Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты - Сергей Калашников

Жене сейчас где-то лет семнадцать или восемнадцать. От той задумчивой рассеянной девочки, какой она была при их первой встрече, ничего не осталось. Среди тех, с кем Мишка общается регулярно, она, пожалуй, самая цивилизованная. Во-первых, читает и считает лучше всех. Во вторых все его брошюрки не по разу переписала и задала очень много вопросов. Над ответами они работали вместе. Знает несколько фраз по-испански, это её матушка обучила. И еще может объясниться не менее, чем на четырёх индейских языках, не считая выдрского.

Свой испанский она «освежила» с Облачком Тьмы, что приезжал с юга. На кривобокой карте Северной Америки, кое-как нарисованной Мишкой по памяти, они совместными усилиями поставили отметку колонии Сан-Агустин. Попали действительно в северо-восточную оконечность Флориды.

Так вот, о путешествии. Мишке нужно выяснить перспективы разжиться нефтью. Про то, что где-то на побережьях Мексиканского залива что-то такое встречалось, он помнит точно. И в Техасе — это где-то за Миссисипи. Но сколько ни спрашивал у людей, посещавших Тамбов, ничего похожего никто не помнит. Нужно ведь не просто знание, что на глубине в десятки или сотни метров находится мощный нефтеносный пласт. Нужен выход на поверхность, который люди замечали.

А на скипидаре не очень-то много наездишься. В том смысле, что «добыча» этого вида топлива скудна. Что же касается множества разных затей, так всё. Нету больше. То, что припомнил, написал на бумаге. Даже из химии всё свои познания изложил, и периодическую таблицу нарисовал, пусть и пустую на девять десятых, но со всеми пояснениями, на которые был способен.

Людей, которых в той или иной степени можно назвать учениками или восприемниками здесь сейчас почти два десятка. Про пряжи и ткани уже скоро два года никто ничего у него не спрашивает, а парусина выделывается и полотно для одежды. Деревянные дороги строят, перекладывают, ремонтируют сами. Минералогическая коллекция такая, какой и серьёзный музей позавидовал бы. Владеют аборигены и методом научного тыка, и накрытием площади возможных вариантов, и приближением к нужному результату методом артиллерийской вилки. Алхимическая наука не остановится.

Карасик теперь к плавильным печкам подходит редко. У него целых четыре своих, исследовательских. Процедуру изысканий они с Мишкой используют нехилую. Каждый незнакомый камушек её проходит. Измеряют твёрдость по царапанию нескольких «реперных» материалов, плотность определяют. Потом размалывают и проводят прокаливание без воздуха при четырёх разных температурах. Потом — на воздухе, потом с углем, и, наконец, с известью. Не один образец при этом в работе, а для каждой проверки свой тигелёк. Контролируют и растворимость результата, и изменилась ли его масса. Когда работают в закрытом сосуде, то газ из-под крышки отводят через змеевичок и следят, не накапает ли чего после конденсации. И через воду пропускают — вдруг какой-то раствор получится.

Прокалённые сами по себе порошки тоже потом смешивают и с углем, и с известью, и опять на огонь. Тут, если на каком-то этапе что-то любопытное обнаружилось, так ещё всячески пробуют этот камень. Толчёный, естественно. В общем, перебор вариантов, конечно, а куда деваться?

Успехов на этом пути немного. Редко что-то интересное получается. Но, скажем, размутили в воде золу, профильтровали, а то, что получилось — выпарили. Вышло нечто. И глядя на это нечто Мишка вспомнил слово «поташ». И даже формулу написал. Калий два це о три. Прорезается иногда в памяти что-то, когда-то в неё заложенное. Особенно важно то, что именно про калий Мишка сразу вспомнил атомную массу — тридцать девять. То есть формула имеющегося у него вещества, про которое он знает всё про все его компоненты.

И из этого вещества варят мыло, Оно не хочет твердеть, почему его хранят в крыночках. Но отмывает хорошо.

* * *

Также удалось установить какой нынче год от рождества Христова. Тысяча шестьсот двадцатый. Может быть, память его подводит, но где-то в эти годы британцы начали систематическое проникновение в Америку. И он точно помнит, что «Мэйфлауэр», с прибытия которого США отсчитывают это событие, произошло осенью. Что же, всё, что он мог сделать для того, чтобы встреча колонистоов с местным населением была не слишком безоблачной, он сделал. Там, в береговых посёлках, даже транспаранты заготовлены со словами «GO HOME» и «PRIVATE», впрочем, в последнем слове может быть ошибка, не слишком точно помнит он, как пишутся слова этого языка. Главное, их не примут за приветствие.

