Невеста - Карина Демина

— Эйо…

Меня зовут.

Но Оден не отпускает.

— Эйо, нельзя поддаваться.

Почему? Я и не поддаюсь. Я просто хочу подойти ближе. Услышать. Я ведь тоже имею право. Горячие камни больше не ранят.

Эйо, Эйо, Эйо…

— Я здесь, — отвечаю. — Я пришла!

Горячий ветер кружит вальс из пепла. Я тоже хочу танцевать, но… вдвоем?

Пусть так.

— Оно внутри, — шепчет Оден. — Не их слушай. Себя.

Он держит. И не отпустит, как бы я ни просила. Прижимает к себе, вдавливает в плечо. Больно, но я не отталкиваю, я успокаиваюсь, слышу, как гудит струна жилы, натянутая до предела. Живое железо?

Золото.

Такое яркое. Нарядное. Я тоже хочу.

И тянусь, поднимаюсь на цыпочки, заглядываю в глаза, почти умоляя. Капля всего… Оден сам сказал, что капли хватит.

Ему не жаль?

Ничуть.

Золотой поток мягко накрывает меня. Сколько это длится? Мгновение? Дольше? Здесь время ощущается иначе. Я не тону, не задыхаюсь, скорее уж меняюсь, вплетая в желтые нити собственный узор.

Тонкие пряди.

Белые лозы.

И они прорастают на моих ладонях. Я вытягиваю их, чтобы рассмотреть, но руки вдруг становятся неимоверно тяжелыми… не удержу.

Падаю.

Все-таки задыхаюсь, но скорее от страха, который быстро проходит. Лежу… просто лежу… и мне хорошо.

— Эйо, открой глаза.

Открываю.

Рук больше нет, есть лапы… и когти… и хвост? Хвост. Длинный с кисточкой. Дергается, судорожно еще, то влево, то вправо. По морде бьет, кисточка мягкая, волосы длинные, в нос лезут и еще между зубами. Я пытаюсь спрятать морду под лапу, а хвост все равно дергается.

— Вставай.

Ни за что!

Я хочу обратно… Зажмуриваюсь, изо всех сил представляю себя прежнюю, лапы подбираю… и ничего. Над головой раздается укоризненное ворчание, и от этого голоса уши сами к голове прижимаются.

Не надо меня трогать!

Пожалуйста…

И вылизывать тем более не надо. Я пытаюсь уползти, но Оден прижимает когтистой лапой. Он заботлив и дотошен, укладывает шерстинку к шерстинке.

Нежно…

И мне хорошо. Наверное, я вечность могла бы лежать вот так.

Но у Одена собственное мнение. Он толкает меня мордой под мышку, а потом просто хватает за загривок и тянет вверх. Мои когти скрежещут по камню, но сопротивление бесполезно. Я все-таки вынуждена встать на все четыре лапы.

И даже шаг сделать.

А потом второй, едва не наступив лапой на хвост, хвостом же лапу подбив. Оден не позволяет упасть. Смеется только.

И мне самой становится смешно.

От смеха падаю, переворачиваясь на бок, на спину, подымая тучи пепла. Алые искры кружатся, оседая на шерсти… Оден вздыхает: он так старался. Фыркает.

Чихает.

И падает рядом. Мы просто лежим. Я слушаю Каменный лог, и голоса источников знакомы.

Вода?

Огонь?

Все родники рождаются живыми. А остальное так ли важно?

Рокот первозданной жилы не пугает.

Она приближается. Медленно. Неотвратимо. Разливая рыжую-рыжую лаву, от которой исходит такой жар, что я перестаю дышать. И в какой-то миг жара становится слишком много. Я перестаю быть.

И Оден тоже.

Но вместе мы остаемся.

Огненная волна отступает, мурлыча, уже не грозная — ласковая. Скатывается золотом с ладоней Одена, уходит в камень. Я же чувствую на языке вкус огня.

Горький.

И терпкий.

Немного винный. Живой.

И если так, то у нас получилось?

— Эйо, возвращайся…

Как?

Оден показывает путь, и мне нынешней смешно видеть его человеком. Но он зовет, и я иду по следу. Больно? Разве что самую малость.

Невысокая цена за то, чтобы услышать, как бьется сердце земли.

— Вот и все. — Оден раскрывает мою ладонь и поворачивает руку. — Теперь ты моя, Эйо.

Золотая лоза обвивала запястье, устремляя тонкие побеги к локтю. И виноградными гроздьями зрели капли живого железа.

Наклонившись, Оден поцеловал ладонь.

Или виноград.

В общем, не так уж важно.

По его коже медленно расползались плети лозы, выпуская один за другим сусальные листья. Твоя? Пусть так. Это ведь взаимно.

Стальной Король молчал, смотрел в окно и с видом крайней сосредоточенности обгрызал ноготь.

Отвлечь его Виттар не решался.

На столике перед правителем лежал утренний номер «Светской хроники». Краска уже успела высохнуть, да и сама газета утратила тот характерный аромат, что свойственен свежей прессе.

Номер подписали в печать еще вчера.

И ночь грохотали станки, множа новость: Оден из рода Красного Золота сочетался браком с Кэри, наследницей рода Лунного Железа.

Брак был скандален.

Скоропалителен.

Одобрен королем…

Его величество устраивал бал в честь новобрачных, ведь девушка не была представлена ко двору.

— Ну и что с вами делать? — Стальной Король вытер руку о бархатные бриджи. Палец его уперся в газету. — Ты понимаешь, что это читали все… или почти все?

Затемно у дверей фабрики выстроились шеренги мальчишек с тачками, которые нагружали доверху, так, что с трудом получалось сдвинуть. Но двигали, тащили, толкали, порой впрягаясь по двое или трое, спеша и успевая развезти к каждому дому. А уж то, что остается сверх, продавали с рук, перекрикивая друг друга… газеты, как и кресс-салат, к полудню теряли свежесть.

— Мне жаль, — сказал Виттар, поскольку молчать дальше было бы неприлично.

Чувствовал он себя… крайне глупо.

Как в тот раз, когда стащил из буфета графин с ликером, спрятал, а потом обнаружил, что бутылка заперта на замок.

— Ты видел, к чему все идет. И молчал.

Молчал.

— И когда я спрашивал тебя о том, уверен ли ты, что Оден в конце концов сделает разумный выбор, что ты ответил?

— Что уверен.

Виттар не лгал. У него просто изменились представления о том, что есть разумный выбор.

— И когда я просил повлиять на него…

Виттар исполнил просьбу, которая граничила с приказом.

Его не в чем упрекнуть.

— Я виноват.

— С этим я не спорю. — Стальной Король отодвинул газету. — Ты виноват даже не в том, что позволил брату совершить глупость, о которой он пожалеет. Ты не удосужился сделать эту глупость… менее заметной. И более своевременной. Нет, вы оба тянули до последнего…

Нога раздраженно дернулась и застыла. Король зашипел, сдерживая стон.

— Дотянули…

Он ударил по сведенной судорогой мышце кулаком.

— Да, я в жизни не дал бы согласия на этот его нелепый брак. Но если уж ему настолько… припекло, чтобы решиться на побег, устроил бы его раньше.

Король растирал ногу резкими движениями, в которых проскальзывала с трудом сдерживаемая ярость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});