Мир клятв и королей (СИ) - "Mikki Host"

— Сегодня мне приснились Рафаэль и Карлос.

У Стефана замерло сердце. Он тут же обратился к магии, параллельно с этим внимательно оглядывая девушку, но та ничуть не изменилась. Зелёные глаза стали чуть тусклее, вернулись к своему естественному оттенку, а магия затаилась. Марселин ступила на опасную дорожку.

— Это был не кошмар, — добавила она, и от этого Стефан удивился ещё сильнее. — Всё было так… спокойно. Будто ничего и не произошло.

В её голосе совсем не было осуждения, презрения или ненависти, но он всё равно ощутил, что её дыхание начало сбиваться. Так было всякий раз, когда речь заходила о Рафаэле и Карлосе.

— Может быть, Вине́йгерес послал мне видение?

Они оба знали, что боги сигридского мира не слышат их, однако так было намного проще: так они могли обращаться к ним с мольбами и дальше, а странные сны и видения списать на вмешательства Винейгереса, бога разума, мыслей, снов и мечтаний.

— Тогда почему раньше он посылал тебе одни кошмары?

— Может, это знак? — снова предположила она, подняв голову и заглянув ему в глаза. — Сейчас я ненавижу тебя меньше, чем двести лет назад, но больше, чем буду ненавидеть через сто лет. Этого не изменить, но что, если Винейгерес говорит мне о том, что я на верном пути? Или, наоборот, сбилась с него?

Даже Стефан, чистокровный сигридец, не настолько верил богам. Он почитал Геирисандру, всегда следовал за Сейхарион и благодарил Риндскавора за то, что тот сохранял Стефана в пути, но это было мелочью по сравнению с тем, как верили другие сигридцы.

— Боги не могут указывать тебе, — всё же произнёс Стефан, — ненавидеть меня или нет.

— Я знаю, — согласилась Марселин с неожиданной резкостью в голосе. — Поверь, я и без них знаю, что ты меня бесишь. Но что, если это… В коалиции появился сальватор. Лерайе может пробудиться. Что, если меняется абсолютно всё?

Пока что Стефан в это слабо верил. Но он слишком устал, чтобы отрицать, что перемены всё же были. Они слабо касались их двоих, но, возможно, даже этого хватало, чтобы Марселин задумалась о своей ненависти к нему. Стефан отдал бы что угодно, лишь бы избавить её от гнева, что губил её, но не мог об этом сказать.

— Тогда мне придётся перестать защищать тебя и постоянно крутиться рядом, — попытался отшутиться он. Марселин слабо улыбнулась, на мгновение помрачнела, но потом вновь улыбнулась и сказала:

— Ты всего несколько месяцев не появлялся у Гилберта, а я уже успела забыть, какой ты надоедливый.

— Может быть, и это изменится.

В её глазах Стефан прочитал сомнение. Вряд ли он мог перестать быть «таким надоедливым», как считала Марселин, однако её действия шли вразрез с её словами. На один удар сердца вспыхнувшая магия породила в нём сомнения, — сейчас она оттолкнёт его, оскорбит или проклянёт, — но вместо этого Марселин с совершенно стеклянными глазами опустила голову ему на плечо и застыла.

— Мы оба знаем, что это никогда не изменится.

Стефан бы всё отдал, лишь бы этот момент длился вечно.

Глава 29. Когда мне честь действительно велит

Эйс каким-то образом округлил глаза и свёл брови, когда Ровена непринуждённо повторила, что самое главное торжество уже давно прошло.

— Мы, типа, опоздали? — озадаченно уточнил он.

— Нет-нет, — Ровена усмехнулась и начала активно махать руками, — вы прибыли как раз вовремя. Главное торжество — только для фей, а бал — для всех остальных. Королева любит балы, и потому всегда их устраивает.

— А она что, приглашает всех сигридцев? — немного подумав, поинтересовался Эйс.

— Нет, только самых важных и влиятельных.

