Исландские саги. Ирландский эпос - Автор неизвестен

— Поистине, — сказала Фиал, дочь Форгала, — вижу я двух коней, равных между собой величиною, красотою, яростью, быстротою, скачущих рядом. Пламя и мощь в них. Прядут ушами они. Длинна и курчава грива их, длинны и хвосты. Справа от дышла — серый конь, широкобедрый, ярый, быстрый, дикий; с громом несется он маленькими прыжками, подняв голову, расширив грудь свою. Твердая, прочная почва под его четырьмя тяжкими копытами кажется объятой пламенем. Стая быстрых птиц несется за ним, и, когда мчит он бег свой по дороге, брызги пены сыплются вокруг и вспышки алого пламени сверкают и разносятся из его взнузданной пасти. Другой конь — как смоль черный, голова его прекрасно сложена. Тонки ноги его с широкими подковами. Длинны и курчавы грива его и хвост. Множество тяжелых прядей волос свисает с его широкого лба. Резвый и пламенный, дико стремится он вперед, крепко ударяя о землю копытами. Прекрасный, мчится он, победитель земных коней. Он скачет по мягкой сухой траве, по долине, где нет препоны бегу его. Еще вижу я колесницу из лучшего дерева, из витых ивовых прутьев, катящуюся на колесах из белой бронзы. Высоки борта ее из звонкой меди, закругленные, прочные. Крепка кривая дуга, вся из золота. Две прочные плетеные желтые вожжи. Столбы на колеснице — крепки, прямы, как лезвия мечей. На колеснице вижу я темного, хмурого человечка, самого красивого из всех мужей Ирландии. На нем прекрасная алая рубашка с пятью складками, скрепленная у ворота, на белой груди его, пряжкой накладного золота: грудь его, вздымаясь, звучно бьется о пряжку. Сверху — плащ, белый с вплетенными нитями, красными и огненно-золотыми. Семь драконовых камней в глубине глаз его. Две голубовато-белые, как кровь красные щеки, надуваясь, мечут искры и языки пламени. Луч любви горит во взоре его. Словно жемчужная волна — во рту его. Черны, как уголь, брови его. На бедре его — меч с золотой рукоятью. К медному борту колесницы прикреплено красное, как кровь, копье с лютым, ярым наконечником на деревянном, хорошо слаженном древке. На плечах его алый щит с серебряным бортом, украшенный золотыми фигурами животных. Он делает геройский прыжок лосося в воздухе и много других столь же ловких приемов. Таков вождь колесницы этой. Впереди него на колеснице сидит возница{364}, стройный, высокий, со множеством веснушек на лице. У него курчавые ярко-рыжие волосы, которые сдерживает бронзовая сетка, мешающая волосам падать на лицо. С двух сторон головы его — выпуклые золотые бляхи. Плащ на плечах его — с разрезами на локтях, а в руках его — жезл из красного золота, которым он направляет коней.

Вскоре Кухулин примчался к месту, где сидели девушки. Он приветствовал их. Эмер подняла свое милое лицо, узнала Кухулина, сказала ему{365}:

— Пусть бог устелет мягкую дорогу перед тобой!

— А тебе, — отвечал он, — я желаю быть невредимой от всякого зла.

— Откуда прибыл ты? — спросила она.

— Из Интиде Эмна.

— Где ночевал ты?

— Мы ночевали, — был ответ, — в доме человека, пасущего стада на равнине Тетраха.

— Чем питались вы там? — спросила она.

— Нам варили обломки колесницы, — отвечал он.

— Какой дорогой приехал ты?

— Мы проехали между двух лесистых гор.

— А дальше как?

— Не трудно ответить, — сказал он. — От покрова моря по великой тайне племени Данан и по пене двух коней Эмайн; через сад Морриган, по хребту великого кабана; по долине великой лани, между богом и пророком; по спинному мозгу жены Федельма, между кабаном и кабанихой; по берегу коней Деа, между королем Анада и его слугой, до Монкуйле, что у четырех углов света; по великому преступлению и остаткам великого пира; между большим и малым котлом до садов Луга и, наконец, до дочерей племянника Тетраха, короля Фоморов. А теперь, девушка, что скажешь ты о себе?

— Поистине, не трудно ответить, — сказала девушка. — Я — Темра женщин, самая белая из девушек, пример чистоты, нерушимый запрет, незримый страж. Скромная женщина подобна червю, подобна тростинке, к которой никто не дерзает приблизиться. Королевская дочь — это пламя гостеприимства, запретный путь. Есть бойцы, ходящие следом за мной и стерегущие, как бы кто не увидел меня без согласия их, без ведома их и Форгала.

— Кто ж бойцы эти, ходящие следом за тобой, девушка? — спросил Кухулин.

