Похищение чародея - Кир Булычев

— Погодите, — сказал старшина и, взяв удостоверение, пошел к вокзалу.

— Самое время бюрократию разводить, — сказал Шубин и зажег спичку. Солдат закурил. Солдат был из Средней Азии, он был напуган, ему было холодно.

Низко над площадью прошел вертолет. Загромыхал за вокзалом состав.

— Как оттуда ушел? — спросил солдат, показывая на гостиницу.

— По пожарной лестнице, с крыши, — сказал Шубин.

— Понимаю, — сказал солдат. — И вещи сгорели?

— Вещи сгорели.

Подъехал «рафик». Из него вылезали люди, некоторые сонные, одетые кое-как, напуганные. Из вокзала выбежал шестерка Плотников, издали замахал рукой и крикнул людям, что стояли у «рафика».

— Сюда, товарищи, в зал ожидания, там вас ждут. Пропустите их!

Он убежал так быстро, что Шубин не успел его окликнуть. Но среди стоявших у «рафика» Шубин увидел Николайчика. Тот плелся за остальными к вокзалу.

— Федор Семенович! — крикнул Шубин. — Федор Семенович!

Николайчик остановился. Другие стали оборачиваться. Шубин подошел к нему.

— Шубин, — узнал его Николайчик. — В таком виде? Что с вами произошло?

— То, что и со всеми.

— Какой ужас! — сказал Николайчик. — Вы просто не представляете, какой ужас.

— Представляю, — сказал Шубин.

— Ну да, конечно. Но никто не мог представить. Меня разбудили час назад, вызвали сюда, в штаб. Есть человеческие жертвы! — последнее Николайчик произнес тихо, будто делясь с доверенным человеком государственной тайной.

— Даже у вас в доме, — сказал Шубин.

— Что?

— Те, кто жили на нижних этажах.

— Надеюсь, что вы ошибаетесь, Юрий Сергеевич, — сказал Николайчик, сразу насторожившись.

— Николайчик, — позвал кто-то из ушедших вперед.

— Сейчас. А вы почему здесь, Юрий Сергеевич? Хотите уехать?

— Меня не пропускают.

— Товарищ солдат, — сказал Николайчик, — надо пропустить товарища Шубина, он корреспондент, из Москвы.

— А мне как прикажут, — сказал солдат.

— Пойдемте со мной, — Николайчик потянул Шубина за рукав, но увидел, что рукав рваный, обгорелый, и отпустил его.

Солдат неуверенно сделал шаг, желая перекрыть путь Шубину, но Николайчик был настойчив, и солдат сдался.

Николайчик шел рядом.

— Ужасное бедствие, — говорил он, будто втолковывал Шубину урок, — роковое стечение обстоятельств.

— Какое к черту роковое! — возразил Шубин. — К этому все шло.

— Нельзя так категорично, — сказал Николайчик. — Если бы были предпосылки, неужели вы думаете, что товарищ Силантьев не принял бы мер?

— Вот не принял.

Николайчик насторожился и замолчал. У него было чутье, у этого Николайчика.

Они вошли в здание вокзала. Длинные скамьи для ожидающих, недавно переполненные народом, были пусты, только кое-где в проходах стояли чемоданы и сумки. Никто там не бродил, не фланировал, не убивал время — все спешили, бежали, исполняли. Военных здесь было немного, встречались железнодорожники и милиционеры. Основное направление движения соединяло второй этаж и платформу — муравьиной дорожкой сбегали по широкой лестнице люди, и смысл этого движения Шубину был непонятен.

— Где здесь туалет? — спросил Николайчик Шубина.

Шубин ответил не сразу. Он думал о том, сколько людей погибло здесь — ведь залы были переполнены…

— Туалет? вон видите — стрелка вниз: камеры хранения, туалеты. Только учтите, воды нет.

— Но мне же надо! — капризно ответил Николайчик. — Подождите меня здесь!

Он поспешил к лестнице в подвал, пробежал возле приколотого к стене бумажного листа с надписью: «Вход воспрещен!» Рядом с Шубиным остановились двое мужчин в белых халатах.

— А может, еще повезло, — сказал один. — Почти нет пострадавших. Действовало сразу.

— «Почти», ты не был в первой больнице?

— Нет, меня из дома взяли.

— Там обожженные и раненые. В коридорах лежат, в вестибюле. А людей нету. Совершенно нету. Я даже не представляю, сколько наших погибло.

Неожиданно загорелся свет. Шубин настолько привык к полутьме, что зажмурился.

— Станцию запустили, — сказал медик.

— У тебя дома как?

— Обошлось.

— Ооо! — раздался крик. Шубин обернулся. Николайчик выскочил из подвала и бежал к нему, поддерживая расстегнутые брюки.

— Там, — сказал он, — там…

— Все ясно, — сказал Шубин. — Можете не объяснять.

