Метро 2033. Московские туннели (сборник) - Сергей Антонов

Сразу после него появился человек из города. Если быть точным, я сам отыскал его в горах. Полумертвого, с переломанными ребрами и разбитой головой. Богач из Москвы, любитель острых ощущений. На Алтай его занесло в поисках новых порций адреналина. Что ж, он получил их сполна. Все его люди погибли, а сам он больше месяца находился между жизнью и смертью. Я-то знал, что это не простой турист, а посланец судьбы, поэтому с трудом подавлял в себе желание убить пришельца и оставить все, как было до его появления. Но то, что предначертано свыше, изменить невозможно. Москвич выжил. Перед тем как проводить его в город, я взял с него клятву: никогда больше не вспоминать обо мне. Пустые надежды, несбыточные мечты. Он вновь появился в деревне спустя всего два года. На коленях умолял меня поехать в Москву и применить мои знания для спасения его тяжелобольной дочери. Я согласился. Не из-за того, что мне было обещано много денег и других благ. Просто к тому времени мой народ утратил то, что называется самобытностью. Цивилизованность убила в челканцах веру. Многое из того, что раньше было великим таинством, стало считаться пережитком прошлого. Что говорить о простых алтайцах, если даже я, шаман, хранитель древних знаний, поддался искушению? Решил, что если буду рядом с этим человеком, смогу исправить ошибку, которую допустили в Верхнем мире.

Конечно, я собирался уехать, как только помогу дочери олигарха, но… Большой город победил меня множеством соблазнов. Не смотри на меня так, Алексей. Я не бегал по кабакам и проституткам. Москва была для меня прежде всего сокровищницей знаний, и я жадно их поглощал. Думал создать собственное учение, соединив воедино все лучшее из разных религий и верований моих предков. Гордец! Ничего не вышло. Я стал горожанином, насквозь цивилизованным и рафинированным. Демокорацу. Так японцы презрительно отзываются о влиянии Запада на их культуру. Вот почему в какой-то мере я благодарен Катаклизму. Он вернул меня в первобытное состояние. Больше не помышляю о великом, а довольствуюсь тем, что есть.

– Поучительная история, Шаман, – Томский так заслушался, что не заметил, что кусок свиного сала в его руке остыл и покрылся слоем жира. – Но довольствуясь малым, ты, я слышал, не терял времени даром. Почему не рассказываешь о своей жизни в Метро?

– Потому что нечего рассказывать. Жил, как все.

– Не скажи! – Аршинов погрозил Шаману пальцем. – Не все, ой, не все с мутантами дружбу свели.

– Ты ведь много путешествовал, Шаман, – вкрадчиво произнес Толик. – Ходят слухи, что забредал даже в Метро-2.

– Давно. При всем должном уважении, ничего интересного там не увидел.

К удивлению Анатолия, Шаман говорил совершенно искренне. Такое безразличие в голосе подделать трудно. Неужели Яков соврал? Какой Берзину смысл направлять его по ложному пути? Нет, он не мелкий пакостник. А вот Шаман темнит.

– Ты бывал в Академлаге?

К огромному разочарованию Толи, усач пожал плечами:

– Никогда не слышал о таком.

– Его еще называют «пятеркой».

Удар пришелся в цель. Шаман пригнулся так, словно его хлопнули пыльным мешком по голове. Теперь на лице бушевало столько эмоций, что его перекосило.

– Пр… При всем должном уважении…

– Да, что ты заладил со своим уважением! – возмутился прапор. – Говорил бы, как все чукчи, «однако». Не так бы по ушам резало.

– Я не чукча! – ярость помогла Шаману справиться со страхом, вызванным только одним упоминанием о «пятерке». – Я с Алтая, Аршинов. Заруби себе это на носу или больше не услышишь от меня ни слова!

Томский погрозил прапору кулаком. Тот хмыкнул и впился зубами в свой кусок сала.

– Не бывал, но точно знаю: живым там не место. «Пятерка» обезлюдела давным-давно. По туннелям Метро-2 бродят лишь духи убитых ученых. Голодные духи. Даже Охотник боится туда соваться. Я один раз попробовал и… Плохо помню, как выбрался из той дыры.

– А разве укрощение духов не твоя специальность? – спросил Томский, тщательно подобрав интонацию: не хотелось обижать человека, от которого зависела его судьба.

– Я стараюсь жить с духами в мире и согласии. Но то, что творится на подходах к «пятерке», – другое. Слишком много людей умерло одновременно. Там такое сгустилось… Такое сильное… Черное… Злое… Что справиться с ним невозможно. Духи «пятерки» не станут общаться с живыми. Их не умилостивить подношениями. Цель этих темных сущностей только одна – мстить. Высасывать жизнь у таких, как мы.

– Байки, Толян. Я таких историй наслушался, аж уши вяли, а на поверку выходило, что живые людишки всегда были более мерзкими, чем все сгустки негативной энергии вместе взятые, – заявил прапор и вынес резолюцию: – Ссыкун наш Шаман.

