Модные увлечения блистательного Петербурга. Кумиры. Рекорды. Курьезы - Сергей Евгеньевич Глезеров

петербуржцев, и праздник, продолжавшийся с 8 сентября по 1 октября 1910 г. (по старому стилю), прошел с аншлагом.

Казалось, столица жила исключительно авиацией, а слово «авиатор» («летчик» появился позднее) вызывало бурю восторга. Газетчики иронично замечали, что дамы и те говорили о «моторах», «лошадиных силах» и «пропеллерах». Страсть к авиации приводила порой даже к сумасшествию. О забавном случае, произошедшем на Комендантском аэродроме (правда, уже позднее, в мае 1911 г.), сообщалось в «Петербургской газете». Некий студент остался на трибунах после того, как ушла вся публика, и пробрался в авиационный ангар. Воспользовавшись тем, что никого вокруг не оказалось, он взобрался на аэроплан, принялся вращать рулями и кричать: «Я лечу. Лечу! Расступись, народ!» На безумные крики сбежались сторожа и механики. «Пустите! Я лечу в Мадрид!» – кричал сумасшедший. Его скрутили и отвезли в больницу Св. Николая Чудотворца.

Чтобы держать горожан в курсе дела, в семи местах в центре города – у «Европейской» гостиницы, на Марсовом поле, на Николаевском мосту и др. – были расставлены сигнальные флаги, которые означали: оранжевый – «летают», белый – «сомнительно» и синий – «полеты отменены». Билеты на трибуны аэродрома шли влет, а потому цены установили немалые: в ложу 25 рублей, на простые места – от 5 рублей до 20 копеек.

В день открытия праздника весь Петербург, казалось, устремился на аэродром товарищества «Крылья» на Комендантском поле. По Каменноостровскому проспекту тянулись бесконечные вереницы колясок, автомобилей, таксомоторов, извозчиков и переполненные вагоны трамваев.

На состязаниях присутствовали и высокопоставленные особы – премьер-министр П.А. Столыпин, председатель Государственной думы А.И. Гучков, военный министр В.А. Сухомлинов, а также члены Императорского дома, что, по мнению обозревателей, показало всеобщее сочувствие авиационному делу. Столыпин и Гучков даже отважились стать добровольцами-пассажирами.

В празднике участвовало 11 русских летчиков, среди них четверо военных и двое – морского ведомства. Всем петербуржцам были известны имена «короля летунов» М.Н. Ефимова, «ярого спортсмена» С.И. Уточкина и «великосветского летуна» А.А. Кузминского. Последнему, правда, не повезло – он сильно разбился в самом начале состязаний и дальнейшего участия в празднике не принимал. И еще одно происшествие омрачило ход событий – трагическая гибель 24 сентября знаменитого авиатора, ставшего любимцем публики, капитана военно-морского флота Льва Мациевича. Во время полета самолет внезапно «клюнул» носом, и случилась катастрофа – ничем не закрепленный на своем сидении пилот выпал из кабины.

Михаил Николаевич Ефимов на биплане перед началом полета.

Петербург, сентябрь 1910 г. Фотограф Карл Булла

Комиссия, расследовавшая причины катастрофы, пришла к выводу, что она произошла из-за технических неполадок. Но в смерти Мациевича не все просто. Существует версия, что Мациевич, связанный с организацией офицеров Балтийского флота, близкой к эсерам, погиб из-зи того, что не выполнил боевой приказ – разбиться на самолете вместе с П.А. Столыпиным. Поэтому его гибель могла быть самоубийством – либо по причине несдержанного слова, либо по приказу той офицерской организации…

Без преувеличения можно сказать, что Льва Мациевича торжественно хоронила вся столица. Петербургская печать называла его «Первой Жертвой Русской Авиации», а Николай II назначил пенсии: вдове погибшего авиатора – 1800 рублей в год и его дочери – 600 рублей в год. На месте падения Мациевича был установлен памятный знак, сохранившийся и до наших дней неподалеку от Аэродромной улицы, в окружении новостроек, выросших на месте бывшего Комендантского аэродрома.

Но гибель Мациевича не прервала соревнований, которые ознаменовались новыми успехами авиаторов. Поручик Е.В. Руднев совершил первый полет аэроплана над Петербургом, описав на глазах изумленных прохожих два круга над Исаакиевским собором, а затем – первый в истории русской военной авиации внеаэродромный полет с пассажиром, преодолев расстояние от столицы до Гатчины. А перелет лейтенанта Г.В. Пиотровского из Петербурга в Кронштадт вошел в историю как «первое воздушное путешествие над морем». Кроме того, впервые совершались полеты в ночное время и в сильный туман. Было установлено семь всероссийских рекордов, в том числе по продолжительности полета, по высоте подъема, скорости и грузоподъемности.

Журнал «Воздухоплаватель», избрав эпиграфом горьковские слова «Безумству храбрых поем мы славу!», писал, что праздник стал «национальным русским торжеством», в котором «наши летчики показали свое умение, свою отвагу, свою беззаветную храбрость».

На «белой стрекозе»

В конце сентября 1910 г. летчик Г.В. Пиотровский совершил первый в России перелет над морем. Точнее, путь пролегал над Финским заливом – из Петербурга в Кронштадт. Пиотровский произвел его на аэроплане «Блерио XII», который во время проходившего в Петербурге праздника воздухоплавания современники называли «белой стрекозой».

Среди летчиков Пиотровский славился как отважный и удивительно хладнокровный человек, его считали «отчаянным летуном». Когда во Франции он учился летному делу (Пиотровский получил диплом авиатора за номером 195), то совершал такие головокружительные полеты и столь часто ломал летательные аппараты, что Блерио просил заменить его другим офицером. А когда лейтенант Пиотровский выводил свой самолет на аэродром, то другие авиаторы уводили свои аппараты в ангары. Они уже не решались подниматься в воздух, опасаясь, что отчаянный Пиотровский или налетит на них, или расшибет их на летном поле.

Напарник лейтенанта Пиотровского механик Андрей Черепков – интересная личность. Бывший матрос Балтийского флота, он служил прежде в отряде подводного плавания, ходил на подводной лодке. Однако из подводной стихии его потянуло в авиацию. Когда русских моряков командировали во Францию для обучения воздухоплаванию, в числе других по собственному желанию направили и Черепкова. Он исправно изучал конструкции аэропланов, совершил несколько полетов с летчиками и, наконец, выдержав установленный экзамен, вернулся в Россию. Авиаторы неизменно отзывались о нем с большой похвалой как об опытном механике.

Перелет Пиотровского из Петербурга в Кронштадт организаторы праздника воздухоплавания не планировали, он явился самольным поступком Пиотровского. Дело обстояло так: около пяти часов дня Пиотровский поднялся с Комендантского поля, покружил немного над аэродромом, а затем его «белая стрекоза» скрылась из глаз. Публика напрасно ждала возвращения Пиотровского. Спустя полчаса это ожидание переросло в беспокойство, так как стало известно, что авиатор поднялся в воздух с небольшим запасом бензина – всего на один час полета. Во все стороны от аэродрома отправили казаков – «для разведки и наведения справок», однако они вернулись ни с чем.

Только около семи часов вечера пришло известие по телефону, что Пиотровский находится в Кронштадте. «Оказалось, что смелый авиатор с тем и поднялся в воздух, чтобы спуститься затем в этой крепости, куда еще никто не попадал иначе, как по воде или по льду, – говорилось в журнале «Вестник воздухоплавания», – пренебрегши той опасностью, которой