Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

говорили, – впроброс, не торопя со сроками, – о завершении «Поднятой целины» и «Тихого Дона».

Теперь Шолохову становилась понятна мотивация, по которой Сталин соглашался с тем, что Григорий Мелехов не придёт к большевикам. По версии вождя, которой он хотел исподволь поделиться с народом, враги партии обидели часть казачества до такой степени, что преодолеть ту обиду казачество уже не смогло – и ушло к белым, ушло в бандитизм. Но товарищ Сталин осознаёт совершённые тогда врагами партии ошибки и готов эти ошибки исправлять. И уже исправляет. Не его, а чужие ошибки: Троцкого, Сырцова, Сытина, прочих.

Это сегодня известно, чем завершилась внутрипартийная борьба второй половины 1930-х. А тогда всё могло пойти как угодно. Сталин, безусловно, знал про существование оппозиционных групп, декларирующих необходимость его смещения, в том числе путём военного переворота. Он помнил, что казачество до последнего защищало уже покинутого всеми Николая Романова. Едва ли Сталин делал окончательную ставку на казачество: в конце концов, у него был преданный ему нарком Ворошилов, был Будённый и несгибаемый Молотов. Но всё-таки он надеялся приберечь про запас ещё и казачество. В момент смертельной схватки исход мог бы решить один боеспособный полк. Пусть это будет казачий полк. Несколько казачьих полков сразу. Ведь теперь казаки знают, кто вернул им право быть самими собой.

И Шолохов в этой истории находился в самом её центре. Он был не просто первый и, главное, по-настоящему любимый народом советский писатель постреволюционного призыва. Он был ещё и послом донского казачества.

Поэтому спойте, товарищ Шолохов, старинную казачью песню. Хорошо поёте, как настоящий казак. Да, Семён? Семён знает толк в казачьей песне.

Так выпьем, товарищи, за советское казачество!

И вот вам, товарищ Шолохов, бутылка коньяка в подарок. Во славу наших будущих сражений и побед.

События того вечера запомнила дочь, Светлана Михайловна.

«Десять, одиннадцать, двенадцать – отца всё нет…

Кудашёв ушёл, не дождался.

Небо уж начало светлеть, мама не спит, и я с ней не сплю. Мама в окно смотрит, и я в окно смотрю.

…И вот мы видим, что оттуда, по Васильевскому спуску идёт отец и что-то несёт.

Пришёл, принёс свёрток: медвежий окорок копчёный, бутылку коньяка, оплетённую соломкой, большущую коробку конфет…»

Коньяк, подаренный Сталиным, – известный литературный факт. Есть такой фрагмент в мемуарах Петра Лугового: «Шолохов привёз в Вёшенскую медвежью колбасу и угощал семью и меня. Он рассказал историю этой колбасы… Сталин пригласил Шолохова поужинать у него в квартире. Хозяин угощал медвежьей колбасой, а когда писатель уходил, Сталин дал ему свёрток, сказав, чтобы он попотчевал этой колбасой Марию Петровну…»

Кремлёвское помещение в позднем рассказе Лугового обратилось в квартиру, а в остальном всё отправляет к той встрече. Сталин узнал, что Шолохов оставил в «Национале» жену, и в качестве извинения передал подарки.

Здесь стоит вспомнить устные иронические рассказы Михаила Булгакова, где Сталин будто бы приглашал его в Кремль для разговора по душам, делясь: «Понимаешь, Миша, все кричат – гениальный, гениальный, а не с кем даже коньяку выпить!..»

Булгаков мистифицировал, точно не догадываясь об одном. Писатель, с кем Сталин мог себе позволить выпить коньяка – существовал.

* * *

В начале 1936 года Николай Островский прислал в станицу Вёшенскую свой роман «Как закалялась сталь» с письмом, начинавшимся так: «Товарищу Мише Шолохову, моему любимому писателю…»

Островский был на год старше Шолохова – он родился в 1904-м на Волыни. Отец, как писалось в советских биографиях, отставной солдат, работал наёмным рабочим; по матери в Островском текла чешская кровь. Однако если копнуть глубже, у него, как и в шолоховском случае, сословная история чуть более сложная. Дед Николая, унтер-офицер Иван Островский, оборонял Севастополь. Отец – тоже унтер-офицер, кавалер двух Георгиевских крестов, владел землёй, имел в собственности чайную и корчму, торговал водкой. Он был старше матери на 21 год. Детей у них было шестеро, выжили четверо – два сына и две дочери. Брак распался, но боевую жилку Островский по отцовской линии унаследовал.

Островский, как и Шолохов, окончил церковно-приходскую школу. С детства, как опять же Шолохов, обладал исключительной памятью – будущий образцовый советский комсомолец отлично знал Ветхий и Новый Завет, помнил наизусть все тропари; в письмах цитировал Библию. С 1916 года 12-летний мальчик работал в Шепетовке, куда переехала семья, по найму: сначала на кухне вокзального ресторана, затем подручным кочегара на электростанции: как и Павка Корчагин, герой романа «Как закалялась сталь» – он тоже из Шепетовки.

В августе 1919-го ушёл на фронт добровольцем, ему было 15. Корчагину, который тогда же ушёл на фронт, в романе 17. Воевал в основном с петлюровцами и поляками. Как, опять же, и Павка Корчагин; поэтому никаких, собственно говоря, белых в его романе нет: зато много гетманщины и целый выводок разнообразных чубатых атаманов, один другого отвратительней.

Служил, как и Павка Корчагин, в бригаде Котовского и в 1-й Конной армии. В августе 1920 года был тяжело ранен в спину подо Львовом. Тогда же в романе «Как закалялась сталь» был ранен и Корчагин. Над кроватью лежащего в бессознании Корчагина доктор говорит: «Я не понимаю, как это можно почти детей принимать в армию? Это возмутительно». Наверняка так и было в жизни Островского. Тем более что ему в том августе всё ещё было 15 – а Корчагину всё-таки, скорее всего, 18, и, строго говоря, ребёнком герой романа уже не являлся.

После ранения Островский, как и Корчагин, был демобилизован. Весной 1921 года, окончив с отличием Единую трудовую школу в Шепетовке, вступил в ЧОН, участвовал в борьбе с бандитизмом, но в конце концов угодил под трибунал и, хотя не был осуждён, судя по всему, пережил сильнейший шок. Здесь мы, конечно же, вспоминаем шолоховскую эпопею в Каргинской, где он кружил вместе с ЧОНом, а потом его работу продинспектором в Букановской, едва не окончившуюся для него самым плачевным образом.

Получив – вследствие ранения и физической работы по комсомольской линии в жутких условиях – инвалидность первой группы, в 23 года Островский начал писать прозу – причём сначала на украинском языке. В анкетах Островский записывал себя «украинцем», по факту являясь сыном великоросса и чешки, и родным языком считал украинский.

С 1927 года он был прикован к постели. С конца 1930-го с помощью изобретённого им трафарета начал роман «Как закалялась сталь», будучи почти слепым. Это было второе его произведение – первое потерялось во время почтовой пересылки. Закончил роман в мае 1933-го.

Напомним, что первая книга «Поднятой целины» вышла в 1932-м, а третья книга «Тихого Дона» – в самом начале 1933-го. Островскому читали вслух всё написанное Шолоховым. Рукопись первого романа Островского редактировал заместитель главного редактора «Молодой гвардии» Марк Колосов – давний шолоховский знакомый: это у него в комнате,