Чужая в чужом море - Александр Розов

«Поднялись на 200 метров, набрали скорость 120 узлов — говорил Фидэ, — здесь чертовски болтает, видимость ноль, но машина тянет нормально… (после длинной паузы) …Прошли высоту 300 метров, скорость 200 узлов, видим отдельные просветы, иногда гребни волн… (еще одна длинная пауза) … высота 500, скорость 280, корректируем курс, идем на цель».

Последующие переговоры были сплошным потоком сленга, аббревиатур и цифр, а меня скоро попросили перейти в кают–компанию – мое место в PuCo заняла Брай. Меня саму поразило, с какой легкостью я смогла переместиться на эти несколько метров по кораблю в сторону кормы. Меня шатало и дергало из–за ужасающей осевой качки, но я уже не боялась, и тело как–то само находило правильную последовательность действий – как наклониться, когда шагнуть и за что ухватиться при новом толчке или смене наклона.

Сначала мне показалось, что в кают–компании сидят двое: лицом ко мне – Крис Проди, а спиной — Терга–Та, но подойдя, я вижу, что сидение напротив Криса занято чернокожей (т.е, черно–латексной) надувной куклой. Уродливый продукт секс–индустрии, из самых дешевых (думаю, меньше ста долларов), навечно застыл в сидячей позе, выставив перед собой ладони, как будто намереваясь кого–то оттолкнуть. При этом голова немного откинута назад, и кажется, что кукла рассматривает своими небрежно нарисованными глазами что–то над дверью в тамбур, ведущий на корму. Потом я понимаю, что «рабочее положение» этой куклы — «dog–style sex», т.е. по мысли авторов модели, она должна была стоять на четвереньках. Самое смешное у нее – это бюст. Видимо, в целях удешевления технологии, груди сделаны в виде простых конусов. При надувании они приобрели чуть более округлую (и уже окончательно нелепую) форму артиллерийских снарядов.

Я уже знаю из книги Ван Хорна, что на «коже» каждой Эле Тики, по традиции, пишут какое–нибудь латинское изречение. У этой под левой грудью размашисто написано алым маркером: «In hostem omnia licita» (по отношению к врагу все позволено). Ну, ясно: ведь «RedYeti» создан в первую очередь не для спасения терпящих бедствие, а для войны. С другой стороны, меганезийская доктрина «autodefenca humanitar», рассматривает войну, как «вооруженный силовой метод спасения жителей от организованной тирании».

Все эти подробности я рассматриваю, уже усевшись рядом с Крисом и пристегнувшись ремнем безопасности. Точно так же пристегнут Крис. И кукла, разумеется, пристегнута, иначе она давно уже каталась бы по полу от одной переборки к другой. Экс–сержант тут же предлагает мне хлебнуть из армейской фляжки. Я соглашаюсь, даже не спросив, что там. Делаю глоток. Судя по хвойному вкусу, это какой–то местный сорт джина. Крис на связи с «йети»: перед ним мини–блок коммуникатора и экранчик на ножке, приклеенной к столику липучкой. Изображение на экранчике разделено пополам: слева индикаторная панель, справа — обзор с места пилота. До объекта еще 20 минут полетного времени, так что Крис успевает дать некоторые разъяснения по ситуации.

Ребята в пироге — из племени «баджао», называемого также «orang–laut» (по–малайски — «люди моря»). Это морские кочевники, уже много веков обитающие в акватории между Филиппинами, Калимантаном и Сулавеси, где разбросаны тысячи крошечных островков, большинство из которых даже не имеют официальных названий. Баджао целыми семьями кочуют на своих пирогах, иногда возводя в море маленькие временные плавучие деревни, или деревни на длинных бамбуковых шестах на некотором расстоянии от берега. Баджао – прирожденные рыбаки, мореходы, пловцы и дайверы. Как и меганезийцы–утафоа, они учатся плавать раньше, чем ходить. Меганезийцы произносят свое любимое: «Au oone aha miti» (наша земля — это море) с некоторой долей позерства, а вот баджао действительно живут в море, выходя на сушу только ради добычи специфически–сухопутных ресурсов.

Некоторые этнографы считают, что баджао произошли от какого–то из племен утафоа или маори, в глубокой древности заброшенного далеко на северо–запад от старой Гавайики. Мифы баджао говорят об урагане, отогнавшем плавучие дома их предков на Калимантан. Если это так, то историческая родина баджао — меганезийские Каролины. Численность «настоящих баджао» (т.е. не смешавшихся с малайцами или филиппинцами, не осевших на берегах, а продолжающих следовать традиции морских бродяг) - примерно 40 тысяч. Они всегда «за бортом суши» — т.е. четко дистанцированы от общества жителей берега, вдоль которого они кочуют, или вблизи которых они оседают на некоторое время. Их отношения с берегом исчерпываются меновой торговлей — жемчуг, рыба и моллюски на древесину, ткани, металлические инструменты и оружие. Если называть вещи своими именами, то баджао – живут на уровне каменного века, примерно как 20.000 лет назад.

