Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

ней в западноевропейских хрониках надолго закрепляется название «Lodomeria». Быть может, этот поход Владимира на Червенские города и окончательное присоединение к Киевскому государству сопровождались какими-то действиями и против претендовавших на Прикарпатье чехов и поляков, что нашло отражение в источниках и вылилось в поход Владимира в Польшу.

В 992 г., по летописи, Владимир предпринял поход «на Хорваты», еще дальше на запад. Но поход «на Хорваты», очевидно, не был самоцелью. Владимир воевал с Польшей. Об этом говорят Гильденсгеймские анналы, сообщающие, что в 992 г. польский король Болеслав Храбрый не мог прийти на помощь германскому императору Оттону потому, что был занят большой войной с Русью: «iminebat quippe illi grande contra Ruscianos bellum»[600].

Об этом вспоминает Ипатьевская летопись в связи с походом Даниила Романовича в глубь Польши вплоть до Калиша.

Иный бо князь не входил бе землю Лядьску толь глубоко, проче Володимера великого, иже бе землю крестил[601].

Поход был удачен. Границы Руси на Западе были укреплены.

В этой связи стоит и поход Владимира на ятвягов, датируемый летописью 983 г. «Иде Володимер на ятвягы, и победи ятвягы, и взя землю их»[602].

Присоединение ятвяжской земли, на территории которой впоследствии сложилась Черная Русь, сделало Русь восточным соседом пруссов. В завещании вдовы Мешко польской королевы Оды (992–996 гг.) говорится о том, что Польша граничит с землей пруссов «до места, называемого Русь и по границе с Русью до Кракова»: «…а primo latere longum mare, fine Bruzze usque in locum que dicitur Russe et fines Russe extendente usque in Craccoa et ab ipsa Craccoa usque ad flummen Oddere»[603].

Титмар Мерзебургский говорит, что проповедник Брунон умер в 1009 г. на границах Пруссии и Руси. О схождении где-то на северо-востоке границ Польши («страны Мшка» — Мешко), Пруссии и Руси говорит Ибрагим-Ибн-Якуб[604].

За Карпатами граница русского расселения шла по Дунаю к Грану, по низменности к Солоной и Тисе, а оттуда до Семиградских Альп к Татрам и Кракову, гораздо западнее не только Сана, но и Вислоки. Она охватывала Спиш, Пряшев, Сандомир, Ржешов, Кросно, Роги, Ясло, Судец, Санок, Лежайск и многие другие города, где до сих пор еще говорят по-«руськи» (русински, угро-русски) и придерживаются «греческой веры», хотя ополячивание, ословачивание, мадьяризация, а с ними вместе и окатоличивание зашли очень далеко, оставив от сплошного массива русского населения древних времен лишь небольшие островки веками угнетенного, но стойко выдержавшего все испытания, сохранившего свой язык и культуру украинского населения.

Это русское, т. е. украинское, население прослеживается в источниках начиная с X в. до времен разделов Речи Посполитой, а позднее становится объектом изучения уже не историков, а этнографов[605].

Так установились западные границы Руси, простиравшиеся от Карпат, где они шли восточнее Кракова, и до Пруссии.

К востоку от них жили как восточнославянские, русские племена Червонной Руси, далекие предки современного украинского населения Ярослава, Перемышля, Ясло, Кросно, современных лемков и русинов Пряшевской Руси, так и не русские ятвяги, с течением времени вместе с пришедшими с востока славянскими поселенцами послужившие материалом для формирования белорусского населения Западной Белоруссии, древней Черной Руси.

В эти же годы Владимир предпринимает походы на восток, на вятичей.

Под 981 г. летопись сообщает о том, что он «Вятичи победи, и възложи на ня дань от плуга, якоже и отець его имаше». Но вятичи, «заратишася», и «иде на ня Володимер, и победи я второе»[606].

Многократные походы киевских князей на вятичей, которые должны были платить дань от плуга (от рала), свидетельствуют лишь о непрочности их подчинения Киеву.

Очевидно, сбор дани в Вятичской земле больше смахивал на «примучивание» с мечом в руках, и как только княжая дружина во главе с даньщиками покидала лесные трущобы вятичей, а нет никаких оснований утверждать то, что там были «княжие» места и постоянно действовали княжие «мужи», их обитатели немедленно же «заратишася», и для взимания дани князю каждый раз приходилось их покорять вновь, и только тогда можно было «имать дань от плуга». Так продолжалось до 40-х годов XII в., когда в процессе княжеских усобиц была «освоена» Вятичская земля и в ней вместо местных племенных князьков в роде Ходоты с сыном уселись «Рюриковичи», во всяком случае до времен Мономаха включительно.

Тем не менее после походов Владимира связь Вятичской земли с Киевом и подчинение ее князю усилились, и это, конечно, не могло не отразиться на ее дальнейших судьбах.

Не случайно в памяти народной эти события нашли отражение в известном повествовании о том, как Илья Муромец едет из Мурома через «леса Брынские» (названные так по имени речки Брыни у Калуги) на Брянск, Карачев, «реку Смородину» (Смородинная, близ Карачева) и дальше, в Чернигов, т. е. вдоль Оки и Угры на юг, через дебри вятичских лесов, так, как ехал «на Вятичи» в 1152 г. Юрий Долгорукий, пробираясь из своей суздальской «отчины» в Киев, как шел в Киев из Мурома через Смоленск князь Глеб в год своей смерти[607]. Так в былине о подвигах Ильи Муромца, богатыря Владимира «Красное Солнышко», отразились реальные связи, установившиеся между «вятичи» и Киевом.

В 984 г. «иде Володимер на Радимичи». Впереди своих войск Владимир отправил воеводу по имени Волчий Хвост. Волчий Хвост встретил радимичских воинов на реке Пищане и разбил их. По этому поводу летописец приводит народную поговорку: «Пищаньци волчья хвоста бегають», которой «Русь корятся Радимичем.

Разгром на реке Пищане привел к полному подчинению Радимичской земли. Мы знаем, что радимичей, по летописи, покорил еще Олег, но, очевидно, Радимичская земля и «Русь» находились примерно в тех же отношениях, как вятичи и Киев.

Надо полагать, что они длительное время сохраняли какую-то самостоятельность.

Совершенно правильно Б.А. Рыбаков — исследователь истории одного из наименее изученных племен, радимичей, — считает пищанские события не каким-то восстанием ранее уже полностью покоренных радимичей, вызвавшим карательную экспедицию Владимира и воеводы Волчьего Хвоста, а одним из моментов столкновения княжеских дружинников — сборщиков дани с радимичами, столкновения, которое так легко могло вспыхнуть в силу своеобразной, примитивной организации державы киевских князей. Таких столкновений было, по-видимому, немало, но, конечно, далеко не все они попали на страницы летописи. Летописное покорение Олегом и Святославом северян, радимичей и вятичей следует рассматривать не как одноактный факт включения этих племен в стройную единую государственную систему Киева, а как включение их в орбиту влияния Киева, которое выражалось прежде всего в даннических отношениях примитивного подданства, буквально означавших «быть под данью».

Господство Киева над окрестными племенами и подчинение их его