Настоящая фантастика – 2014 (сборник) - Гусаков Глеб Владимирович

Так или иначе, в творчестве Кира Булычева появляется «цикл о Павлыше».

4

Цикл рассказов и повестей, объединенный общими персонажами, среди которых выделяется врач космического корабля Владислав Владимирович Павлыш, вряд ли можно назвать полноценной «историей будущего», как, например, цикл «Полдень, ХХII век» братьев Стругацких. В нем почти нет хронологических привязок, и мы можем судить о развитии событий только по возрасту Павлыша. Больше того, сами тексты цикла появлялись не в строгой последовательности, а по мере возникновения идей. Скажем, в повести «Великий дух и беглецы» (1972) описан опытный космолетчик Павлыш, а в большом рассказе «Тринадцать лет пути» (1984) – курсант «космического института». Причем в этом последнем тексте прямо говорится, что действие происходит в XXIV веке (примерно в 2355 году). Получается, что Павлыш и его друзья – наши отдаленные потомки, причем даже более отдаленные, чем Алиса Селезнева!

Но так ли это? Скорее всего, нет. Перенос эпохи Павлыша на три века вперед был сделан Киром Булычевым для обоснования сюжетной канвы, построенной вокруг столетнего путешествия релятивистского звездолета «Антей», экипаж которого использует телепортационные кабины при сообщениях с Землей. Вряд ли писатель думал о таком «переносе», когда только начинал цикл, ведь в основе всех текстов, входящих в него, лежит принцип, что обитатели «мира Павлыша» не «почти такие же», как у Ефремова и братьев Стругацких, а «такие же», то есть ничем не отличаются от современных автору советских граждан.

Историю появления цикла и ключевых персонажей сам Кир Булычев описывал так:

«В 1967 году я отправился в командировку от журнала «Вокруг света» по Северному морскому пути. Я рассчитывал добраться от Мурманска до Тикси, где должен был встретиться с магаданским писателем Олегом Куваевым, страшно талантливым прозаиком, автором широко известных в шестидесятые годы повестей «Берег принцессы Люськи» и «Территория». <…>

На сухогрузе «Сегежа» меня устроили в пустующей каюте первого помощника. Была такая должность специально для загранрейсов – чекист-политрук. А так как «Сегежа» шла Северным морским путем, как бы во внутренних водах, то каюта чекиста пустовала. Я делил каюту с художником, не помню уж, какого журнала, но тоже командированным. На «Сегеже» я подружился с доктором Павлышом, капитаном Загребиным и другими членами команды. Все было бы хорошо, но в Карском море мы попали в неожиданные тогда льды и сломали винт. Кое-как «Сегежа» доплелась до Диксона и там застряла надолго, потому что пришлось менять лопасти. Так что в Тикси Олега уже не было, а меня поджимала следующая командировка – в Швецию. <…>

Я придумал для себя космический корабль, который должен быть обыкновенным, как «Сегежа», и люди там должны быть обыкновенными, как на «Сегеже». Я подумал, что назову этот корабль именем земного прототипа, а главным героем сделаю Славу Павлыша.

Конечно, он не будет так уж похож на моего друга, но все-таки он окажется в чем-то близок Славе».

Таким образом, можно уверенно говорить: персонажи первого романа Кира Булычева «Последняя война» (он же стал первым текстом о Павлыше, хотя сегодня к циклу относят и ранее изданный рассказ «Хоккей Толи Гусева»), появившегося на книжных прилавках в 1970 году, не могут считаться отдаленными потомками. Если уж и соотносить их с какой-то эпохой, то в лучшем случае это будет начало XXI века.

Для первого романа Кир Булычев выбрал стилистический минимализм и достаточно упрощенную рефлексию в описательной части. Человеческие образы сознательно примитивизированы, хотя и далеки от карикатурности: молодые люди чуть инфантильны, старшие товарищи чуть брутальны, второстепенные персонажи чуть задумчивы. «Последнюю войну» вполне можно считать «подростковым» романом, но при этом она посвящена теме, которая была в советской фантастике под мягким запретом, – теме выживания в постапокалиптическом мире.

