Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014 - Гривадий Горпожакс

И старинные мрачные своды, кои веки равнодушно внимавшие проклятиям инквизиторов и стонам их жертв, отбросили глухое эхо, и словно трепет пробежал по звездно-полосатому знамени.

Джина Грина под конвоем вывели из зала.

Четыре члена генерального военного суда единогласно признали Джина Грина виновным. Председатель суда, как обычно, в тайном голосовании участия не принимал.

Ровно через пять минут Джина Грина снова ввели в зал суда. Краткую речь, полную благородного негодования, произнес генерал Мидлборо. Приговор зачитал Тэкс Джонсон, секретарь военно-полевого суда.

– Подсудимый, встать! Военный трибунал штаба войск армии Соединенных Штатов во Франкфурте-на-Майне, рассмотрев дело капитана специальных войск Соединенных Штатов Джина Грина, обвиняемого в нарушении воинской присяги, дезертирстве из армии и в отказе от повиновения командованию по мотивам политического характера, признал вас, Джина Грина, полностью виновным по всем пунктам обвинения, а также в оскорблении суда и постановил: Джина Грина приговорить к разжалованию в рядовые, лишить всех наград и привилегий, лишить всего денежного содержания с момента вынесения приговора, заключить в военную тюрьму сроком на один год, после чего означенного Джина Грина с позором уволить из армии Соединенных Штатов!

Зачитав звонким, металлическим голосом приговор, Тэкс поднял глаза на Джина, и они обменялись долгим взглядом. Америка Джина и Америка Тэкса. Америка судей и Америка судимых.

И Тэкс первым отвел глаза, в которых погас злобный огонек мстительного торжества.

Так сбылось пророчество следователя капитана Бедфорда. Так военный суд сделал из Джина Грина франкфуртскую сосиску.

…Пентагон утвердил без проволочек приговор генерального военного суда по делу «Соединенные Штаты против Джина Грина».

От Франкфурта-на-Майне до Нью-Йорка – четыре тысячи миль.

И вот снова Америка. Джин прильнул к иллюминатору самолета Ди-Си-8, чтобы разглядеть исполинские сталагмиты Манхэттена, пирсы нью-йоркской гавани, серо-зеленую фигуру статуи Свободы. Он горько усмехнулся, вспомнив с детства знакомые слова призыва, высеченные на статуе:

«Придите ко мне, все утомленные, убогие и гонимые, тоскующие по воле…»

Какой издевкой звучали эти слова!..

А вот и аэропорт Айдлуайлд, переименованный в честь убитого президента именем Джона Кеннеди. Одиннадцатиэтажная вышка управления полетами, аэровокзал с корпусами разных авиакомпаний, бассейн, фонтаны, стоянка с шестью тысячами автомашин.

На аэродроме военная полиция пересадила Джина Грина на военный самолет.

До дому рукой подать: час-полтора быстрой езды по автостраде. В конце платного моста Трайборо платишь четвертак – двадцать пять центов – за проезд в Манхэттен. А там по 97-й улице мимо Первой авеню, по трущобам пуэрториканского Гарлема, затем через чинную Пятую авеню, через Сентрал-парк к блистающему огнями Бродвею.

Но военный самолет, взлетев, взял курс на Форт-Брагг.

Стемнело. Зажглись внизу бесчисленные огни Манхэттена. Потом Нью-Йорк канул во мраке, и в черном небе позади горели лишь мертвым светом «огни свободы», зажженные на девяностом этаже самого высокого из небоскребов – Эмпайр стэйт билдинга. Но потом и эти прожекторы, каждый мощностью в пятнадцать тысяч автомобильных фар, поглотила ночная тьма.

К подъезду фешенебельной гостиницы «Сент-Риджес» в самом центре Манхэттена (угол Пятой авеню и 55-й улицы) подъехало такси. Из него вышел я, Гривадий Горпожакс.

Крючконосый, высоколобый, с красивой квадратной челюстью, я выглядел весьма недурственно. Не мудрено – перед завершением романа я вырвал время для небольшого отпуска.

Крепким бодрым шагом я вошел в холл и обратился к портье.

– У вас должна быть записка на имя мистера Горпожакса. Это я.

– Йес, сэр, – ответил портье, слегка смущаясь под взглядом моих серо-коричнево-зеленых глаз.

Я давно заметил, что люди немного нервничают под моим пытливым взглядом. Должно быть, они смутно чувствуют, что, попадая в поле моего зрения, становятся героями романа, пусть даже эпизодическими.

– Йес, сэр, – сказал портье. – Вам оставил записку один из участников традиционной встречи альпинистов, покорителей вершин Навилатронгкумари. Очень приятный джентльмен, сэр.

Он передал мне фирменную карточку отеля, на которой твердой рукой моего друга было начертано:

«Дорогой Гривадий. Жду вас в ресторане на крыше. Настроение приподнятое. Вздымайтесь!

