Однажды в России - Константин Столяров

- Маршрут ясный. А дальше что? Прием!

- А дальше, дядя, общий тебе хрен в рот! Радио не выключай, с тобой скоро свяжутся...

Урки - они и есть урки, подумал Алексей Алексеевич. Что с них возьмешь?

За Черной речкой верхняя дорога, ведущая к Выборгу, заметно сузилась, а ее покрытие, мягко выражаясь, оставляло желать лучшего. Вдобавок шоссе местами ремонтировалось, поэтому пришлось ехать медленно. На крупной щебенке машину потряхивало, из-под колес вылетали камни, гулко ударявшие по днищу, а позади, отражаясь в зеркальце, над пустынной дорогой зависало желтое облако пыли. За четверть часа навстречу проследовал лишь автофургон с надписью "Хлеб", из чего Алексей Алексеевич с непреложной ясностью заключил, что здесь сотрудники "семерки" наверняка бы засветились.

На 78-м километре из "Моторолы" донесся гортанный голос:

- Пасрэднык, ку-ку! Как мэня слышишь?

- Кацо, слышу тебя хорошо. Прием!

- Дэнги с тобой?

- Сперва мальчик, потом деньги, - непреклонно заявил Алексей Алексеевич. Прием!

- Нэ бойся, нэ абману. - Кацо засмеялся. - Атдам малшика. Но учты - адын купур фалшивый, и твой халбатоно - мертвый.

- Деньги настоящие, будь спокоен. А мальчика отдай, не зли меня даром. Прием!

- Вах-вах-вах! - Кацо снова засмеялся. - Сматры, какой гарячий, савсэм горэц. Сэчас будэт паварот на Тарасовка, остановись там. Тагда скажу, что дэлат.

До поворота Алексей Алексеевич гнал машину, не обращая внимания на колдобины. Перед стрелкой, указывавшей направление на Тарасовку, он затормозил, вытер пот со лба и обратил взор на "Моторолу".

- Выхады из машины, - приказал Кацо минуту спустя. - Иды к Тарасовка. Малшик сидит на ломаный дэрэво в ста мэтрах от дорога по лэвый рука. Бэры свой малшик, клады дэнги и вали атсюда. Радио вставь сэбэ - пригадытся при абмен халбатоно. Как понял?

- Через сто метров, слева от дороги на Тарасовку. Прием!

- Нэ вздумай шутыть, - предупредил Кацо. - Халбатоно худа будэт!.. Канэц связ!

Бросив незапертую машину у перекрестка, Алексей Алексеевич побежал по дороге, забирая влево. Продравшись сквозь колючий кустарник, окаймлявший канаву он попал в густую поросль молодых сосенок и в отдалении, за стволами корабельных сосен, увидел поваленное дерево и Сашу, сидевшего спиной к нему.

- Саша! - на бегу окликнул Алексей Алексеевич. Саша обернулся на зов, и тогда Алексей Алексеевич разглядел, что глаза и рот мальчика заклеены, а руки и ноги связаны желтой лентой.

- Сашенька, это я - дядя Леша!

Саша часто-часто закивал, давая понять, что узнал его голос.

Уронив пакет с долларами на пепельно-серый мох, Алексей Алексеевич опустился на корточки и принялся разматывать ленту, стягивавшую руки мальчика, растроганно приговаривая:

- Теперь ты со мной, со мной. Никому тебя не отдам. Пистолет при мне пристрелю любого, кто к нам сунется.

Саша замычал.

- Сейчас, сейчас... - Высвободив руки мальчика, Алексей Алексеевич переключился на ноги. - Черт, запутали тебя, гады!

Саша поднял обе руки и, застонав, рывком отлепил клейкую ленту со рта.

- Обожди, я помогу. - С этими словами Алексей Алексеевич разогнул спину и, стараясь не причинять боли, начал ногтями отслаивать ленту у Саши на виске. Но будет больно. Не потерпишь до дому? А там возьмем таз с горячей водой, распарим и...

- Быстрее, - торопил Саша.

Алексей Алексеевич рванул ленту, выдрав у Саши добрую половину бровей.

Сморщившись, Саша заморгал и бросился к нему на грудь. Они обнялись и, взявшись за руки, побежали к перекрестку.

Через десять минут, сидя в "девятке", резво мчавшейся к Зеленогорску, Саша рассказывал о том, что с ним было. После того как остановивший их гаишник пустил в лицо струю газа, он пришел в себя затемно, когда двое в масках по лестнице втащили его на второй этаж деревянного дома и заперли в клетушке с окном, наглухо закрытым ставнями. Хоть в ставнях и были жалюзи, но из-за сильного наклона даже в солнечные дни через щели почти не пробивался свет и рассмотреть что-либо снаружи ему не удалось. Из клетушки его больше не выпускали, объяснив, что оправляться он должен в ведро. С мамой он все это время не виделся, даже маминого голоса не слышал, - ее, должно быть, заперли где-то внизу. Мыться не давали, а кормили дважды в сутки - утром и вечером. По лестнице поднимался человек в шерстяной маске, ключом открывал дверь и безмолвно, ставил на табуретку кружку с чаем, хлеб и тарелку фасоли в томатном соусе либо с кусочком вареной колбасы, либо с сосиской. Этот же человек через день опоражнивал ведро. Спал Саша на коротком топчане, поджимая ноги и с головой укутываясь ветхим байковым одеялом. Ночами от холода пробирало так, что зуб на зуб не попадал, но после его просьбы человек в маске принес засаленный, дурно пахнувший ватник, которым Саша оборачивал зябнувшие ноги. В изголовье топчана висело разбитое бра с сорокаваттной лампочкой, так что он мог читать. На полу клетушки там и сям валялись старые номера "Роман-газеты"...

