Под знаменем Сокола (СИ) - Оксана Токарева

в присутствии Мстиславича, почти что жениха. Да и духи предков, с которыми беседовал Арво Кейо, разве согласились бы открыть будущее земли вятичей и княжны, зная, что их может услышать человек русского князя. Кое-что дедушке Арво, правда, выпытать удалось, но от этих вестей легче на душе у Всеславы не становилось.

Намотав на руку поводья иноходца, девушка прикрыла глаза, мыслями припадая к тому щемящему мигу, когда бубен вещего Арво вывел из Велесова мира дух отца.

Князь Всеволод не изменился. Все так же могучие плечи и грудь облегала тяжелая кольчуга, а пояс с серебряным набором отягощал добрый меч. Разве что на виске черной вишней горел след от хазарского кистеня да сам образ виделся смутно и неясно, как в ускользающем сквозь пальцы предутреннем сне. Вроде бы и стоял князь возле жертвенника, точно византийским прозрачным шелком окутанный облаком дыма. А в то же время сквозь него Всеслава различала очертания кузни и березы по ту сторону частокола.

Хотя князь Всеволод так и не разомкнул уст, Всеслава отчетливо запомнила слова, сквозь грань миров перенесенные от сердца к сердцу, от души к душе: «Не торопись ко мне, дитятко! Здесь холодно и темно. Лучше доверься в трудный миг тому, кто, придя в святилище незваным, стоит нынче рядом с тобой». Больше ничего разобрать не удалось. Всеслава увидела только ослепительный блеск стального лезвия и почувствовала душный холодный мрак могилы. Затем перед ее глазами встала высокая белокаменная башня, объятая огнем, и фигура старика в хазарской одежде, застывшая у самого края между двух зубцов. Старец глянул на нее, а затем оттолкнулся от парапета и бросился вниз…

Иноходец зацепил копытом какой-то вмерзший в лед корень, и от внезапного толчка Всеслава едва не вылетела из седла. Обняв плотнее коленями конские бока и вновь выровняв шаг, она поспешила вытереть стынущие на щеках предательские слезы. Негоже княжьей дочери нюни распускать, особенно нынче. Так вся хитрая Ратьшина задумка прахом пойдет!

Хотя высланные княжичем и дядькой Войнегом дозорные не обнаружили следов разбойников, Мстиславич и сотник решили не искушать судьбу и постарались позаботиться о безопасности подопечной. Вот потому вместо Всеславы в санях сидела одна из служанок, возрастом и фигурой похожая на княжну.

Что же до дочери Всеволода, то ее наряд — мужские порты, мохнатую шапку и подбитый мехом плащ — одолжили у одного из Ратьшиных отроков, тонкокостного юноши-подростка. Мужи обоих дружин, глядя на нее, умильно улыбались, да и сама она перед отъездом от волхва поглядела в соляное хазарское зеркало: если тщательно не приглядываться, от молодшей гридьбы не отличить.

Поправив выбившуюся из-под шапки непослушную прядь, девушка снова повторила про себя отцовы слова. Такова, знать, ее доля. Разве человеку под силу изменить направление нити, выпряденной под сводами Мирового Древа? И разве не в том судьба, что Ратьша, собиравшийся на охоту, следом за ней в святилище вчера приехал? Хорошо хоть Корьдно родной покидать не придется…

А что до заветного, так на то оно и заветное, чтобы о нем в ночной тиши мечталось, когда изголовье уже вымокло от слез. Всеслава глянула на служанку в санях, красующуюся перед гриднями княжескими одеждами. Ох, ты, доля, долюшка! И почему тебя нельзя, словно плащ, сбросить или обменять!

И, не надеясь более на Велеса, Всеслава достала из-за пазухи маленький серебряный крестик, подарение сестры Анастасия, обращаясь мыслями к Белому Богу. Может, хоть Он сумеет помочь? Она почти закончила произносить слова молитвы, которой обучила ее боярышня Мурава, когда над лесом прогремел властный голос Ратьши, отдающий приказ остановиться.

— Что еще за напасть? — недоумевали в задних рядах. — Почему встали?

Привстав на стременах, Всеслава заглянула поверх голов. Погрузившись в свои переживания, она и думать забыла про разбойников. Те же, судя по всему, времени даром не теряли. Поперек речной дороги, от берега до другого, лежала вековая сосна, аккуратно срубленная под корень. Всеслава, так же, как и другие, повернула голову, чтобы глянуть на пень, вид которого отметал всякие сомнения в том, что это дело рук человеческих. И в это время, словно в насмешку над ее думами о доле, в гулком воздухе звонко и хищно пропела стрела, и девушка в санях вскинулась и поникла, запрокинув назад голову и глядя остановившимися глазами в небо.

— К бою готовьсь! Ни с места!

— Поднять щиты! Беречь княжну!

Краткие, хлесткие, как удары плети, команды княжича Ратьши и дядьки Войнега перемежались с удивленными возгласами гридьбы и испуганным воем служанок. Всеслава слышала эти звуки точно сквозь ворох пуховых перин, не имея сил хотя бы пошевельнуться, не говоря уже о том, чтобы натянуть лук, с пугающей отстраненностью глядя на мертвое тело в княжеской одежде. Так, верно, смотрит на мир только что отлетевшая душа, всех связей с ним не порвавшая, но ему уже не принадлежащая. Там, под кровавым пологом, в стынущих санях следовало лежать не бедной чернавке, а ей!

И только появление из леса ощеренной топорами и кольями толпы воинственно орущих людей в нагольных шубах и лаптях, с берестяными скуратами на лицах, рассеяло морок, заменив его простым человеческим страхом и желанием жить. Имей Всеслава побольше опыта в военных делах, она бы определила, что находников при всей их наглости бояться не стоит. Живая волна нахлынула, но лишь для того, чтобы бесславно разбиться о ровные ряды сомкнутых вместе щитов, хранимых оберегами мудрого Арво.

Всеслава увидела Войнега, направо и налево отвешивавшего удары тяжелым боевым топором, и неистового Ратьшу, в упоении битвы сносившего по две, если не по три головы кряду, и молодых гридней, с усердием отрабатывавших хлеб Ждамира Корьдненского, и ромея Анастасия, с профессиональной сноровкой находившего доступ к уязвимым частям человеческого тела.

Видя, что поражение неизбежно, потеряв около трети своих людей, нападавшие пустились наутек, надеясь под сенью леса укрыться от возмездия. Несчастные! Они, видимо, плохо знали, с кем имеют дело, ибо от Ратьши Мстиславова никто пока еще не уходил.

Хватив плетью по бокам и без того разгоряченного коня, он устремился в погоню, увлекая гридьбу за собой. Всеслава и глазом моргнуть не успела, как топот копыт стих вдалеке и на опустевшем льду, среди мертвых и раненых, кроме нее и причитающих служанок остались только несколько замешкавшихся гридней да Анастасий с Войнегом. Первый спешил помочь тем, в ком еще теплилась жизнь (включая и пострадавших от его меча), второй желал, пока не поздно, расспросить тех, кто еще мог говорить, и выяснить, кто стоит за нападением.

Всеслава тоже решила спешиться. Не настолько сведущая в