Ронин - Игорь Денисенко

Стыдно. Стыдно боевому офицеру имеющему медаль за отвагу, бежать от какого-то жандарма. Но я как тот «голубой воришка», который стыдился и воровал. Стыдился бежать, но бежал. Бегать мне раньше часто доводилось. Через линию фронта и обратно.

Der — лягушка, Das — болото, шлеп, шлеп. Угадайте кто это?

Армейская разведка. Жаль только награды свои я оставил в 45 году. В аккурат десятого мая, сложил в коробочку и написал письмо. «Дорогая моя! Вот мы и дожили до светлого праздника! Дня победы».. В общем, прощальное письмо. Так как меня в очередной раз нашли и мне пришлось уходить дальше в прошлое.

Всё это мелькнуло в моей голове пестрыми картинками, никак не соотносящимися с происходящим. Была у меня такая странность в минуты опасности думать на отвлеченные темы. Особенность эта была прошита в моём подсознании на уровне инстинкта. Благодаря ей, разум мой оставался холодным, что выживанию весьма способствовало.

Бегом! Бегом! Главное не превысить скорость, и по возможности не привлекать внимание. Рывок, поворот за угол дома. Стоп! Здесь уже новые люди, которые не знают, что свистит и матюгается городовой по мою душу. Идем медленно, успокаиваем дыхание и ныряем в подвернувшуюся лавку. Булочная, как удачно! Теплым запахом свежего хлеба просто обволакивает всё вокруг. Воздух кажется сладким от избытка ванили. Пышные булочки так и дразнят, что хочется впиться в них зубами. И хоть я не большой любитель хлебных изделий, но сутки без еды из кого угодно сделают чревоугодника и гурмана. Желудок буквально сжался в кулак, переваривая сам себя. И так, по возможности спокойно начинаем торговаться.

— Почем вон та булочка?

— Какая?

— Вон та.

— С маком что ли?

— Ага.

— Две копейки.

— Возьмите, пожалуйста.

Выгреб из кармана горсть мелочи. И пока торговка с пышными булочками, выпирающими из просторного платья в горошек, выискивала взглядом две копейки, погоня приближалась. По булыжной мостовой громыхали подкованные сапоги городового, в диссонанс с ним мелко стучали башмаки хозяйского Ваньки. Деревянные они у него что ли? Подумал я, прислушиваясь к звукам. Свисток, зажатый в зубах городового, сбоил. Видимо дыхание перехватывало. Вот свист раздался уже за моей спиной. Я напрягся, но с деланным любопытством нагнулся глубже, перегибаясь через прилавок, якобы рассматривая товар.

— Вон ту тоже мне заверните, — указываю пальцем на рогалик.

Продавщица поворачивается боком уменьшая свободное пространство между нами, и я прячу лицо в её тени. Топот и свист за спиной удалились дальше по улице. Погоня продолжалась. Мне стало интересно за кем же они бегут. Боковым зрением ухватываю картинку, как какой-то нервный малый при свисте жандарма рванул по улице, только подметки засверкали. Ай, молодца! Жуликов и воришек на базаре всегда хватало.

— Нет, рогалик не надо, — отмахнулся я и, развернувшись, пошел в сторону противоположенную той, куда убежал жандарм. Выбрав по дороге тихую подворотню, остановился пересчитать наличный капитал. Две бумажки по пять рублей и три рубля мелочи. На гостиницу должно хватить. Хотя квартира желательно. Нужно срочно решать с документами. Бегать зайцем просто не солидно.

* * *

Разнообразные запахи витали над столами. Не скажу, что сильно аппетитные и вкусные. Старые карты города не соврали. Безымянный трактир под номером 43 существовал.

Где находились остальные 42 на картах понятно не было. Но по улице Купчинской в доме номер 9 трактир был. С кухни несло запахом жирных и грязных тряпок. Витал неистребимый запах тараканов, с коими безуспешно боролись кипятком. Клопы скорее всего тоже в ассортименте трактира наличествовали. Но мне это предстояло узнать ночью.

А пока я оставил чемодан в маленькой комнате на втором этаже, походящей скорее на кладовку, где Шуры и Мани хранят пустые ведра и швабры. Документы к прописки не спросили, что меня вполне устраивало. Записали в книгу постояльцев под именем Телегина Семена Ивановича 1875 г рождения, уроженца Тульской губернии, коммивояжера. Судя по лицу хозяина, ему было совершенно наплевать, кто я такой, главное что пятерку за проживание неделю я внес, а стол оплачивался отдельно. Столоваться в этом месте я не собирался. Но с познавательной целью за стол всё же сел, тем паче что знакомые запахи с кухни донесли до моего сведения, что нечто съедобное на кухне есть. Засаленная поверхность стола отполированная рукавами постояльцев особого доверия не внушала. Поверх неё красовалась застиранная скатерть с замысловатыми пятнами. Скатерть походила на древнюю карту мира в представлении Птолемея. По этим пятнам какой-нибудь настырный судмедэксперт без сомнения воссоздал бы все незамысловатое меню заведения.