- Саша, ты запомнил того гаишника? - остановил его Алексей Алексеевич, отнюдь не склонный к беседам о литературе. - Как он выглядел?

- Вашего роста, круглолицый, на погонах три звездочки.

- Какие звездочки - большие, маленькие?

- Старший лейтенант, - пояснил Саша. - На вид лет тридцать, не меньше.

- А еще что запомнилось? Ты вот что - зажмурься и вообрази, что он сейчас подходит к тебе.

- Дядя Леша, не могу. - Сашу передернуло. - Противно.

- Ты все же пересиль себя, вспомни. Нам это пригодится.

- Нос картошкой, глаза - зеленые, нахальные, навыкате, - нехотя перечислял приметы Саша. - Голос хриплый, прокуренный. Пальцы - толстые, волосатые, с квадратными, круто загнутыми ногтями.

- Молодец, - с теплом в голосе произнес Алексей Алексеевич. - Видишь, сколько всего запомнил.

- Он же каждый день приносил мне поесть. Стоит над душой и держит в руке вторую сосиску, дожидается, что я попрошу добавку. - От досады на себя самого Саша помотал головой.

- Так это один и тот же?

- Факт. - Саша повернул к себе зеркальце заднего вида и всмотрелся в свое отражение, осторожно притрагиваясь пальцем к верхней губе. - Саднит... Отлеплял ленту и все волоски выдрал с левой стороны. Под носом и справа остались, а здесь...

- Нашел о чем жалеть! - бодро воскликнул Алексей Алексеевич. - Сегодня я тебя в первый раз побрею. После всего, что тебе довелось хлебнуть, ты уже полноправный мужчина. А брови сами отрастут, даю слово... Ты чего это скис?

- Дядя Леша, есть очень хочется.

- Дотерпишь до Комарова?

- Мне бы булочки с маслом.

- Это я тебе обеспечу!

Свернув в Зеленогорске к стоянке машин у бензоколонки, Алексей Алексеевич взял Сашу за руку и повел в магазин, где купил пачку финского сливочного масла и круг одесской колбасы. За углом, в хлебном киоске, к покупкам прибавился свежий батон, который Алексей Алексеевич перочинным ножиком разрезал во всю длину и обильно намазал маслом.

- Действуй, - ласково сказал он, глядя на осунувшееся мальчишечье лицо. Лопай на здоровье.

За те пять или шесть минут, что они ехали до резиденции, Саша умял батон до последней крошки, а от одесской колбасы осталась только кожура.

Въезжая в ворота, Алексей Алексеевич не удержался и трижды победно просигналил. Не успел Саша выйти из машины, как его едва не сбил с ног эрдельтерьер Яков. Ошалевший от радости, пес бросался на Сашу, упираясь лапами в грудь и мягко хватая зубами за руки, и не отставал до тех пор, пока из дома не выбежал Вороновский.

- Дядя Витя! - Саша шагнул навстречу, из глаз его брызнули слезы. - Дядя Витечка!

Вороновский прижал к себе мальчика, обхватив обеими руками.

- Дядя Витечка, что... что с мамой? - по-детски всхлипывая, спросил Саша.

- Тебя выручили - и маму выручим. - Успокаивая Сашу, Вороновский ладонью поглаживал его острые лопатки.

- А как моя школа?

- В Кембридже знают, почему ты задержался, относятся к тебе с глубоким сочувствием, - заверил Вороновский, похлопывая Сашу по спине. - Все будет в порядке.

Стоило Саше отстраниться от Вороновского, как Яков снова бросился к нему с намерением облизать с головы до ног.

- Яков, будь добр, оставь Сашу в покое! - строго сказал Вороновский, безуспешно пытаясь поймать пса за ошейник.

Саша присел и обнял пса за шею. Извернувшись, пес лизнул Сашу в ухо.

- Сашенька, голубчик, чем тебя угостить? - спросила подошедшая сзади Лариса.

- Здрасьте, тетя Лара! - Выпрямившись, Саша поклонился кухарке. - Мне бы сперва помыться, я же весь грязный.

Лариса увела Сашу в дом, а Алексей Алексеевич доложил Вороновскому подробности происшедшего обмена.

82. ПОДВАЛ

Тусклая лампочка под потолком скудно освещала три голые стены из грубо отесанных гранитных камней на цементном растворе и крутую деревянную лестницу без двух нижних ступеней, тогда как четвертая стена с дощатыми полками наполовину скрывалась в тени. На запыленной верхней полке поблескивал алюминиевый котелок с водой, а под ней, зарывшись в ворох ветоши, на досках лежала неузнаваемо изменившаяся Лена. Поверх летнего платья на ней была изодранная, задубевшая телогрейка с насквозь прожженным рукавом, шею укутывали заляпанные белилами солдатские галифе, а голову покрывала съехавшая на глаза шапка-ушанка со срезанными тесемками. Ее грудь то и дело раздирал надсадный, удушающий кашель.