Долина Виш-Тон-Виш - Джеймс Купер

В пути индейцы убили стельную олениху, и мне дали кусочек мяса детеныша. Оно было такое нежное, что его можно было есть вместе с костями, и показалось мне необыкновенно вкусным.

К ночи пошел дождь; мы остановились, и индейцы поставили вигвам, покрыв его корой, так что ночь я провела на сухой подстилке. Когда утром я выглянула из вигвама, оказалось, что многие спали всю ночь под дождем. Я узнала это по тому, что от их одежды шел пар. Поистине Господь был милостив ко мне, и не один раз была я в лучшем положении, чем многие из индейцев.

Поутру индейцы наполнили олений желудок кровью этого животного и сварили. Я не могла заставить себя попробовать, но все ели с удовольствием.

Между тем в иных вещах индейцы бывают очень брезгливы. Например, когда я принесла воды и опустила миску, которой набирала воду, в котелок с водой, индейцы страшно возмутились, закричав, что это признак неряшливости, и пригрозили прибить меня.

Переход пятнадцатый

Снова в путь. Мне дали горсть земляных орехов, груз, который мне предстояло нести, и я радостно тронулась в путь — ведь направлялись мы в сторону моего дома! Ноша давила на плечи, но на душе не было тяжести. В тот день мы опять подошли к Бакуог-Ривер и остановились неподалеку на несколько дней.

Иногда индейцы давали мне кто трубку, кто немного табаку или соли. Все это я меняла на съестное. Я не думала раньше о том, что, когда человек постоянно недоедает, у него развивается волчий аппетит. Много раз, если мне давали поесть чего-нибудь горячего, я набрасывалась на еду с такой жадностью, что обжигала рот, и боль потом долго не проходила. И все-таки в следующий раз я делала то же самое. Если мне случалось сильно проголодаться, я потом долго никак не могла насытиться. Иногда выдавались дни, когда еды у меня было до-статочно, и я ела до тех пор, пока не могла уже проглотить ни кусочка, но все равно чувство голода оставалось, как если бы я только приступала к еде. Теперь я нашла подтверждение подобному явлению в Священном Писании (многое в Священном Писании проходит мимо нашего внимания; мы не замечаем или не понимаем, пока сами не испытаем на себе): «Ты будешь есть — и не насытишься»196.

Теперь больше, чем когда-либо раньше, я могла видеть, какие несчастья навлекает на нас грех. Не раз я готова была наброситься на дикарей, но слова Священного Писания успокаивали меня: «Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?»197 Господь помог мне правильно понять Его слово и усвоить великий урок: «О человек! Сказано тебе, что — добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренно-мудренно ходить пред Богом твоим… Слушайте жезл и Того, Кто поставил его»198.

Переход шестнадцатый

Мы начали с того, что перешли вброд Бакуог-Ривер. Река была по колено, течение очень быстрое, а вода такая холодная, будто ноги резали острыми ножами. Я так ослабела, что едва стояла на ногах, казалось, пришел мой конец, и это после того, что я столько перенесла. Индейцы смеялись, глядя на мои неловкие движения, но и в отчаянии моем Господь даровал мне сознание истины и доброты в обещании: «Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, — через реки ли, они не потопят тебя»199.

Выйдя из воды, я села, надела чулки и ботинки и, хотя слезы стояли в глазах и печаль давила сердце, пошла следом за всеми.

Тут подошел какой-то индеец и сказал, что я должна идти в Вачусит к своему хозяину, потому что сагаморам пришло письмо от Совета200 о выкупе пленных и через четырнадцать дней придет еще письмо, так что я должна явиться туда.

Несколько минут назад у меня было так тяжело на сердце, что я с трудом могла говорить или идти, но после такого известия на душе стало легко, кажется, так бы и побежала! Силы вернулись ко мне, укрепили дрожавшие колени и изболевшееся сердце.

Но, к сожалению, в ту ночь индейцы продвинулись только на одну милю и остановились лагерем на два дня. К нам подъ но в псалме: «И возбуждал к ним сострадание во всех, пленявших их»201.

У моего хозяина было три скво, и он жил то с одной, то с другой, то с третьей. Скво, в чьем вигваме я теперь находилась и где мой хозяин прожил последние три недели, была уже старой. Вторая скво — Ветамо — та женщина, которой я прислуживала все это время. Это была строгая и гордая госпожа. Каждый день она тщательно наряжалась и проводила за этим занятием не меньше времени, чем благородная дама: пудрила волосы, накрашивала лицо, вдевала в уши серьги, украшала руки браслетами, а шею ожерельями. Нарядившись, она приступала к своему главному занятию — делала вампумы из раковин и бус. Третья скво была молодая; у нее от моего хозяина было двое маленьких детей.

К тому времени, как старая скво хорошо накормила меня, за мной пришла служанка моей хозяйки. Я заплакала. Тогда старая скво, чтобы успокоить меня, сказала, что я могу приходить к ней, если проголодаюсь, и даже предложила спать в ее вигваме. Пришлось вместе со служанкой возвращаться к своей хозяйке. Но я скоро ушла от нее и устроилась на ночь в вигваме старой скво. Она дала мне подстилку и укрыла хорошим одеялом; первый раз мне оказывали такое внимание.

Наверное, Ветамо подумала, что, разрешив мне прислуживать старой скво, она потеряет служанку и лишится выкупа, который за меня заплатят. Мысль о выкупе снова придала мне силы и вернула надежду на то, что с Божьей помощью моим горестям придет конец.

Вскоре пришел индеец и попросил связать ему три пары чулок. Он дал мне за это шляпу и шелковый платок; потом одна женщина попросила сшить ей платье-рубашку и дала мне за работу фартук.

Второе письмо Совета, которое касалось пленных, привезли Том и Питер202. Хотя они были индейцами, я взяла их за руки и расплакалась. От волнения я не могла говорить, но, справившись с собой, стала расспрашивать о муже, друзьях и знакомых. «Все у них хорошо, — ответили оба. — Только грустные». Они принесли мне фунт табаку и немного галет. Табак разошелся очень быстро, и когда один из индейцев попросил у меня табаку, чтобы набить трубку, я сказала, что табака уже нет. Тогда он стал браниться и угрожать. Я пообещала дать ему табаку, когда за мной приедет мой муж. «Повесить негодяя! — закричал он. — Пусть только явится, я вышибу ему мозги! » И тут же сказал, что, если даже сотня англичан придет без оружия, их никто не тронет. Вообще они вели себя как ненормальные. Боясь худшего, я не решилась послать весточку мужу, хотя было предположение, что он появится, чтобы выкупить и забрать меня с собой. Трудно сказать, что из всего этого получится: нельзя было особенно доверять ни им, ни тем, кому они служат.