Эндимион. Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

За несколько минут до прыжка члены экипажа в последний раз обсудили план действий – три дня на воскрешение, после чего высадка на планету, обследование русла реки и подготовка к встрече с Энеей. Командовать операцией де Сойя поручил Грегориусу.

– Интересно, с какой стати Его Святейшеству вздумалось нами поруководить? – проговорил капрал Ки.

– Наверно, ему было видение, – ответил де Сойя. – Ладно, по местам. Я проверю все системы.

Как и подобает капитану корабля, он занимался этим перед каждым прыжком.

Оставшись в одиночестве, де Сойя вызвал на монитор сведения о неудачном прыжке к Хеврону. Он уже просматривал материалы, но сейчас вернулся к ним снова. Ничего необычного: снимки с орбиты – сожженные города и деревни, воронки, клубы дыма в атмосфере, радиоактивные развалины Нового Иерусалима; эхо-сигналы трех вражеских крейсеров… Получив подтверждение на радаре, компьютер прервал процесс воскрешения, и корабль покинул систему с ускорением в двести восемьдесят «g» – как говорится, удрал без оглядки. Защитные экраны Бродяг больше восьмидесяти «g» не выдерживали, поэтому врагам пришлось выбирать – либо погибнуть (а воскрешение язычникам было заказано), либо отказаться от преследования. Они предпочли второе.

Впрочем, Бродяги – снимки запечатлели зеленые плазменные хвосты за их кораблями – попытались подбить «Рафаил» с расстояния в добрую астроединицу, но внешний экран легко отразил этот залп отчаяния. Затем авизо прыгнул к Безбрежному Морю, ближайшей планете на территории Ордена…

Все как будто было в порядке, снимки выглядели достоверно, но де Сойя категорически отказывался им верить.

Он и сам не знал, почему настроен столь скептически. Разумеется, снимки можно подделать, люди успешно занимались этим на протяжении тысячи лет, с начала Цифровой Эпохи. Подобное развлечение было доступно даже ребенку. Но что касается бортового журнала… Тут необходимы поистине гигантские усилия. Так почему же он не доверяет памяти компьютера?

Капитан вызвал информацию о прыжке к Седьмой Дракона. Оглянулся через плечо на реаниматоры – крышки закрыты, на каждом мерцают зеленые огоньки. Грегориус, Ки и Немез готовятся к смерти. Сержант, как обычно, молится, Ки читает книгу на экране монитора. А вот о том, что делает женщина, де Сойя не имел ни малейшего понятия.

Отец Федерико догадывался, что ведет себя, мягко выражаясь, глупо. «Но ведь кто-то передвинул мою чашку! Кто-то ее трогал!» Быть может, чашку переставили еще на орбите Пасема? Нет, к навигаторскому столику никто не подходил. Радаманта Немез появилась на корабле раньше всех, но де Сойя прекрасно помнил, что пил кофе перед стартом, когда женщина уже легла в реаниматор. Он, как всегда, занял свое место последним. Естественно, при ускорении или торможении посуда может разбиться, не то что отъехать в сторону; но вектор торможения «Рафаила» был коллинеарен курсу корабля, поэтому незакрепленные предметы попросту не могли сдвинуться вбок. Вдобавок в нише имелись фиксаторы.

Капитан де Сойя принадлежал к древнему роду моряков и астронавтов, которые сделались с течением времени настоящими фанатиками порядка. Два десятка лет службы на фрегатах, эсминцах и факельщиках приучили его к тому, что в невесомости вещи как попало бросать не следует, иначе рискуешь получить брошенной вещью по физиономии. Кроме того, у него была унаследованная от предков привычка держать все под рукой, в определенном месте, чтобы при случае без труда найти на ощупь. Конечно, то, что кружка сдвинулась в сторону, – пустяк, но если вдуматься… У каждого из членов экипажа, за исключением новичка, была собственная ниша у навигаторского столика, служившего также обеденным столом. Когда прокладывали курс или изучали карту планеты, все сидели на своих креслах и никогда не занимали чужих. Во-первых, такова человеческая натура, а во-вторых, такова натура астронавтов, которые стремятся сделать непредсказуемую вселенную хоть чуточку предсказуемее.

Итак, кто-то сдвинул его чашку… Быть может, задел коленом, усаживаясь за стол… Кто же? Быть может… Нет, ерунда! Капитан мысленно обозвал себя параноиком.

Неожиданно ему вспомнились слова Грегориуса. Сержант только-только выбрался из реаниматора, а Немез еще не очнулась.

– Сэр, один мой приятель охраняет Ватикан. Он знает и Ки, и Реттига. Мы с ним пропустили по стопочке перед отлетом. Так вот, он клянется, что видел, как Реттига несли на носилках к машине «скорой помощи».

– Не может быть. Стрелок Реттиг умер, сержант. Неполадки в системе воскрешения. Его похоронили в космосе.

– Так нам сказали, сэр, – проговорил Грегориус. – Но мой приятель уверен, что не ошибся. Реттиг был без сознания и его несли на носилках. Правда, на лице у него была кислородная маска…

– Чушь какая-то, – произнес де Сойя. Он никогда не верил в конспирацию, поскольку усвоил на собственном опыте: о том, что вначале известно только двоим, очень быстро узнают все вокруг. – Зачем Ордену и Церкви нас обманывать? И потом, если Реттиг и впрямь жив, куда он подевался?

– Не знаю, сэр. – Грегориус пожал плечами. – Может, мой приятель все-таки ошибся… Я долго себя в этом убеждал. Но машина…

– Что машина? – требовательно спросил де Сойя.

– Машина направилась к замку Святого Ангела, сэр, – ответил сержант. – А в этом замке размещается святая инквизиция.

Паранойя, самая настоящая паранойя.

Сведения о торможении, длившемся одиннадцать часов… Три дня, потраченные на воскрешение… Де Сойя бросил взгляд на цифры в углу экрана и вызвал картинку Седьмой Дракона. Его всегда интересовало, какие ощущения испытал бы сторонний наблюдатель, доведись ему оказаться на борту авизо в этот промежуток времени. Должно быть, на корабле царит жутковатая тишина…

– До прыжка три минуты, – сообщил механический голос. – Все члены экипажа должны лечь в реаниматоры.

Де Сойя пропустил предупреждение мимо ушей. Он вызвал на экран информацию о двух с половиной днях на орбите Седьмой Дракона. Что тут происходило, пока они приходили в сознание? Капитан сам не знал, что ищет… Никаких признаков преждевременного воскрешения, все в полном соответствии с правилами… Все записи в бортовом журнале… А это еще что?!

– До прыжка две минуты, – напомнил компьютер.

Так, первый день, вскоре после выхода корабля на стандартную геостационарную орбиту… и четыре часа спустя… Ничего необычного, если не считать отметки о включении четырех малых реактивных двигателей. Ну да, чтобы выйти на орбиту, корабль класса «Рафаила» маневрирует на реактивной тяге, но обычно компьютер включает кормовой и носовой двигатели. Судя по отметкам, авизо развернулся кормой к планете, чтобы солнечный свет равномерно распределялся по корпусу, но восемь минут спустя двигатели заработали вновь! Они включались еще трижды (последнее включение, впрочем, могло означать, что корабль повернулся к планете носом, на котором располагались камеры); через четыре часа восемь минут все повторилось. Эти отметки наметанный глаз де Сойи выделил из тридцати с лишним других.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});