Толик ждал новой вспышки гнева, но Шаман остался совершенно спокоен. Просто сжал ладонью свои амулеты и уперся в Аршинова взглядом. Поначалу прапор даже улыбался, но очень быстро уголки его губ опустились, лицо покраснело, на щеках заиграли желваки, а лоб покрылся каплями пота. Лёха явно боролся с тем, что пытался наслать на него Шаман. Боролся и проигрывал. Толя вдруг понял, что не только прапор оказался в плену чар. Вездеход тоже вел себя странно. Рвал на себе воротник, словно он его душил. Шестера испуганно прижалась к ноге карлика и спрятала голову между передними лапами. Даже огненные языки костра, казалось, повинуются Шаману. Их пляска становилась все медленнее и подчинялась какому-то странному ритму.

Томский посмотрел на Шамана. С ним происходило что-то невероятное. Клубок спутанных прозрачных щупалец завис над головой кудесника. Они плотоядно подрагивали. Извиваясь, тянулись к Аршинову.

«Прекратить это. Остановить Шамана!»

Толя попытался претворить идею в жизнь, но не смог даже шевельнуть рукой. Прапору, между тем, становилось все хуже. Видел ли он щупальца или нет, Томский не знал. Скорее всего, видел – в глазах Аршинова отчетливо читался ужас.

– Хватит! – сдавленно прошептал он посеревшими губами. – Хватит…

Шаман разжал ладонь, выпуская амулеты. Улыбнулся. Клубок щупалец растаял в воздухе, костер весело затрещал. Аршинов засопел, как паровоз. Сделал вид, что подбрасывает в огонь обломок доски. На самом деле он не хотел встречаться взглядом с Шаманом. А тот, словно ничего не произошло, продолжил:

– Ты называешь «пятерку» Академлагом. Наверное, так это место и проходило в отчетах МГБ. Сверхзасекреченная лаборатория. Гениальные ученые, работавшие на свою страну, даже после того, как их схватили по ложным доносам и заперли под землей. Они стерпели унижения и обиды. Верили в спасение до последнего, и в награду за свою беззаветную преданность получили смерть. Вот почему их духи не могут успокоиться. Тебе очень нужно туда, Томский?

– Я болен, – кивнул Толик. – И лекарство, если оно существует, можно найти только там.

Шаман неожиданно рассмеялся:

– Странная штука – предопределение. Катаклизм избавил меня от одного посланца судьбы, а взамен дал другого. Ты действительно болен, Томский. И не телесно. Что ж… Поговорим об оплате моих услуг.

Переход от философских рассуждений к прозе жизни был таким резким, что застал Толика врасплох.

– Что ты хочешь?

– При всем должном уважении – десять рожков патронов и книги, которые вы сможете унести из Академлага.

– Книги?

– Что тут удивительного? Я их коллекционирую.

Шаман сунул руку в карман брюк и вытащил крохотный томик в истертом переплете из синего кожзаменителя.

– Эту карманную Библию принес мне Охотник. Ему иногда удается отыскать что-то стоящее.

– А почему «вы»? Разве ты не пойдешь с нами?

– Нет, – покачал головой Шаман. – Достаточно и того, что доведу вас до этого места. Лишний риск ни к чему. Моя душа в отличие от ваших – распахнутая дверь. Войти может кто угодно. Дождусь вас с книгами, и мы вместе отправимся назад.

Томский кивнул. Хорошее начало. Сотрудничество, основанное на обоюдной выгоде, резко сокращает вероятность предательства. Но Шаман по-прежнему оставался темной лошадкой. Его гипнотические фокусы, сломавшие даже Аршинова, его темные дела с мутантом…

– А за какие такие благодеяния Охотник носит тебе книги?

– Не волнуйся, Томский. Я не обмениваю книги на людей. Охотник довольствуется крысами, которых я для него приманиваю.

– Это радует, – прапор наконец оправился от потрясения и тут же вновь поспешил прогуляться по минному полю. – Но… Побойся бога, Шаман. Десять рожков – слишком много. Тем более, что в пекло ты лезть не собираешься. Пять, дорогуша, и мы останемся довольны друг другом.

– Семь. И это мое последнее слово.

– Лады, – довольно осклабился Аршинов.

– С чего начнем? – Толик поспешил взять быка за рога. – Где находится Академлаг?

– Не знаю, что и ответить, – вздохнул Шаман. – Дорога путаная. Спуски, повороты… Карта есть?

Аршинов кивнул и достал из вещмешка свернутый в трубку лист. Пофукал, сдувая пыль с плитки, и развернул карту. Некогда глянцевая, а теперь затертая до дыр схема московского метро выжила лишь потому, что ее вовремя наклеили на плотную бумагу. У линий и кружков станций пестрели многочисленные значки – пометки прапора, понятные лишь ему одному.