Изгнанник - Аллан Фолсом

На встрече предстояло обсудить протокольные вопросы и полномочия как политического, так и социального плана. В России никогда раньше не было царя, занимавшего фактически номинальный пост. Александру было известно, что внезапный и широкий взлет его популярности встревожил Гитинова. И президент хотел заранее указать молодому царю подобающее место, чтобы тот не вздумал обратить свою популярность в реальное влияние. Сам сказать об этом Александру в лицо Гитинов не решался, поскольку сознавал политическое могущество триумвирата, решившего реставрировать в стране монархию. Однако сообщить Александру о четких рамках, в которых ему надлежит держаться, вполне можно было через главу своей администрации. Иными словами, задача состояла в том, чтобы ознакомить царя с его должностными обязанностями: конституционный монарх является церемониальным главой государства, парадным представителем новой России как внутри страны, так и за рубежом. И все. Точка.

От подобной роли Александра несколько мутило, но он выражал полную готовность играть ее, во всяком случае в течение какого-то времени, которое потребуется ему для того, чтобы расширить связи и создать собственную базу власти. Вот тогда-то и можно будет медленно, поэтапно, тщательно рассчитывая шаги, активизироваться вначале в политической сфере, а затем и в военной среде. Идея заключалась в реализации народной мечты о национальном величии. Причем в этой системе ему отводилось место центрального и незаменимого элемента.

Года через три парламент будет бояться даже пикнуть, не проконсультировавшись прежде с царем. Через пять лет уже президент превратится в номинального главу государства. А через семь истуканами станут парламент и генералы, которые командуют вооруженными силами. Десятилетие спустя слово «монархия» избавится от приставки «конституционная». Тогда Россия и весь мир в полной мере поймут значение слова «царь». Оценивая деятельность Ивана Грозного, Иосиф Сталин считал, что тот был недостаточно грозен. У Александра с этим проблем не будет. Кровь уже на руках его, и он готов к тому, чтобы ее стало еще больше. Этой науке его обучали с младых лет. Баронесса была превосходным преподавателем.

Александр улыбнулся собственным мыслям, и его охватило умиротворение, которого он давно уже не испытывал. Истоки этого ощущения были вполне понятны. В конце концов трон переходил к нему окончательно и бесповоротно, гарантией чего была смерть отца. И Ребекка будет рядом с ним до конца его жизни.

Не менее ясно стало и то, что все эти тошнотворные страхи по поводу чудесного воскресения Николаса Мартена из мертвых всего лишь плод его собственного воображения. Причиной этих кошмаров была животная, почти истерическая боязнь потерять Ребекку. Подобные эмоции нуждались в жестком контроле, поскольку, если их не сдерживать, они могут попросту раздавить его.

— У тебя с собой был какой-то подарок, когда вы уходили вместе с Николасом, — донесся до него откуда-то издалека голос Ребекки.

Благодушие как рукой сняло, когда Александр поднял глаза и встретился с нею взглядом. Она сидела напротив. Баронесса уже ушла.

— Что ты сказала? — не понял он.

— Тогда, на вилле. У тебя был подарок — сверточек в цветной бумаге. Ты еще его под мышку сунул, когда вы с Николасом уходили погулять. Что там было?

— Не знаю. Не помню уже…

— Да как же не помнишь? Ты этот сверток из библиотеки принес. Положил его в бальном зале на стол, за которым мы сидели. А потом забрал, когда…

— Ах, Ребекка, о каких подарках ты говоришь? Где баронесса?

— Ушла. Ей позвонили.

— Стоило из-за этого уходить. Могла бы поговорить прямо здесь, за столом.

— Наверное, что-то личное.

— Да, наверное.

В дверь постучали. Вошел полковник Мурзин, одетый в отлично сшитый синий костюм и светло-голубую рубашку. Такова стала повседневная форма одежды агентов ФСО, которые охраняли Александра.

— Ваше высочество, прибыл портной из Парижа. Его приняла баронесса. Она просит, чтобы молодая царица присоединилась к ним. — По выражению лица Мурзина было видно, что он хочет сказать что-то Александру наедине.

— Ступай, дорогая. — Александр встал из-за стола. — Я приду к вам попозже.

— Конечно. — Ребекка с улыбкой тоже поднялась. Взяв сумочку, она вежливо кивнула Мурзину и удалилась.

Мурзин подождал, пока за ней закроется дверь.

— Я думаю, вам следует знать, ваше высочество. Консульская служба выдала деловую визу человеку по имени Николас Мартен.