Эйс нахмурился сильнее и перевёл взгляд на Пайпер. Она беспомощно пожала плечами — ей-то откуда знать, в чём тут дело? Хотелось, конечно, не сбиваться с выбранного пути и внимательно следить за тем, какая информация доходит до Эйса, но девушка плохо с этим справлялась. С того момента, как к ним вернулся Гилберт, а Шерая стала крутиться неподалёку, всё внимание Пайпер будто испарилось. Наверное, ей не следовало так просто доверяться людям, которых она знала чуть больше недели, но всё естество Пайпер бунтовало против любого другого решения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Спустя примерно десять минут обсуждения чего-то, чего Пайпер не понимала, Ровена всё с той же непринуждённостью взяла Гилберта под руку и потянула Пайпер за собой. Оказалось, они решили оставить этот зал и отправиться дальше.

Эйс уже не скрывал своей озадаченности и растерянности. Он провожал смущённым взглядом едва не каждый предмет, мимо которого они проходили, старался лишний раз не смотреть в глаза идущим навстречу, но потом резко вскидывал голову и выпаливал что-то, если они неожиданно для всех обращались именно к нему. Потом они, правда, обращались уже к Пайпер и отмечали, что от неё и впрямь мурашки по коже. В хорошем смысле, если верить Ровене, поспешно уточнившей сказанное двумя эльфами, что первыми встретились им в следующем зале.

«Ты это слышала? — обратилась Пайпер к Лерайе, успев сто раз позабыть о своёй обиде на неё. — От нас мурашки по коже. Точнее, от меня. Хочешь, чтобы и от тебя?.. Ох, ну не знаю, для этого тебе, наверное, нужно прекратить игнорировать меня?»

Естественно, Лерайе ей не ответила. Пайпер раздражённо фыркнула себе под нос и поймала обеспокоенный взгляд Эйса. Потом, недолго думая, стукнулась с ним кулачками, отчего его настроение немного поднялось. Эйс явно не был рад выпавшей ему роли, — он был словно милой зверушкой, которую таскали за собой, — но неплохо держался. Пайпер не могла с уверенностью сказать, сколько уже прошло времени, но в какой-то момент отметила, что младший брат притворяется даже лучше неё.

Ровена не замолкала почти ни на секунду, изредка позволяя Гилберту сказать либо «да», либо «нет». То же самое было, когда рядом оказалось ещё несколько наследников Сердца, среди которых был Нокс — даже он не смог как-то помешать болтливости Ровены. Пайпер предполагала, что весь секрет крылся в том, что бал, вообще-то, был устроен именно в честь Ровены, но также подумала, что девушка элементарно слишком активная и жизнерадостная. Про себя Пайпер окрестила её энергетическим вампиром.

Она пересмотрела кучу фильмов и перечитала кучу книг и думала, что готова к балу. Их, казалось, пихали даже в те жанры, где они совсем не уместны. Пайпер действительно предполагала, что взглянула это событие со всех углов и знает, чего ей ожидать. Однако вовремя, — или не очень, потому что определить точное время и впрямь трудно, — она вспомнила, что о бале говорила Ровена: «Это фейский бал, а не людской. У нас всё иначе».

Торжественность была будто только внешним фасадом. Правила если и были, то нещадно игнорировались, а об их существовании вспоминали лишь в том случае, если поблизости виднелся кто-то из верхушки коалиции. Гилберту кланялись, но и он склонял голову в ответ, всем своим видом воплощая доброжелательность и заинтересованность даже теми вопросами, которые лично Пайпер считала глупыми. Данталион, которого они приметили недавно, спорил с Беро, пытавшемся доказать ему, что пить прямо на сцене и рядом с милой флейтисткой — плохая идея. Королеву Ариадну Пайпер больше не видела, но не сомневалась, что вокруг неё продолжали виться феи и другие гости, как чёртовы птички возле Белоснежки.

Если после этого Гилберт попросит её не использовать слово «фэнтезийность», Пайпер поднимет восстание.

Дяди Джона по-прежнему не было видно. Гилберт сказал, когда только вернулся в их скромную компанию, что он использует бал как возможность поговорить с феями и эльфами, которые редко отвечают на запросы Ордена. Сразу же после этого Гилберт был утянут в разговор с Ровеной, и больше Пайпер ничего узнать не смогла.

Спрашивать у Энцелада или Шераи, когда та оказывалась рядом, было бесполезно. Пытаться что-то выведать у Марселин и Стефана, которых сальватор заметила чересчур поздно, — тоже. Теперь слова о небольшой крутой компашке, которая держится рядом, казались наглой ложью, и Пайпер в редкие секунды слабости хотела ткнуть Гилберта носом в эту самую ложь.