О таких вещах, как письменность, они имеют лишь самое общее представление, их дети вообще не получают образования, а их обычаи и религия соответствуют палеолиту. Когда в XV веке на малайском Калимантане к власти пришли арабские исламисты, баджао, не желавшие жить по–мусульмански, откочевали на север, к острову Минданао и архипелагу Сулу. Когда в середине XVI века Минданао завоевали кастильские бандиты, сделали там часть империи Филиппа II (Филиппины), и стали силой обращать жителей в католицизм (который был так же противен баджао, как ислам), морским номадам пришлось прятаться в буферной зоне моря Сулавеси, между двух огней. С XVII века Филиппины стали ареной непрерывных войн за раздел и передел мира между «великими державами», и баджао на время оставили в покое. В середине XX века Филиппины получили независимость, и там началаись баталии между бандами католического, исламского, и маоистского толка. Та банда, которая в данный момент партизанила, пряталась среди морских номадов, и затем они попадали под удар правящей банды в рамках борьбы против партизан–экстремистов. В начале XXI века власти Филиппин навели относительный порядок в стране, и занялись ассимиляцией баджао, принуждая их к оседлости, благам цивилизации и католическим обычаям. Вероятно, у чиновников в Маниле были лучшие побуждения, но практически получилась попытка изнасилования маленького этноса, под флагом культуртрегерства. Баджао начали понемногу кочевать к востоку, где формировались свободные островные территории Микронезии и Палау, впоследствие вошедшие в Конфедерацию Меганезия.

Разумеется, в Меганезии тоже занялись приобщением баджао к благам цивилизации, но крайне тактично. Вообще–то тактичность в таких делах совершенно не характерна для меганезийцев. Меганезию 8 раз обвиняли в «акциях с целью уничтожения религиозно–этнической группы, как таковой» — статья II Конвенции ООН 1961 года «о геноциде». Меганезийская судебная расправа с ортодоксальными общинами мусульман и христиан, вызвала возмущение во многих странах и в авторитетных международных организациях.

С баджао все было наоборот. Крис стал было объяснять связь тактичного отношения к баджо с принципами Хартии и с культурой Тики, но его отвлекли текущие дела. «Йети» подошел к терпящей бедствие лодке на дистанцию прямой видимости. События начали развиваться так стремительно, что я понимала происходящее лишь в общих чертах.

Мачты с узким парусом на лодке уже нет — видимо шторм снес и то, и другое, но ребята еще держатся. Они каким–то немыслимым способом заставляют свою пирогу катиться с одной из исполинских волн. Потом, после того, как гребень накрывает их, выныривают и разворачивают утлое суденышко так, что оно долго катится, будто бы убегая от гребня следующей волны. Тут, как я поняла, RedYeti вошел в глубокое пике — изображение лодки на экране стало быстро расти, а затем двое в лодке сделали невероятную вещь: несмотря на сокрушительную силу ветра, они встали во весь рост, держась друг за друга. Возможно, Фидэ на что–то подобное и рассчитывал, выводя «йети» на такую позицию, а Ион был уже готов к выстрелу и держал лодку в прицеле fishnet–launcher. Крупноячеистая клейкая сеть накрыла обе «цели». Через секунду на экране остался только надвигающийся гребень волны, а потом он резко провалился вниз — «йети» на полной тяге свечкой уходил в небо. Я вздрагиваю, представив, что должны чувствать два человека, висящие в сети, на тросе под брюхом взмывающей в небо машины, под ударами ураганного ветра.

Дальше – пауза. Пока лебедка не втянет сеть в кабину «йети», мы не узнаем даже, живы ли они. Мы ждем. Экс–сержант беззвучно шевелит губами — то ли ругается, то ли просит помощи у древних богов и богинь Гавайики. Я тупо смотрю на сидящую напротив Эле Тики. Каждый раз когда «Фаатио», скатившись с волны, проваливается в воду, кукла кивает и взмахивает руками — как будто, дирижирует всем происходящим. В голову лезет всякая чушь, я даже протягиваю руку и дотрагиваюсь до «кожи» этого изделия. Нет, все нормально, это просто мягкий латексный мешок, надутый воздухом… Время тянется чудовищно долго. Я не могу отделаться от чувства, что электроника встроенных часов экранчика вышла из строя, и меняет цифры впятеро медленнее, чем следует. Наконец несколько напряженный голос Иона сообщает: «По ходу, оба живы. Хотя мне не очень нравится, как они выглядят. Может им глюкозы вколоть и что–нибудь против шока?».