Семья волшебников. Том 1 - Александр Валентинович Рудазов

поворачивалось, — сделала вывод Астрид.

Лахджа, ты только что радовалась, что у ребенка развилась эмпатия. А теперь сама же по ней топчешься.

Я не хочу, чтобы она становилась слишком мягкотелой. Что это такое — не буду есть курицу?

Ты послала зарезать курицу пятилетнюю девочку.

Ей скоро шесть. И я ее не посылала, пошел енот.

— Тогда тебе стоит испытывать сочувствие в разумных пределах, — присоединился к объяснениям Майно. — Курица живет и благоденствует. Ей не приходится прятаться в кустах от хищников и думать, что поесть. За это мы забираем у нее яйца, а иногда и саму жизнь. Может, это и не очень справедливо, но так уж все устроено. Если ты хочешь быть хорошей девочкой, убивай животных только ради пищи… или ценных магических ингредиентов. Не убивай просто так.

— Хорошо, — серьезно кивнула Астрид.

— Кроме того, смотря как убивать, — ревниво продолжила Лахджа. — Если хорошо относиться к животному в течение всей жизни, а убить быстро и так, чтобы оно ничего не успело понять…

— Мам, мы улиток живьем сварили.

— Улитки не очень умные, Астрид. Они не осознают свое существование в силу примитивной нервной системы.

— И что?

— Ну вот ты картошку ешь? — стала раздражаться Лахджа. — Она тоже живая.

Почему она вообще должна объяснять такие вещи демоненку? Она полагала, что Астрид придется учить обратному — что нельзя кусать соседских детей и все такое. Но та как-то слишком очеловечилась и теперь жалеет вонючих улиток. Лахджа даже людей-то не особо жалела, у нее сострадание работало на правах фантомной боли в отсутствующей конечности.

А у Астрид вроде развивается что-то настоящее. Может, дело в этом Луче Солары, который в нее внедрили в младенчестве? Она демоненок, но несет в себя мощный заряд Света. Неизвестно, как это на нее влияет.

Да, неизвестно…

Целый том монографии этому посвятишь?

Ну тема-то интересная.

— Но картошка даже не глупая, она просто никакая! — заспорила Астрид. — И деревья всякие!

— А ты знаешь, что деревья друг с другом разговаривают? — спросил Майно.

— Что?..

— Летом мы съездим в гости к дяде Жробису, и я покажу его грамадевату. Это разумное дерево.

— Оно волшебное, а не обычное! — вспылила Астрид. — Снежок тоже разговаривает, а обычные коты — нет!

— Обычные коты разговаривают, просто вы их не понимаете, — заметил Снежок.

— Вот видишь, Астрид. И обычные деревья тоже разговаривают, — добавила Лахджа.

— Я этого никогда не слышала. Мама, зачем ты врешь?!

— Я не вру. Они все время общаются. Я это слышу, когда становлюсь растением.

— И как они это делают? — заинтересовался Майно.

— Через корни. Через мицелий грибов. Через запахи. И еще как-то, я не совсем понимаю… Я спрошу у Сребролука как-нибудь, наверное. Эльфы вроде разбираются.

Астрид покинула обеденный стол, окрыленная новыми знаниями. Все вокруг живое, и друг с другом разговаривает. Всем друг от друга что-то надо.

Значит, нет совершенно никакой разницы, кого есть. Но если есть не хочешь, то и не надо.

Теперь Астрид взирала на окружающий мир как-то иначе. Вот эти яблони — они не просто так растут. Они, может, сейчас разговаривают друг с другом. Может, это какие-нибудь бабушки, которые обсуждают друг с другом свои яблоневые дела.

Их усадьба кишит живностью. Тут повсюду что-нибудь растет и везде кто-нибудь живет. Не только сама Астрид, папа с мамой, фамиллиары, призрак прадедушки, астридианцы и Волосня, но и куча самого разного дикого зверья, которое никто не заводил и не приглашал, но они все равно тут живут.

Первое-то время сюда вообще никто не ходил. Из животных. Все чувствовали демонов и держались подальше. Но чета Дегатти не отпугивала дикое зверье и регулярно пополняла объедками мусорную кучу, а Астрид довольно агрессивно пыталась накормить всех, кого видела. К скверне фауна со временем привыкла, да ее и было-то немного. Животные стали воспринимать Лахджу и Астрид как безобидную нечисть, вроде тех же русалок и лисунок.

И спустя почти два года в усадьбе и вокруг нее поселилась куча мелких зверушек, а другие периодически заглядывали в гости.

Во-первых, захаживали еноты. Оно и понятно — раз появились жильцы, то и еда тоже. Но Ихалайнен терпеть не мог диких собратьев, называл грязными попрошайками и гонялся с тяпкой. А те шипели на предателя енотова рода и стрекотом увещевали, что магия должна служить енотовым желудкам, а не наоборот.

Вот Снежок так себя не вел. Чужих котов он, конечно, совершенно не привечал, но и не гонял. Он смотрел на них, как важный барин на грязных крестьян, о чем-то мявчил с ними на кошачьем и иногда выделял объедки. Что же до кошечек, то их он зазывал целенаправленно и щедро угощал. Неудивительно, что со временем в округе завелись белые котята.

А вот мышам и крысам Снежок спуску не давал. Они иногда пытались завестись, но в обычное время ленивый и вальяжный кошак при их виде превращался в азартного охотника. Иногда к нему присоединялся Токсин, и тогда грызуны просто разбегались с визгом.

Зимой на территории усадьбы жила приблудная собака, но она не поладила с Тифоном. Ее забрал себе дедушка Инкадатти, сказав, что ему пригодится храбрый пес, который не боится демонов.

Пару раз из леса забегали лисицы, и один раз к ним повадилась ласка, но этих интересовал прежде всего птичник, и их Тифон тоже гонял. А потом, по чудесному стечению обстоятельств, мама подарила Астрид красивую лисью шапку. С хвостом.

Еще из леса приходили ежи. Мама говорила их не трогать, потому что ежи, как и лисицы с енотами, переносят бешенство. И Астрид, конечно, не заболеет, но у них полно животных, и папа — человек, поэтому их все равно нельзя приучать. Но Астрид все равно их подкармливала, а они смешно фырчали.

Временами показывались ящерицы, а весной и летом по берегам пруда квакали лягушки. Ихалайнен, когда его никто не видел, тайком ловил их и жрал, но очень смущался, если его кто-то замечал.

Еще пруд облюбовали утки и цапли. Мама сказала, что их тоже лучше не трогать, иначе они обидятся и больше не прилетят. Если они захотят вкусных уток, то лучше завести домашних, в птичнике места еще полно.

Других птиц тоже хватало. Синицы, сойки, сороки, вороны, воробьи. Для них в саду стояли кормушки. Иногда из леса прилетал ястреб,