25 июня. Глупость или агрессия? - Марк Солонин

Картинка получается очень красивая. Была ли она реализуема?

История всегда многовариантна. Таково твердое субъективное мнение автора этой книги. И в данном случае существовала отличная от нуля вероятность реализации описанной выше альтернативы. Для этого Рюти и Маннергейм должны были «всего лишь»:

- получить разведывательным путем максимально достоверную информацию о том, что Красная Армия готовит проведение крупнейшей наступательной операции на юго-западе (в южной Польше, Словакии и Румынии), а на финской границе на лето 1941 г. планируется лишь «активная оборона»;

- составить точный прогноз развития боевых действий будущей германо-советской войны; не просто предположить, а прийти к твердой уверенности в том, что война эта будет затяжной, многолетней и изнурительной, что немцы дойдут до Ленинграда и Москвы, но не смогут взять их;

- на основании такой информации и такого прогноза отказаться (на переговорах в конце мая–начале июня 1941 г.) от военного сотрудничества с Германией;

– не реагировать на крупномасштабные провокации, вроде бомбардировок 25–26 июня, в надежде на то, что уже через несколько дней тяжелейшие поражения на западе заставят Сталина оставить Финляндию в покое.

Вот, собственно, и все, что требовалось. Этого сделано не было, и Финляндия пришла к тем трагическим результатам, с которыми она и закончила войну. Следовательно, Рюти, Маннергейм и другие высшие руководители допустили ошибку. Но едва ли найдется хоть один непредвзятый человек, который применит к этой трагической ошибке определение «глупость». Легко ли было не ошибиться? Российские историки по сей день, через 60 с лишним лет после войны, всё продолжают спорить и никак не могут прийти к единому мнению о том, что же собирался делать Сталин летом 1941 года. Многие продолжают яростно отрицать факт подготовки Красной Армии к проведению грандиозной наступательной операции в южной Польше — а ведь исключительно и только подготовка к этой операции отвела от Финляндии дамоклов меч советского вторжения, который висел над ней с лета 1940 г.

Еще труднее было не ошибиться в оценке реальной боеспособности Красной Армии, в её способности выдержать удар вермахта. Исключительно трудно было не ошибиться в этом вопросе маршалу Маннергейму. Он слишком много знал. Он 30 лет прослужил в русской армии, пройдя в ней долгий путь от ротмистра до генерал-лейтенанта. Маннергейм имел опыт личного участия в двух последних войнах российской империи (японской и Первой мировой), на его глазах произошел и катастрофический развал русской армии в 1917 году. Наконец, именно он вынес на себе тяжелейшую ношу командования финской армией с первого до последнего дня «зимней войны». Можно ли было после этого не прийти к самым пессимистическим оценкам боеспособности Красной Армии? Могли Маннергейм сомневаться в том, что та армия, которая, имея огромное численное и подавляющее техническое превосходство, три месяца топталась на Карельском перешейке, завалив его десятками тысяч трупов красноармейцев, будет немедленно разбита в пух и прах при первом же столкновении с лучшей армией мира, каковой летом 41-го по праву мог считаться германский вермахт?

Маннергейм ошибся, но в этом отношении он был далеко не одинок. Начальник генерального штаба вермахта Ф. Гальдер записал 3 июля 1941 г. в своем дневнике: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». Ни Маннергейм, ни Гальдер, ни десятки других политиков и генералов (в том числе — и в странах антигитлеровской коалиции) не смогли понять и поверить в то, что советско-германская война, война Сталина и Гитлера, превратится в Великую Отечественную войну советского народа. В этом была их коренная ошибка. Но не будем слишком строги — чего можно требовать от современников стремительно проносящихся событий, если и по сей день большинство советских (ныне российских) историков не желает понимать и признавать эту, действительно непростую, диалектику перехода от развязанной двумя диктаторами драки за дележ добычи к Великой Освободительной войне, на которую поднялся великий народ.

Возвращаясь в весну 1941 года, мы не можем не признать, что из предположения о неизбежном и скором разгроме Красной Армии вырисовывалась совершенно другая стратегия действий Финляндии. Кому было оставлять территорию Карелии? Немцам? План «Барбаросса», как известно, ставил конечной целью операции «создание заградительного барьера по общей линии Волга–Архангельск». В зону немецкой оккупации при этом должны были войти все территории севера России, населенные карелами, финнами, вепсами. Более того, после успешной реализации плана «Барбаросса» восточным соседом Финляндии стал бы уже не Советский Союз, а гитлеровский Третий рейх, многократно к тому же усилившийся за счет сырьевых и производственных ресурсов бывшего СССР.

