Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников

– Мальфрид, ты на нас не смотри, мы привычные. Работай так, как сможешь. Я тоже сначала еле ползала. Или вообще посиди на бревнышках.

Боярыня, посмотрев на ушедших вперед монахинь и не намного отставшую от них свою холопку, вдруг возмутилась:

– Ну вот еще!

Она решительно подоткнула свой подол – чтобы не мешал – и снова принялась дергать вылезшую траву. Все же немного погодя сесть пришлось, слишком напекло голову.

К вечеру настырная Мальфрид валилась с ног, но на молитву встала вместе со всеми. Ирина за ее спиной переглядывалась с Рогнедой, она уже успела рассказать о приезде мужа и их уговоре пока подержать боярыню в монастыре. Если станет невмоготу, сразу пошлют за Старым, тот не собирался бросать свою жену надолго.

Ночью ломило все тело, ныли кости, гудела голова, но утром Мальфрид, хотя и с трудом, но поднялась и вышла к заутрене.

– Сегодня полоть не будешь, есть работа по дому, – объявила ей Рогнеда.

– Почему это? – почти возмутилась Мальфрид.

Рогнеда мягко тронула ее за руку:

– Здесь любая работа – послушание, и никто не спрашивает, почему сегодня надо делать то, а не это. Будем с тобой скоблить полы.

В глубине души Мальфрид радовалась, что не надо ползать по грядкам, выдирая эту противную траву, и понимала, что ей нарочно дали работу полегче. Две бывшие княгини действительно отскоблили все столы, лавки и даже полы в хороминах, потом начисто вымели крыльцо и двор и успели еще принести воды от речки. Спина от такой «простой» работы болела не меньше.

Вечером Мальфрид просто не смогла ни ужинать, ни даже проснуться на молитву. Бедняга проспала до утра, даже не повернувшись на другой бок, в своей одежде. Холопка тихонько стащила с хозяйки только сапожки.

Утром, открыв глаза, Мальфрид невольно подскочила – перед ее лавкой стоял… Старой. С отеческим укором глядя на свою беспокойную жену, он поинтересовался:

– И долго ты здесь жить собралась?

У Мальфрид взыграло ретивое, села, поправляя волосы и платье:

– Всю жизнь!

Муж не стал ничего выговаривать или насмехаться, только спросил:

– А я?

Они сидели, глядя друг на дружку довольно долго, потом боярин вздохнул:

– Поехали домой, а? Рано тебе еще в монастырь. У нас уже все собрано, возок ждет. Дома же лучше, и мне без тебя плохо будет.

Мальфрид тоже вздохнула, с трудом выпрямляя страшно ноющую спину:

– Поехали! Плохая из меня монахиня.

Провожали ее все, кто был в это время на дворе. Рогнеда, прощаясь, все же заметила:

– Если что – приезжай!

Не знали две бывшие княгини, что именно их сыновья – Ярослав и Мстислав – через несколько лет поделят меж собой Русь, а после смерти Мстислава вся она будет под властью Мудрого хромца Ярослава.

В монастыре осталась холопка Стешка: ей понравилось, захотела для начала побыть послушницей, чтобы потом принять постриг. Боярин Старой согласился, пусть живет, если лежит к тому душа.

Почему-то теснота в возке рядом с мужем не показалась Мальфрид обидной, хотя Старой явно не похудел. Зато она поняла, что нужна боярину и тот совсем не так плох. А что храпит, так можно же и врозь спать…

Мальфрид ничуть не изменилась, так же не пропускала взглядом ни одного крепкого парня, так же наставляла мужу рога по ночам, так же ругала его за грузность, но они все равно жили душа в душу.

* * *

Торг пока не подходил к концу, и большая вода на Непре еще не начала спадать, но кое-кто из киевских гостей уже двинулся восвояси. Сначала те, кому проходить пороги, таким задерживаться нельзя. Уплыли и норманнские ладьи с чудными мордами на носах, им тоже надо успеть к истокам Непры по большой воде. У дальних гостей торг короток, кто сейчас не уйдет, будет сидеть в Киеве год. Вятичи могли не торопиться, они пришли на малых челнах, груженных доверху скорой, медами и воском, продали все быстро, взяв хорошую цену даже за сами челны, оставили только те, на каких обратно пойдут. Торг для них закончен, и Хотей решил не сидеть более без толку, а поутру отправляться обратно, дома тоже дел невпроворот, нечего зря время терять.

Вятич Власко отправился побродить по торгу, хотелось все запомнить, чтобы рассказать дома. Он понимал, что в другой раз могут и не взять в Киев, уж больно косился на своевольника Хотей, не ровен час скажет Смелку слово противное на внука, тогда и в соседнюю весь не уйдешь, не то так далеко. Потому решил Власко подышать волюшкой. Его не тяготил докучливый догляд старших, неглупый вятич понимал, что Хотей сторожит молодежь по праву, а потому у Власка и мысли не было утечь от сородичей. Но вышло иначе.