— Что? — Александр почувствовал, как у него на пару секунд остановилось сердце.

— Виза выдана вчера в Гамбурге. Через МИД по запросу британской ландшафтно-архитектурной фирмы со штаб-квартирой в Москве.

— Он что, англичанин?

— Нет, американец. Прибывает сегодня из Германии. Для него зарезервирован номер в отеле «Марко Поло» здесь, в Москве.

Александр буравил Мурзина взглядом.

— Это он?

— На визе должна быть его фотография. Я запросил электронную копию. Но пока еще не прислали.

Александр развернулся на месте и пошел к окну. День был все так же ясен, а небо безоблачно. Город жил активной послеполуденной жизнью. На улицах стало больше машин, тротуары заполнились пешеходами. Но здесь, в комнате с Мурзиным, стоящим за спиной, казалось, сгустились сумерки. Где-то глубоко внутри застучал метроном.

Тук-тук, тук-тук…

Опять это проклятое тиканье. Изводящее, неотвязное, пугающее. Словно рождающееся чудовище.

Тук-тук.

Тук-тук.

Тук-тук…

28

Париж, аэропорт имени Шарля де Голля.

Все еще пятница, 4 апреля, 12.25

Сжимая в руке билет, Николас Мартен быстро шел вдоль синей линии, тянувшейся по начищенному до блеска полу. Ему надо было добраться от терминала 2F, где приземлился его самолет, до терминала 2С, откуда рейс 2244 «Эр Франс» возьмет курс на московский аэропорт Шереметьево. Время вылета — 12.55. В его распоряжении было всего полчаса. В душе он был очень благодарен этой синей линии на полу. Она значительно облегчала переход, тем более сейчас, когда его мысли были далеко отсюда. Мартен думал о Ребекке.

Коваленко рассказал ему, что она остановилась вместе с баронессой де Вьен в апартаментах на восьмом этаже отеля «Балчуг Кемпински». Весь этот этаж вместе с седьмым были заняты Александром и теми, кто готовил его коронацию. В этой связи люди из ФСО, должно быть, полностью оцепили эти два этажа, если не весь отель. Это означало, что у него нет практически никакой возможности добраться до нее самому. Значит, нужно придумать какой-то способ выманить ее к себе. У него не было ни малейшего представления, как это сделать. Оставалось надеяться, что способ все же найдется. Да и Коваленко в случае чего поможет.

Москва, Кремль. Все еще пятница, 4 апреля, 17.55

Ровно к четырем Мурзин доставил Александра в управление руководителя президентской администрации. Александра провели в офис, предложили кофе и попросили подождать. Ему сказали, что глава администрации находится сейчас на совещании у президента по делу чрезвычайной важности и прибудет сразу же, как только освободится. Прошел час, а ожидание все тянулось. Наконец в пятнадцать минут шестого пришел секретарь и повел Александра по неприметному коридору к частному кабинету Гитинова. Там его ожидал сам президент. Больше никого не было.

— Прошу вас, присаживайтесь, — учтиво пригласил Гитинов Александра в уютную гостиную.

Два стула с похожими на подушки сиденьями стояли напротив камина, в котором весело потрескивал огонь. Помощник принес чай и тут же удалился. Когда дверь за ним закрылась, Александру пришла мысль о том, что, хотя он беседовал с российским президентом множество раз, им еще ни разу не доводилось оставаться друг с другом полностью наедине. И еще подумалось, что Гитинов на деле физически гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд. Он обратил внимание, насколько широк ворот рубашки, охватывающий толстую шею президента. У него были мощные руки, а широкая грудь резко сужалась к талии. Широкие брючины словно маскировали выпуклые и мускулистые бедра, какие бывают у борцов или велосипедистов.

Да и сами ухватки Гитинова внушали определенное беспокойство. В Давосе он излучал добро и душевность в обстоятельствах, сложившихся после того, как Мартен канул без следа в горную реку. Тогда это диктовалось политическими соображениями. Здесь, у себя в кабинете, президент держался очень непринужденно, словно совершенно забыв о политике. Он спросил у Александра о планах коронации и свадьбы, о том, где они с царицей намерены провести медовый месяц. Высказал кое-какие предложения, упомянув о своих любимых черноморских курортах.

Его открытая, дружелюбная манера вести разговор, веселые искорки в глазах и теплая улыбка способны были обезоружить любого. Создавалось впечатление, что беседуешь со старым приятелем. Хотелось расслабиться самому и поддерживать беседу в том же непринужденном ключе.