В реальной истории Маннергейм отказался от многократных предложений немецкого командования наступать на соединение с вермахтом от реки Свирь к Тихвину и Волхову и направил главные усилия финской армии на создание оборонительной линии по рубежу Сегозеро–Онежское озеро–р. Свирь–Ладожское озеро. От кого, от какой армии собирался оборониться на этом рубеже Маннергейм? Не от немецкой ли?

При большом желании можно, конечно, найти что-то общее между действиями финского руководства летом 1941 г. и вторжением Красной Армии в Польшу в сентябре 1939 г. Да, черты сходства налицо: и в том, и в другом случаях главным пропагандистским аргументом стала «защита единокровных братьев, брошенных на произвол судьбы прежними незадачливыми правителями». Однако на этом, скорее формальном, нежели содержательном, моменте все совпадения заканчиваются, и открывается огромная, принципиальная разница в целях и результатах действий Сталина и Маннергейма.

В сентябре 1939 г. Сталин мог спасти Польшу, но предпочел погубить. Маннергейм и его доблестная армия в силу огромной разницы в размерах не могли летом 41-го радикально изменить ход боевых действий и спасти Красную Армию от разгрома. В сентябре 1939 г. Сталин оккупировал половину (52%) территории Польши, на которой перед войной проживало более трети всего населения. Осенью 1941 г. финская армия заняла территорию, на которой проживало менее одной трети процента населения СССР и отсутствовали сколь-нибудь значимые военно-промышленные предприятия. В сентябре 1939 г. обоюдной целью Сталина и Гитлера была ликвидация польской государственности (о чем было прямо и отчетливо заявлено в совместных документах, которые публиковались на первой полосе газеты «Правда»), и сокрушительный удар Красной Армии в значительной степени способствовал достижению этой преступной цели. Финляндия же освобождала аннексированные у нее территории и пыталась спасти от сталинского террора своих соплеменников, и не её вина в том, что добиться этого можно было лишь военным путем…

После Сталинграда и Курска Сталин уже не пошел бы ни на какие уступки финнам. С этого момента (с лета 1943 г.) Финляндии лишь оставалось ждать неминуемой расплаты за ее соучастие в войне Гитлера. Задним числом можно предположить, что где-то году в 42-м был момент, когда финское руководство могло выйти из войны, решительно порвав с Германией и согласившись на значительные территориальные уступки Сталину. Может быть, в 1942 году такое соглашение с Москвой было еще возможно. В любом случае, заключение мира с Финляндией, что автоматически означало «мирный прорыв» блокады Ленинграда, отвечало и ближайшим, и долгосрочным интересам советского и финского народов. То, что такое соглашение не было достигнуто, лежит тяжким грузом на совести политических лидеров двух стран. Предпринимались ли попытки достижения такого соглашения — об этом автору этой книги ничего не известно.

Подводя итоги всему вышесказанному, приходится согласиться с тем, что и руководители Финляндии не смогли найти такой выход из бесконечно сложной и непредсказуемой ситуации 1940–1941 годов, который защитил бы интересы и честь их страны. И все же на весах истории трагические ошибки, допущенные в борьбе за спасение финского народа и его государственности, должны иметь иной вес, нежели агрессивная глупость Сталина и его приспешников.

ИСТОЧНИКИ

1. Газета «Известия», 24 февраля 1939 г.

2. Газета «Известия». 4 мая 1939 г.

3. Газета «Известия», 11 марта 1939 г.

4. Газета «Известия», 1 ноября 1939 г.

5. Там же.

6. Случ С.З. «Советско-германские отношения в сентябре–декабре 1939 г и вопрос о вступлении СССР во Вторую мировую войну», Журн. «Отечественная история». 2000 г., №6.

7. Ибатуллин Т.Г. «Война и плен». СПб., 1999. С. 64.

8. ВИЖ (Военно-исторический журнал). 1988. № 10

9. Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и конфликтах. Статистическое исследование/ Под ред. Г.Ф. Кривошеева. М.: Воениздат, 1993. С. 72, 79, 92, 99, 101, 112–119, 121-122, 165, 167-168, 201, 232, 250, 353, 368, 371.