— Там… ужасно… Вы не представляете! Там люди!

— А вы думаете, куда должны были снести трупы отсюда? — спросил Шубин. — И надо сказать, что они это быстро сделали.

— Солдаты, — сказал медик. — Они сейчас на путях работают. Там платформы подали.

— А что же будет? Что с ними будет? Вы не представляете.

— Захоронение, — сказал медик, закуривая. — Коллективное захоронение. И как можно скорей. Указание уже есть.

— Почему? — не понял Николайчик. — Как же так?

— А потому, Федор Семенович, — ответил Шубин, — чтобы не портить вам настроение.

— Тонкое наблюдение, — сказал медик. — Но, в общем, они правы, я бы тоже самое приказал. Мы не знаем, как будет действовать газ на окружающих, — тела могут стать источником опасности. Не говоря об эпидемиологии.

— Солдатам только сейчас противогазы привезли, — сказал второй медик. — Там у них на складе, оказывается, всех выбило…

— Но вы не понимаете! — сказал Николайчик медику. — Там они лежат горой, до самого потолка.

— Представляю. Я был в аэропорту, — сказал медик. — Придется привыкать.

— Туда тоже добралось? — спросил Шубин. — Я думал, что аэропорт выше…

— Как я понимаю, туда понесло эту дрянь, когда поднялся ветер.

— А что вы здесь делаете? — спросил Шубин.

— Черт его знает — дежурим. Нужна машина при штабе. Вот и дежурим. Считай, что нам повезло.

Медики пошли на второй этаж, а Николайчик все не мог успокоиться:

— Я туда спустился, понимаете, Юрий Сергеевич? Там почти совсем темно. И запах… такой неприятный запах. Я чувствую, что не пройти — впереди преграда. Я стал руками искать проход — я не понял, что за преграда, может, вещи… совсем темно было. И вдруг загорелся свет. Я стою, а вокруг лежат мертвые люди — до самого потолка, вы понимаете? И такой страшный запах…

— Николайчик! — сверху перегнулся через перила незнакомый Шубину мужчина. — Срочно на ковер!

— Простите, — сказал Николайчик. — Вы идете?

— Иду, сказал Шубин, но задержался, потому что вспомнил, что его удостоверение у старшины — надо забрать. Он пошел к выходу.

Шубин выглянул наружу — старшины не было видно. Здесь должна быть какая-нибудь комендатура.

Шубин поднялся на второй этаж вокзала.

Зал ожидания был прибран, пуст, скрепленные по шесть, жесткие вокзальные кресла отодвинуты к стенам. Но не сам зал был центром деятельности, а комната матери и ребенка, дверь в которую была распахнута, и вторая комната, над которой сияла неоновая, не к месту яркая вывеска «Видеосалон». Вокруг неоновых букв загорались поочередно лампочки, совсем как на новогодней елке.

Пока Шубин стоял в нерешительности, не зная, к какой двери направиться, из видеосалона выбежал шестерка Плотников. За ним спешил низенький потный железнодорожник.

— Ну как же я пропущу? Там же людям сходить надо, — говорил он.

— Пропустить без остановки. И все пропускать — неужели вам непонятно? Ведь чрезвычайное положение.

— Вы бы мне бумагу дали, — сказал низенький.

— Будет бумага, будет, вы же видите, что я занят!

Шестерка побежал от железнодорожника, который со вздохом развел короткими руками и пошел обратно в видеосалон. И тут Плотников увидел Шубина. Он пробежал мимо, не сразу узнав его, но затормозил где-то сбоку и сделал два шага задом наперед.

— Шубин? — спросил он.

— Он самый, — сказал Шубин. — И живой.

— Вижу, — сказал шестерка. — И очень рад. Очень рад, что у вас все в порядке. А что вы здесь делаете?

— Хочу встретиться с руководством штаба, — сказал Шубин. — Надеюсь, что могу пригодиться.

— Зачем, — сказал шестерка и, вместо того чтобы продолжить свой путь дальше, развернулся, кинулся к двери в комнату матери и ребенка.

Шубин пошел за ним. Пришлось посторониться — несколько солдат притащили тяжелый ящик и принялись втискивать его в двери комнаты матери и ребенка, застряв там и перекрыв движение людей.

Вокруг кипели голоса, ругательства и советы, отчего ящик еще больше заклинивало в дверях. Через головы солдат видны были люди, что стояли в зале. Их было много. Шубин увидел Гронского, к которому подбежал Плотников и что-то говорил ему, отчего тот повернул голову к двери, и они с Шубиным встретились взглядами.

Гронский тут же отвел глаза и стал что-то говорить незнакомому чиновнику.

Шубин протиснулся к Гронскому. Гронский выглядел усталым, глаза красные, под ними темные мешки, благородные брыли свисали до плеч.