На торге, как всегда, стоял немолчный шум, каждый или предлагал свой товар, или приценивался к чужому. Вот ромей пересыпает из ладони в ладонь зерно, пытаясь доказать росичу, что в нем много шелухи. Хозяин спокойно следит за толстым, точно колода, гостем. Чем дольше тот веет зерна руками, тем они чище. Оба давно поняли, что ромей заберет все по хозяйской цене, ему уже пора уходить, долго торговаться нельзя. Теперь только идет борьба упорства, устоит перед натиском ромея росич, получит хорошую цену, а нет, так потрет гость руки и посмеется сам с собой над глупым славянином. Нет, устоял росич, ударили по рукам как спрашивал, сделал ромей знак крупному парню с угрюмым лицом, тот легко подхватил куль с зерном, взвалил на спину и засеменил бегом к берегу. Сам ромей остался на месте, зорко выглядывая вокруг – сторожил еще два куля. Росич припрятал за пазуху что получил и направился в сторону, где предлагали свои товары ковали. Власко улыбнулся – наберет железа кованого, вот и весь торг, всем хорошо.

В другом ряду продают выделанные кожи, пахнет кисло, но очень знакомо. Кожи вымочили в специальной закваске, чтобы они стали какая мягче, а какая, напротив, тверже крепкого дерева. Это большое умение – выделка кож, кожемяками Русь всегда славилась. А вот то, что из кож сделали – конская сбруя, ремни, даже усмошвецы сидят с сапогами, только нет ни тулов для стрел, ни щитов, обшитых крепкой кожей. Такой товар в другом месте, там все больше толпятся дружинники, оглядывают брони, щиты, натягивают, пробуя силу, луки, гнут над головами звонкие мечи, любуясь игрой переливов по булату… Туда Власка и манить не нужно, ноги сами несут к щитникам да латникам, засмотрелся парень на бронь кольчатую, что играла на солнце блеском своих колец. Ажурная, что твоя паутина, но сразу видно, что крепка, не всякий меч пробьет.

И вдруг слева сзади послышался какой-то шум. На торгу всегда шумно, но тут видно кого-то ловили. Не вора ли? Власко оглянулся, нет, дружинники пытались взять в кольцо его недавнего соперника по борьбе на берегу. Дрегович был безоружен против троих воев с мечами. Так нечестно, трое против одного да еще и безоружного. Не задумываясь Власко метнул парню какую-то жердину, попавшуюся под руку, и прыгнул к нему сам, выставив такую же:

– Не тронь!

Внезапное появление защитника остановило дружинников, но только на мгновение. Сам Власко уже понял, во что ввязался, даже вдвоем они не устоят против вооруженных людей, мечи разнесут их жерди при первом же ударе, но отступать было поздно. Ловко увернувшись, он отскочил чуть в сторону, отвлекая на себя сразу двоих и давая возможность дреговичу удрать. Но Перемысл не собирался этого делать, тот в свою очередь смело отбил удар дружинника, оставшись после него с обломком жерди. Парням пришлось бы туго, если бы вдруг драку не остановил чей-то зычный голос:

– Эй! Кто моих дружинников обижает?!

Вперед вышел, заслоняя собой парней, высокий крепкий человек. Вои опустили мечи, видно, заступник был им хорошо знаком, но один из нападавших все же недоверчиво протянул:

– Твои-и?.. А чего ж они у тебя безоружные и бездоспешные?

Человек оглянулся на опустивших обломки своих жердин Власка и Перемысла, и усмехнулся:

– Вот и выбираем что надо…

Дружинники ворча отошли, нехотя вкладывая мечи в ножны, защитник обернулся к парням:

– Чего в драку ввязываетесь без смысла?

Власка поразили его синие как весеннее небо глаза, глядевшие насмешливо и чуть с вызовом, но он упрямо боднул лобастой головой:

– А чего они втроем против одного?

Воин довольно хмыкнул.

– Кто вы? Откуда?

– Я Власко, вятич, – не посмел уйти от ответа парень, с тоской думая о том, что если тот что скажет Хотею, то неизвестно, как дело повернется.

– А я Перемысл, из дреговичей.

Их спаситель снова хмыкнул:

– А я Негош, княжий сотник, набираю вот воев в дружину.

Тут они заметили, что дружинники, видно поняв, что их обманули, не ушли, а остановились чуть поодаль, наблюдая за разговором. Негош покачал головой:

– Не знаю, что натворили, но расправы вам не миновать.

Те и сами понимали, что дело худо, даже Власку, который и не знал, почему гнались за Перемыслом, и то достанется.

Помощь пришла от того же сотника:

– Ежели не тати, вам одна дорога – ко мне в дружину, княжьих людей не тронут.