Б. С.».

В скоростном лифте японской фирмы «Мицукоси», возникшей в результате слияния австрийской «Брудль» и финской «Армастонг», что было вызвано временными трудностями банкирского дома «Застенкерс и сыновья», президент которого Захар Ю. Финк содержит конюшню скаковых лошадей на Сейшелах, я мигом поднялся на крышу.

В ресторане я увидел множество людей, которые почли бы за честь, если бы я присоединился к их компании. Среди них были: писатель-мультимиллионер Кингсли Эмис; «золотой король Макао», он же член Политического консультативного совета КНР почетный доктор Лобо; прожигающий последние «грэнды» бывший египетский король Фарук; веточкой вербы изогнулась здесь манекенщица Твигги; глыбой антрацита возвышался бывший чемпион мира Сонни Листон, но отнюдь не эти люди интересовали меня сейчас.

Навстречу мне поднялся светловолосый голубоглазый молодой англичанин в строгом костюме с галстуком колледжа Сент-Энтони и со значком клуба покорителей вершины Навилатронгкумари. Это был мой друг сэр Бэзил Сноумен.[122]

– Вы абсолютно точны, Гривадий, – улыбнувшись, сказал он.

– Точность – вежливость литераторов, – ответил я, крепко пожав его руку.

– Вам уже можно пить? – спросил сэр Бэзил.

– В пределах человеческих возможностей, – ответил я.

Мы заказали «лангуст а-ля паризьен», барбизонский салат и рейнского.

Сэр Бэзил внимательно посмотрел мне в глаза и заметил в них небольшую грустинку. Со свойственным ему тактом он похлопал меня по плечу

– Ну что ж, Гривадий, ничего не поделаешь, дело идет к финалу, – мягко проговорил он.

– Довольны ли вы развитием сюжета, Бэз? – спросил я его без обиняков. Сэр Бэзил усмехнулся.

– В конечном счете все произошло по законам внутренней логики… Сделано главное – обезврежена такая крупная гадина, как Лот! Ну, а Грин…

– Да, Грин… – вздохнул я.

– Что ж, – задумчиво проговорил сэр Бэзил, – в нашем деле моральное крушение, духовный перелом бывшего врага – тоже штука немаловажная.

Мы помолчали. Бешеные огни Манхэттена плясали в огромных окнах «Сент-Риджес».

– Сознайтесь, Гривадий, вам немного жалко Грина… – заглянул мне в глаза Бэз.

– Я желал бы ему другой судьбы, – пробормотал я. – Увы, приходится ставить точку в военной тюрьме Ливенуорт.

– Точку? – переспросил сэр Бэзил. – А может быть, многоточие?

На большом серебряном блюде к нам подъехал «лангуст а-ля паризьен», приплыл в хрустальной вазе многоцветный барбизонский салат, появилось вино, и я поднял бокал рейнского («Либерфраумильх») за героев этой книги и (внимание, издатели!) не за точку, а за многоточие.

– Смирна-а!

В предгрозовом, предураганном воздухе Северной Каролины, душном и недвижном, глухими раскатами грома гремела барабанная дробь.

Замерли безукоризненно четкие ряды «зеленых беретов». Застыли офицеры на трибуне у входа в штаб. Все, начиная с генерала Джозефа У. Стилуэлла, нового командующего седьмой группой специальных войск в Форт-Брагге, и кончая новичками из группы штатских добровольцев, стоявшими в самом конце левого фланга, смотрели на одного человека.

Этот человек шагал посреди плаца с непокрытой головой, в мундире с сорванными погонами.

Он шел, высоко подняв голову. Ему не кренили плечи волны грохочущего звука.

«Драминг-аут». «Выбарабанивание».

Впереди – начальник караула в парадной форме с аксельбантами. За ним – Джин, а за Джином помощник начальника караула, тоже с аксельбантами и «кольтом» на боку. Замыкали строй двое барабанщиков. Сбруи из белой кожи, большие, тяжелые барабаны на белых ремнях.

Кругом все, как три года назад, когда и он, Джин, стоял новичком на этом плацу, впервые наблюдая церемонию «выбарабанивания». Те же казармы, тот же бетон и окна с белыми рамами. И играют здесь все в ту же игру: в солдатики с барабанами.

Каждый раз, когда Джин подходил к правофланговому команды «зеленых беретов», раздавалась команда «кругом», и все отделение поворачивало кругом, становясь к нему спиной.

Джин едва успевал взглянуть на лица некоторых из них.

И вдруг он вздрогнул. Да, это были они. Правофланговым стоял Бастер! Рядом – Майк. А за ним – все, что осталось от команды А-234! Его, Джина, команды, с которой он проходил подготовку здесь, в Форт-Брагге, воевал во Вьетнаме… А теперь все они, видно, несут здесь гарнизонную службу.