— Поистине не трудно сказать, — сказала девушка. — Двое по имени Луи, двое — Луат; Луат и Лат Гойбле, сыны Тетраха; Триат и Трескат; Брион и Болор; Бас, сын Омнаха; восемь по имени Кондла и еще Конд, сын Форгала{366}. Каждый из них обладает силой ста воинов и подвигами девяти героев. Но трудно описать мощь самого Форгала. Он сильнее любого работника, ученее друида, мыслью тоньше певца. Большим делом, чем ваши игры, было б сразиться с Форгалом. Много ходит рассказов о его мощи и доблестных подвигах.

— Почему б тебе, девушка, не включить и меня в число этих сильных людей? — спросил Кухулин.

— Если идет молва о твоих подвигах, у меня нет причины не включить тебя в их число.

— Поистине, клянусь тебе, девушка, — сказал Кухулин, — я совершу такие подвиги, что о них пройдет молва, как о славнейших подвигах других героев.

— Какова же сила твоя? — спросила Эмер.

— На это мне легко ответить, — сказал он. — Когда моя сила в бою бывает слабее всего, я могу биться с двадцатью. Одной трети моей силы хватило бы на тридцать мужей. Один я могу биться против сорока. Из страха предо мной воины бегут от брода и с поля сражения. Войска, полчища, толпы воинов бегут в ужасе пред лицом моим.

— Все это — славная драка для нежного мальчика, — отвечала девушка. — Но ты еще не достиг силы повелителя колесницы.

— Поистине, девушка, — сказал он, — хорошо я был воспитан моим милым приемным отцом Конхобаром. — Не как скряга, ждущий прибыли от детей, меж плитой и квашней, меж очагом и стеной, не у притолоки кладовой воспитал меня Конхобар, но среди повелителей колесниц и бойцов, среди музыкантов и друидов, среди певцов и ученых людей, средь хозяев и властителей земель Улада был я вскормлен, и перенял я обычаи и умение всех этих людей.

— Кто же были обучавшие тебя всем делам, которыми хвастаешь ты? — спросила Эмер.

— Поистине легко ответить на это. Прекрасноречивый Сенха обучил меня так, что я стал сильным, мудрым, проворным, ловким. Разумен я в суждении, и память у меня хорошая. Пред лицом мудрецов многим я могу ответить; я разбираюсь в словах мудрости. Я направляю умы людей Улада, и благодаря обученью у Сенхи тверды все решенья мои. Блан, властитель земель, — ибо он из королевского рода, — взял меня в дом свой, и я многое усвоил у него. Я призываю людей королевства Конхобара к королю их. Я веду беседу с ними целую неделю, определяю их способности и раздаю им добро; я помогаю им в делах чести и назначаю выкупы чести. Фергус воспитал меня так, что я сокрушаю могучих воинов силою моего мужества. Горд я в мощи и доблести моей и способен охранить рубежи страны от внешних врагов. Я — защита каждого бедняка, я — боевой вал всякого крепкого бойца. Я даю удовлетворение обиженному и караю проступки сильного. Все это приобрел я благодаря воспитанию у Фергуса. У колен певца Амаргена проводил я дни мои. Потому способен я прославить короля, восхвалив величие его. Потому могу я состязаться с кем угодно в мужестве, доблести, мудрости, блеске, разуме, справедливости, смелости. Я могу поспорить с любым повелителем колесницы. Благодарность мою воздаю я лишь одному Конхобару, Победителю в Битвах. Финдхойм вскормил меня, и Конал Победоносный — молочный брат мой. Ради Дехтире, матери моей, Катбад Милоликий обучал меня так, что я стал искусен в служении друидическом и учен в науках превосходных. Все люди Улада приняли участие в воспитании моем: как возницы, так и повелители колесниц, как короли, так и певцы верховные; я любимец войск и собраний и сражаюсь равно за честь всех. Славу и честь передали мне Луг, сын Конда, сына Этлена, и Дехтире в доме Бругском{367}. А теперь, девушка, — добавил Кухулин, — расскажи, как ты воспиталась в Садах Луга?

— Нетрудно сказать тебе, поистине, — отвечала девушка. — Я воспиталась в древних добродетелях, в законном поведении, в соблюдении чистоты, в достоинстве королевском, во всяком благонравии; признано за мною всякое достоинство и благонравие среди женщин Ирландии.

— Прекрасны добродетели эти, — сказал Кухулин. — Раз так, то почему бы не соединиться нам? Ибо до сей поры я по мог сыскать девушку, способную стать вровень со мной.

— Один вопрос я задам тебе, — сказала девушка. — Не было ли у тебя уже жены до этого?

— Не было, — отвечал Кухулин.

Тогда девушка сказала:

— Не могу я выйти замуж раньше, чем выйдет замуж моя сестра, которая старше меня, — Фиал, дочь Форгала, которую ты видишь здесь вместе со мною. Она в превосходстве владеет искусством ручной работы.