еле мог передвигаться. Так и хотелось сравнить его со слоном. Почти весь день он неизменно проводил, сидя в широченном деревянном кресле, сооруженном специально, чтобы вместить его величественные формы. Вне дома толстяк появлялся только в коляске вроде шарабана из ивовых прутьев, запряженного гигантским страусом. Легкость, с которой голенастая птица таскала своего седока, не могла не рождать лестных мыслей о ее мускульной мощи. Обычно Матис Преториус приезжал в лагерь для заключения с маркитантами[48] торговой сделки насчет овощей. Он пользовался здесь большой известностью, хотя, по правде говоря, известностью весьма незавидной, причиной которой была его невероятная трусость. Рудокопы находили удовольствие, рассказывая разные глупости, доводить его до дрожи в коленках.

То ему сообщали о готовящемся нашествии племен басуто и зулу! В другой раз в его присутствии кто-нибудь делал вид, что читает в газете законопроект, обязательный на всем пространстве британских владений, в котором предлагалась смертная казнь для любого лица, если вес его превышал триста фунтов![49] Или же заводили разговор о бешеной собаке, которую только что видели на дороге в Дрисфонтейн, и бедняга Матис Преториус, возвращавшийся домой как раз этой дорогой, находил тысячи отговорок, лишь бы остаться в лагере. Однако эти выдуманные страхи были пустяком по сравнению с искренним ужасом, который он испытывал при мысли, что в его имении откроют алмазный рудник. Преториусу заранее представлялась кошмарная картина последствий, когда ослепленные жадностью люди, напав на его огород и топча грядки, отнимут все: и дом, и усадьбу, и скот. Ведь не приходилось сомневаться, что судьба Якобуса Вандергаарта неминуемо постигнет любого, кто станет невольным препятствием для тех, кому алмазы даже по ночам снятся. Англичане всегда найдут способ доказать, что земля принадлежит им. От этих мрачных мыслей, когда они завладевали его умом, в душу ему закрадывался смертельный холод. Если же, на свою беду, толстяк замечал «изыскателя», бродившего вокруг его дома, он уже не мог ни пить, ни есть!… Не переставая, однако, полнеть!

Одним из таких наиболее остервенелых «изыскателей» был Аннибал Панталаччи. Злой неаполитанец (он уже держал на своем клеме троих кафров и напоказ носил на рубахе огромный алмаз) давно обнаружил слабость несчастного бура. И по крайней мере, раз в неделю доставлял себе удовольствие вести зондирование или рыть землю вблизи фермы Преториуса. Местность, где располагалась эта усадьба, находилась на левом берегу Вааля, всего двумя милями выше лагеря, туда свозили отработанный грунт, который постепенно смешивался с местной почвой. Поэтому там могли и впрямь скрываться алмазы, оставшиеся после сортировки. Чтобы доиграть до конца свою комедию, Аннибал Панталаччи старался почаще торчать на виду под самыми окнами Матиса Преториуса и часто прихватывал с собой дружков — потешить их этим розыгрышем. И тогда можно было видеть, как бедняга бур, наполовину спрятавшись за ситцевой занавеской, с тревогой следил за каждым их движением, подстерегал каждый жест, готовый, в случае прямой угрозы нападения на его владения, бежать в стойло, чтобы запрячь страуса и спасаться бегством.