Космический грузовик «Сегежа» снят со скучного рейса на Титан для выполнения экстраординарной исследовательской миссии. На планете Муне (Синяя), населенной гуманоидами, произошла глобальная война с использованием всех видов оружия массового поражения, что привело к заражению биосферы и гибели цивилизации. Экипаж «Сегежи» хотя и не готовился к работе в отдаленных мирах, тем не менее должен выяснить, что стало причиной войны, и попытаться возродить погибший мир.

Если верить автору, космонавты в романе обладают теми же качествами, что и моряки «Сегежи», с учетом художественной условности. Капитан Геннадий Загребин курит, как паровоз, элегантно гася сигареты в пепельнице, прикрепленной к большому обзорному экрану корабля. По части никотиновой зависимости не отстает от него и очаровательная болгарская практикантка Снежина Панова, в которую влюбляется Владислав Павлыш (корабельный врач вообще заявлен у Булычева чрезмерно влюбчивым). Штурман Алексей Баков, исполняющий обязанности старпома, бдит за чистотой и комплектацией груза, мучая всех бесконечными придирками. Повар тетя Мила, Эмилия Ионесян, готовит борщ и трогательно переживает, если ее обеды кому-то не нравятся. И так далее, и тому подобное. Мелкие детали, создающие отношение к тексту и вызывающие узнавание своей «домашностью». При этом, однако, такие родные и «домашние» персонажи живут в мире, который и сегодня выглядит настоящей фантастикой: они освоили Солнечную систему, они летают между звезд, они пользуются сверхсветовой связью, они могут терраформировать другие планеты, их окружают исполнительные роботы, снабженные искусственным интеллектом.

Понимал ли Кир Булычев, что технологии и расширение пространства возможностей меняют быт, соответствующим образом влияя на повседневные реакции человека? Понимал. В одном из текстов цикла есть примечательная авторская сноска: «Возможность мгновенно переправиться в любую точку земного шара и парадокс, заключающийся в том, что стало быстрее добраться от Парижа до Рио-де-Жанейро, чем от центра Парижа до Версаля, изменили не только скорость сообщений, но и сам порядок жизни. Если ты можешь жить в Москве, а работать на Марсе, ты психологически коренным образом отличаешься от человека двадцатого века». Почему же отличие практически не бросается в глаза?

Ответ прост: возникновение нового технологического уклада обусловлено не степенным течением прогресса, а вторжением извне. В романе «Последняя война» Кир Булычев описал ситуацию предельно конкретно, впоследствии давая лишь ссылки.

«Двигатели того типа, что стоит на «Сегеже», появились на Земле меньше десяти лет назад. Через несколько лет после того, как в ее жизнь вошел Галактический центр. Вошел он без фанфар и барабанного боя. На лунную базу опустился диск. Из него вышли незнакомые существа и на хорошем французском языке (база была французской) сказали, что по договоренности с экипажем корабля «Антарктида», с которым встретились на одной из недалеких (сравнительно) систем, они привезли с собой почту «Антарктиды». Ведь она вернется на Луну через четыре года, так что почта, наверное, представляет интерес для родных и близких…»

Итак, Кир Булычев случайным образом нащупал решение, которое позволяло обойти серьезную идеологическую проблему, непротиворечиво совместив пропагандистскую установку на воспевание преимуществ социализма в деле космической экспансии и суровую реальность американского прорыва. Победить конкурентов нам помогут сверхцивилизации Галактического центра, которые, конечно же, предпочтут иметь дело с представителями более развитого общественно-политического строя, а не с «акулами капитализма».

Обратите внимание на примечательную деталь: корабль, прилетевший из Галактического центра, имеет дискообразную форму. Таким способом Булычев связал атрибутику романа с уфологией, набирающей популярность в СССР. То есть подразумевалось, что сверхцивилизации уже где-то здесь, наблюдают за нами и, возможно, незаметно занимаются прогрессорской деятельностью.