— Половой! Половой!

Рыжая сущность в полосатой жилетке и серым мокрым полотенцем перекинутым по левую руку подошла ко мне.

— Ну? — Спросил он скучным голосом с отсутствующим взглядом. — Чего изволите?

Я кашлянул, разбудить его что ли?

— Мне пожалуй э… порцию аги-моно и тарелочку суи-моно.

— Чаво?

Ещё минуту и, кажется, его веснушки посыпятся как перхоть с бледного лица.

— Карасей говорю жареных принеси и тарелку ухи. Уха у вас с чего?

— А?..С судака ушица будет, — кивнул проснувшийся половой.

— Вот и ладненько. Неси.

Но половой с места не тронулся, воткнувшись носом в замусоленную бумажку и держа в пальцах огрызок карандаша.

— Да, хлеба кусок, — продолжил я, истолковав его неподвижность по-своему.

— Водки сколько пить будите?

— Водки? Ах, да, — я вздохнул, ох уж эта традиция. — Да пожалуй чекушку.

Половой кивнул и наконец-то стронулся с места.

За соседним столом громко чавкали двое в меру упитанных господина. Ели они судя по внешнему виду щи. Щи были горячие, от чего господа усиленно дули на щербатые ложки и с жадностью зачерпывая снизу мисок гущу. Судя по разговору и наполовину опустевшему графину, были это люди солидные не пьянь какая-нибудь. Проезжие по своим делам купцы мелкого пошиба. Хотя внешность обманчива, они вполне могли оказаться и первой гильдии. Торгаши народ сквалыжный и на деньги жадный. Могли и прибедняться, тем паче что в разъездах. Не к чему постороннему люду знать истинный размер капитала.

Когда караси наконец-то доплыли в тарелке до моего стола, я заметил ещё двоих вошедших личностей. Они с порога устремились к стойке хозяина и перекинувшись с ним парой слов искоса глянули на меня. Или мне это показалось? Всюду враги мерещатся.

Однако! Подумал я взламывая дымящегося карася. Рыбина была отменная, жирная, свежая. Только вот жарилась она на масле, которое перевидало уже добрую сотню таких карасей. Прогорклый вкус выдавал его с головой. Но что выдает меня? Думал я увлекшись рыбой и бросая взгляды исподлобья на вновь прибывших. Этих людей я несомненно видел и не далее как сегодня. «Папаши» карманника. Это они. Но какого черта им от меня понадобилось? Не ужели пришли требовать сатисфакцию за вывихнутую ручонку мальчонки. Вроде и не калечил я его?

Хозяин заведения меж тем завел граммофон и царственным движением водрузил на него пластинку. Это что-то новенькое? Граммофон насколько я мог судить по теперешнему времени вещь сказочно дорогая, и не простая в эксплуатации. Некоторые выставляли напоказ заведомо нерабочие экземпляры, дабы повысить статус заведения.

Этот оказался вполне функционирующий. Двое у стойки неспешна опрокинули по стопа-рику водки и медленно двинулись в направлении моего стола. Купцы как раз сидящие передо мной, восприняли их на свой счет и явно напряглись.

— Жила была блоха! — Сакраментально выдала пластинка.

Ух, ты! Удивился я. Федор Иванович поет, не иначе.

— Ну что фраер добегался? Ты хоть знаешь на кого руку поднял, тля?!

— На кормильца вашего.

Уточнил я не поднимая глаз, но заметив меж тем, что скользнувший за стол напротив меня что-то там в руке под столом держит. И это что-то направлено мне в живот. Дружок подсевшего за мой стол гостя к нам не присоединился, а прошел мимо и поднимался по скрипящей лестнице на второй этаж в номера. Что мне крайне не понравилось. Грабят сволочи средь бела дня. И хозяин трактира с ними заодно.

Музыку поставил, чтоб шума на улице слышно не было. Значит шум ожидался.

— Что у бедняжки рука болит? Самим шипать фраеров по карманам кишка тонка?

— Какая рука? — Удивился грабитель. — Ты что ещё за ком с горы, чтоб на пахана вякать? Гастролер паршивый!

— Стоп! Ты чего несешь? Мелочь эта ваша, карманных дел мастер — пахан?

Или я чего-то не понимал, или говорили мы о разных людях. До бандита наконец дошло. До меня тоже.

— Митрофан Палыч стало быть?

— Усек значит? Наказать тебя надо за наглость и недогадливость.

Ухмыльнулся крысеныш. Он явно нервничал и предмет его в руке был весомый, потому как напрягалась рука. Это явно не нож. Фигура второго, проводившего обыск в моём чемодане появилась наверху у балюстрады. Он выразительно пожал плечами и отрицательно замахал головой. Конечно, ничего ценного ему найти не удалось.