Конечно, наивно полагать, что эти потуги решат все проблемы, однако никаких других возможностей помешать европейцам обосноваться в этих местах он не имеет. Или они не пришли к нему в голову. Так что настало время просто позаботиться о личном комфорте. Провести месяц другой на собственной яхте в обществе обворожительной женщины, поискать легкодоступную нефть, осмотреть живописные берега. На счёт опасностей, которые могут подстерегать его в пути, он не слишком озабочен. Заходить в многолюдные места ему никакого резона нет, а на этой посудинке уйти он сумеет от кого угодно. Под парусом только скоростные тримараны Хрупкого Кремня его догонят. А при безветрии — наверное, средиземноморские галеры. Даже в шторм под дизелем уйдёт от любого.

Ну а на берегу он всё-таки индеец. И уже далеко не плохой охотник, а… нормальный, в общем. Да и стрелялки у них с Сайкой серьёзные. Решил Мишка проблему магазинного заряжания, и с подкачкой ресивера всё значительно лучше. Не выпускается теперь весь воздух за один выстрел — заслонка отсекает канал ствола от баллона, чтобы не выпускать в атмосферу поллитра сжатого почти до пятидесяти атмосфер воздуха. Расход, потребовавшийся на выстрел, восполняется насосиком, приводимым в движение рычагом в пистолетной рукоятке.

В деревянном стволе тонкостенная бронзовая трубка, метровый ствол удобно лежит на плече. Так что полдюжины противников он может положить за полминуты. Потом надо менять барабан с пулями и подкачиваться. На сто метров попадает в голову, на двести в корпус. Кирасу не пробивает, но кожаные доспехи — запросто, но есть пули у которых наконечник не колпачком, а длинным трёхмиллиметрового диаметра стальным стерженьком в деревянной рубашке. Эти могут и металлический доспех продырявить. Не любой, понятно, и не во всяком месте.

Эту модель ружья Пушок со товарищи всесторонне опробовал и её производство в Тамбове только что началось. Водопад в их долине теперь совсем жиденький, весь уходит на дутьевые эжекторы. Шестнадцать плавильных колонн дают в сутки в среднем по шесть килограммов отливок. От простейших для ножей и гвоздей, до сложных деталей пневматических ружей и дизельных моторов. Нет, толп работников там не снуёт. Флегматично сохнут под навесом тигли и собственно новые обжиговые колонны, методично крутятся жернова мельниц, смешивается шихта для всех двадцати девяти рецептур применяемых стальных сплавов, и три индейца спокойно меняют начинку в очередной плавильне, где закончена плавка и всё остыло.

В бункера засыпается уголь — и цикл начинается по-новой. Определённо, удачный подход он избрал для организации металлургии. Керамический тигель, в днище которого делается углубление по форме будущей заготовки, служит один раз. Потом его разбивают, извлекают отливку и шлак, а всё остальное пускают под жернова. Тончайшая керамическая мука опять идет в замес для следующей партии. Отслужившие колонны постигает та же участь, просто выдерживают они не одну плавку, а около полутора десятков. Потом начинают трескаться и заменяются.

Литьё, по-существу, называется этим словом неправомочно. На самом деле никто никуда ничего не переливает. Тщательно смешанная гематитово-угольная пудра в закрытом сосуде при нагреве превращается в металл и углекислый газ. Газ уходит, а металл течёт вниз, в прекрасно прогретые формы, где, капля за каплей собирается в полосы для будущих ножей или цилиндры пневматичек. Да, чего угодно, лишь бы образовавшаяся из глины керамика потом нормально удалялась, то есть бутылку отлить нельзя, а стакан — запросто. За несколько часов отливка жидкостью своего металла вытесняет наверх газы, шлаки и всё, что не прореагировало, становится крепкой и однородноё. Придавать форму будущему изделию после этого легко — она уже почти совершенна.

Плата за такое удобство — мощное дутьё и чудовищное количество угля, пожираемое при каждой плавке. Но уголь — не проблема. Леса вдоль бревнодорог освобождаются от старых лесин, выворотней и бурелома. Такой же процесс продолжается по берегам реки у Нижнего посёлка. Там еще и временные бревенчатки прокладывают вглубь берега, чтобы по ним к воде подкатывать дровишки, а то и деловые хлысты попадаются. И не так уж много людей во всём этом занято, потому что работа организована правильно. Кум Тыква оказался человеком распорядительным и уравновешенным, а главное — отлично знает все участки. Всё попробовал и любому может показать, как и что делать.